Год зеро — страница 22 из 88

Натан Ли достиг Тамеля — туристического района. Его маленькая экспедиция с Оксом началась здесь, в любимом отеле альпинистов «Тибет Гест-хаус». Сейчас гостиница была закрыта, створки железных ворот связаны проволокой. Он побрел дальше, углубляясь на туристическую территорию. Желудок сжимался от голода. Натан Ли рассчитывал, что это место станет его прибежищем, он будет здесь в безопасности среди соотечественников-американцев, собратьев «по веревке», сочувствующих. Но он не нашел ни альпинистов, рыщущих в поисках интрижки на одну ночь, ни любителей путешествий с накачанными на тренажерах бедрами, ни поклонников группового туризма; не было здесь менял, мальчиков — чистильщиков обуви или профессиональных нищих. Не работали магазины, торгующие альпинистским снаряжением, и книжные лавки. Яркие елочные рождественские лампочки на окнах ресторана безжизненно свисали с кабеля. Не звучал «Led Zeppelin». Туристический мирок уплыл брюхом кверху.

И тут в самом конце квартала он заметил мужчину с женщиной. Оба были в цыганских одеждах в духе нью-эйдж[29]. У нее были светлые волосы. Он катил рядом с собой солидный горный велосипед зеленого цвета. Туристы с Запада!

Натан Ли не решился окликнуть их. После стольких месяцев в компании шепчущих прокаженных он и себя воспринимал как неприкасаемого. Лишь прибавил шагу, чтобы догнать их. Болела нога. Недостающие пальцы вызывали хромоту: он передвигался рывками, сильно раскачиваясь. У него даже походка стала как у прокаженного.

Женщина украсила себя полудюжиной шарфиков, струящихся в солнечных лучах. Туристы явно никуда не спешили. Она звонко смеялась и курила ментоловую биди. Больнее всего задело Натана Ли, что его избавление от смерти и побег к жизни, по-видимому, воспринимались ими как легкая утренняя прогулка.

Натан Ли сбавил шаг. Он был слаб и потерял их из виду. Затем высмотрел в водостоке окурок биди, все еще испускающий завитки ментолового дымка. Прибавив шагу, он увидел велосипед мужчины, прислоненный к стене. Потом донесся запах пищи. Это был небольшой ресторанчик, старомодный, строгий бхаати, в котором наверняка не подавали ничего, кроме чая, риса и чечевицы с разделанным на кусочки мясом цыплят, не очищенным от костей. Спустившись на несколько ступеней, он пригнулся и вошел в слабо освещенную комнату. Похоже, это опиумный притон.

Когда глаза привыкли к полумраку, Натан Ли увидел их — мужчину и женщину. Единственные посетители. Он направился к ним и остановился, держась на почтительном расстоянии и ничего не говоря.

Наконец женщина спросила:

— Ви кто?

Француженка. Все пальцы, даже большие, украшены кольцами. Глаза густо обведены сурьмой, в ушах — золотые сережки. Любительница экзотики. У мужчины на шее красовались нити пуджи. Левая рука обернута четками. Глаза казались золотистыми от перенесенной желтухи. Бродяги дхармы[30]. Натан Ли сразу же определил это. Отрешились от собственной родины. Догматично избегают всяческих догм. Человечество — их ландшафт. В далеком прошлом такими были его родители.

Натан Ли побоялся назвать женщине свое имя.

— Мне нужна ваша помощь, — проговорил он.

Она поднесла свечу к его лицу:

— Какая именно? Посмотрите на меня. — Она поводила рукой со свечой. — Вы забыли, кто вы?

Натан Ли сощурился на пламя. Было ли это какой-то мистической загадкой? Вопрос, который задала женщина, очень важен для нее. Он не знал, какой ответ удовлетворит француженку, поэтому не сказал ничего.

Женщина не могла решить, как с ним поступить. Она опустила свечу на стол и заговорила со своим спутником.

— Не знаю, — сказала она. — Говорят, это не всегда можно определить по внешнему виду.

— Как вы попали сюда? — спросил его мужчина. — И говорите громче, вас едва слышно.

— Я шел за вами, — сознался Натан Ли.

— Да нет, сюда вы откуда приехали?

— Из Америки, — уклончиво ответил Натан Ли.

Мужчина цыкнул языком, услышав бестолковый ответ. Ну конечно, американец. Женщина проявила больше терпения. Она снова принялась задавать вопросы.

— Вы прибыли с юга? Или с севера, с Тибета? — Она проговорила: «Ти-бе-та».

Натан Ли понял, что ему ничего не остается, как довериться им.

— Я сидел в тюрьме.

— Вот видишь, Моника? — Мужчина отшатнулся от Натана Ли. — Значит, правду говорят. Они держат их на границе и не выпускают.

«Кого держат? — удивился про себя Натан Ли. — На какой границе?»

— Меня выпустили, — поспешил успокоить их Натан Ли. — Сегодня утром. Час назад.

— Здесь? — спросил мужчина. — В Катманду? — «Кот-маун-ду-у?»

— Пусть сядет, — сказал Моника. — Погляди на него. Он едва стоит на ногах. Вы сегодня ели? Где ваши вещи?

Ощущение своей убогости он утратил, живя среди прокаженных. По крайней мере, его плоть при нем, во всяком случае большая ее часть. А еще — книга.

Жена хозяина принесла еды.

— Садитесь, — сказала Моника и подвинула свой чай к Натану Ли.

Он ухватил обеими ладонями горячее стекло и поднес к губам. От великолепного вкуса молока, сахара и чая голова пошла кругом.

— Моника, — пожаловался компаньон на французском. — Нам и так мало осталось. А если он пришел сюда из Индии? Тогда его появление означает конец всем нам.

— Конец и так скоро, — безмятежно ответила она. — Это лишь вопрос времени. Мы же все обсудили.

Натан Ли понятия не имел, о чем они говорят. Моника подтолкнула ему через стол оловянную тарелку: горка риса с чечевичной подливкой.

— Merci, — поблагодарил он.

Партнер Моники не угомонился. Он повернулся к Натану Ли:

— Скажите нам правду. Вы заражены?

Внезапно Натан Ли понял причину его беспокойства. Пальцы на ногах. Они решили, что он болен проказой. Он улыбнулся:

— Не волнуйтесь. Я потерял их в горах.

На этот раз смутились французы.

— Теперь он просто несет чепуху, — сказал мужчина.

Натан Ли вытянул ногу.

— Обморожение, — пояснил он. — Не проказа.

Мужчина опять цыкнул. Вот же тупой американец.

— Да какая проказа? Я говорю о чуме.

— Чума?

Рис был таким наваристым, специи так ароматны!

— Да он нас за дураков держит, — фыркнув, возмущенно проговорил на французском мужчина.

— Или просто не в курсе, — ответила Моника.

— Год спустя? — Мужчина недоверчиво взглянул на Натана Ли.

— Это называют «Кали-юга», — сказала женщина. — Темный век. Мы вступаем в эпоху всеобщего уничтожения. А затем планета переродится. А с ней — и все мы. И настанет рай на земле. Шамбала.

Натан Ли отпил еще чаю. А кто сейчас несет чепуху? Он полагал, что с темой апокалипсиса закончили, как только улеглась паника, вызванная наступлением 2000 года. Но, по-видимому, некоторые готовы отправиться на край света в поисках удачи.

Натан Ли тянул время, потому что еще не доел. Он показал на огонек свечи.

— Я заметил, что в городе нет света. Транспорт встал. Туристы все уехали. Куда они подевались?

— Туристы? — буркнул мужчина. — Нет больше такого понятия. Как нет больше дилетантов, пассивных наблюдателей. Нынче каждый должен жить реальной жизнью. Или умереть.

Он произнес это с удовольствием, будто смакуя.

Отец Натана Ли, кажется, говорил нечто похожее. Жизнь — риск, смерть — паскуда.

— Вы что, правда не понимаете? — обратилась к Натану Ли Моника. — Сейчас весь мир такой. — Ее пальцы вплыли в ореол пламени. — А совсем скоро будет вот таким.

Кончиками пальцев она сжала фитиль, погрузив стол в сумрак.

Спустя минуту, когда глаза Натана Ли привыкли к темноте, он увидел свою тарелку с едой. И вновь запустил в нее ложку.

— Мы опередили болезнь, — рассказывала Моника. — Мы были в Индии, когда она разразилась в Европе и Африке. Это произошло одиннадцать месяцев назад. Теперь эпидемия шагает через Центральную Азию. Нам пришлось прийти сюда, чтобы дождаться своей судьбы.

— А ведь были предвестия, — сказал ее любовник. — Знамения. Землетрясения. Лавины в Альпах. Разрушительные ураганы в Европе. Засуха в Африке. Лесные пожары в России. Полчища саранчи. Лягушки-мутанты. Друг рассказывал: в Косово реки, алые от крови.

Он замолчал, ожидая реакции американца.

Натан Ли не решался говорить начистоту, пока не доест. Кто знает, когда удастся перекусить еще раз. По словам этой французской парочки, в мире творится какое-то безумие. Они это называют чумой? Литании с мольбой об избавлении от бедствий явно недостаточно. Разве бывали на нашей планете времена без землетрясений, лавин, ураганов и нашествий саранчи? Все в порядке вещей, надо просто отдаться во власть Матери-Природы. А что касается изуродованных лягушек — все претензии к «Доу кемикал». Реки крови? Виноваты головорезы из Сербии.

— Прямо как при Моисее, — сказал он между двумя ложками.

— Да, — согласился француз. — Только на этот раз Бог не пишет, а стирает записи в Книге Бытия.

Он продолжил перечень бедствий: неурожаи, периоды небывалой жары, сильнейшие грозы, полное затмение и арктическая зима… в Риме и Майами!

— А теперь еще и какая-то инфлюэнца, — вежливо добавил Натан Ли.

— Нет, не инфлюэнца, — поправила Моника. — Неизвестная еще болезнь. Человек заболевает и очень быстро слепнет. Это начальный этап. Глаза становятся бесцветными.

Вот почему она рассматривала его глаза.

— Потом становится прозрачной кожа. Человек делается похожим на призрака. Выглядит даже красиво, — рассказывала она. — В последние часы жизни сердце человека — как на ладони.

— Вы сами видели? — спросил Натан Ли.

— Только на фотографиях в журналах. А теперь и их не стало.

Натан Ли не удержался:

— Люди умирают из-за того, что становятся невидимыми?

— Да нет же. Это всего лишь симптом. По мере разложения пигмента отказывает память. Вскоре человек забывает все. Начисто. Солдаты в бою бросают оружие. Это хорошо. Но и фермеры оставляют свои нивы. Матери забывают о детях. Распадаются общественные связи. Одна за другой вымирают нации. Лекарства нет. Надежды никакой.