— Они? — Голдинг почувствовала, будто ее опутывают вопросительные знаки. Миранда рассказала о смерти только одного клона. Выходит, были еще. — Мне нужны цифры, — потребовала она.
— А о скольких вам рассказала Миранда? — спросил Кавендиш.
Он знал, что у нее сведения от Миранды. Это означало только одно: за ней следили. И прослушивали телефон.
— Ты посмел втянуть в это Миранду! — Она обратила свою ярость на Эббота. — С кем ты, Пол? Во что ты ввергнул свою дочь?
Эббот поморщился:
— Она сама хотела участвовать в процессе.
— Только не в таком. Сколько умерло? — спросила она.
— Тридцать восемь, — ответил Кавендиш.
— Какая-то бойня… — прошипела она.
— Элис, прошу тебя, присядь, пожалуйста, — сказал Эббот. — Где твой кислородный аппарат?
Она оттолкнула его руку. Пустой стул манил. Только сядь — и они утянут ее в дискуссию. Кавендиш примется изводить, Эббот — искать компромисса. Будут темнить, увиливать, врать. Нет, с этим надо покончить сейчас же.
— Я не стану давать разрешения на убийство, — объявила она.
— Убийство? — поразился Кавендиш. — В эру чумы?
Голдинг посмотрела на него в упор.
— Хватит! — Она шлепнула на стол письмо. — Ваши работы прекращены. Я замораживаю исследования во всех лабораториях. Я связалась с ФБР. Будет проведено полномасштабное расследование и предъявлены уголовные обвинения. А вы пойдете под суд: придется отвечать за эти тридцать восемь убийств.
Лицо Кавендиша хранило безмятежное выражение.
— Элис, ты не понимаешь, — прервал ее Эббот. — Ты же в курсе, что анализ крови на выявление вируса Корфу разрабатывался здесь, в Лос-Аламосе. А ты ведь знала, что он появился как следствие клинических испытаний над людьми? Использовались клоны из голгофских костей. Миранда открыла способ восстановления Т-клеток из частиц старой крови. Даже если невозможно локализовать сам микроб, мы, по крайней мере, обладаем диагностикой для выявления его носителя. Это первый шаг в борьбе против этой заразы. Теперь мы можем защитить свои границы. Ценой нескольких жизней мы спасем сотни миллионов, а возможно, и все человечество.
— Проект закрыт, — сказала она.
— Ясно, — подал голос Кавендиш. — Вы видите во мне ученого-безумца, орудующего в лаборатории за вашей спиной. Комплекс Наполеона на колесиках. Вы старались быть выше того, что видите во мне. Знаю, пытались. Но каждый раз возвращались к этому маленькому скрюченному уродцу в каталке. Это очень, я бы сказал, неполиткорректно. Но мы все так устроены: замечаем лишь то, что запрограммированы видеть. Волшебные сказки. Зло есть порок. Мы предвзяты. В некотором смысле это наша надежда на спасение. Мы же хотим верить только в добро. А зло безобразно. Сгорблено. Уродливо. Верно?
— Вы закончили? — спросила Голдинг.
Он вскинул голову:
— Сколько вам лет, Элис? Семьдесят с хвостиком? Ваша жизнь удалась, согласны? Полная успехов и достижений, сбывшихся мечтаний. — Он улыбнулся. — Мне ни за что не дожить до тридцати двух. Меня всего скрутила и не отпускает боль. Руки прыгают, как рыбки в пруду. Позвоночник кривится. И ничего с этим не поделать.
— Я очень сочувствую вам, Эдвард.
— Нет, прошу вас, не заблуждайтесь на мой счет. Я не испытываю никакой жалости к себе. Как только я стал достаточно взрослым, чтобы думать, я пришел к пониманию: то, что случилось со мной, не должно произойти с кем-то другим. Вот почему я занялся генетикой. Чтобы уберечь младенцев от моей судьбы. А сейчас встал на пути неведомой болезни и знаю, что могу помочь. Я тоже хочу быть частью решения.
Голдинг с трудом сдержала порыв изменить свое отношение к этому человеку. Однако он не отрекся и остался на своем. Значит, считал, что эксперименты над людьми должны продолжаться.
— Не тот случай, когда цель оправдывает средства, — твердо проговорила она.
— Я предполагал, что мы придем к этому, — сказал Кавендиш и нажал кнопку на консоли своего кресла. Через мгновение зазвонил его телефон. Он ответил: — Да, — и взглянул на Голдинг. — С вами кое-кто хочет встретиться.
Она перехватила удивленный, хмурый взгляд Эббота. Похоже, они отклоняются от сценария.
— Я же просила не вмешивать сюда Миранду, — сказала Голдинг.
Кто, как не она, мог звонить?
— Это не Миранда, — сказал Кавендиш.
В дверь постучали.
— Входите.
Дверь открылась. Раздался звук — шелест колес по полу.
Голдинг не обернулась, чтобы взглянуть на вошедшего. Она стояла, держа голову высоко поднятой. Сбоку от нее в своем кресле повернулся всем телом Эббот. В его глазах она увидела замешательство и следом — изумление.
— Элис? — донесся от двери голос.
Она застыла. Сердце больно сжалось. Она не хотела поворачиваться. Не желала узнавать. И все же повернулась.
— Виктор, — прошептала она.
Муж Элис, отец ее детей, лежал на каталке, настолько слабый, что не мог двигаться. И дело не просто в земном притяжении. Они выловили его из резервуара, коротко остригли, обрезали ногти. Но волосы успели отрасти и теперь разметались по подушке. Ногти уже закручивались наружу. На каталке привезли человека, только что бывшего молодым и в одночасье ставшего пятидесятилетним. Старение было таким быстрым, что его тело вздрагивало от этой метаморфозы.
— Где я? — прошептал он.
Она погладила его по голове, и меж пальцев остались пряди волос. Шестьдесят. Пигментные пятна расцветали на его руках. Семьдесят. Глаза и щеки ввалились. Девяносто. Он моргнул, абсолютно дезориентированный.
— Ты со мной, — сказала она и поцеловала его в лоб.
— Я не понимаю, — проговорил он тоненьким голосом.
— Все хорошо, Виктор, — шепнула ему она. — Я очень люблю тебя.
— Я сплю?
Он умер.
Даже тогда ускоренные гены не замедлили свой бег. Метаболизм был стремителен. Истлела его плоть. Его глаза…
Элис почувствовала, как зашлось сердце. Она облокотилась на тело мужа, пытаясь ухватиться за дальний край каталки.
— Что ты сделал? — услышала она, как Эббот кричит на Кавендиша.
— Мы получили все официальные разрешения на эксгумацию останков, — ответил Кавендиш. — Да нам нужна была всего-то пара его клеток.
— Я не желаю ввязываться в это! — продолжал кричать Эббот.
Элис слушала их. Какой ужас! Она не сумела удержаться и соскользнула на пол.
— Элис! — Эббот упал на колени и склонился над ней. Он попытался осторожно поднять ее. — Зови на помощь! — крикнул он.
Собрав все оставшиеся силы, она оттолкнула его и умерла.
10ПОРНОГРАФИЯ
Февраль
Миранде казалось, будто она потеряла мать еще раз. Но траур уже давно был не в моде, и она не плакала.
Почти у каждого в Лос-Аламосе к этому времени умерли близкие: либо непосредственно от пандемии — в первую очередь, ученые из других стран, — либо в силу связанных с ней обстоятельств. Чума пока еще не пробилась к берегам Америки. Но по мере того как истощались запасы медикаментов, а врачей перебрасывали на различные «плацдармы» вдоль побережья и границы с Мексикой, население становилось жертвой других заболеваний. Особенно свирепствовал внезапно вернувшийся туберкулез. Поднимал голову полиомиелит. По всей территории полуострова Флорида отмечались вспышки холеры. Наиболее высокой смертность была среди стариков и детей. Медико-санитарная помощь находилась в таком упадке, что люди умирали даже от укусов собак, царапин, нанесенных ржавыми гвоздями, и от переломов костей. Удивительно, как вдруг слились воедино все мыслимые страдания, смерть и хаос. Так или иначе, каждое вроде бы случайное событие было вызвано действием одного и того же механизма — чумы. Достаточно было лишь произнести это слово, и оно объясняло любую тайну, любую беду. Даже смерть старушки от второго инфаркта.
Вот и Элис в памяти знавших ее попала в братскую могилу вслед за многими другими. Лос-Аламос потерял своего лидера и тотчас обрел нового в лице Кавендиша. Миранда скрывала свое горе. Из уважения к окружающим следовало держаться стойко и продолжать работать, что она и делала. Перед лицом смерти Миранда с головой ушла в создание новой жизни в лабораториях «Альфы». Однако полностью отогнать печаль не удавалось. Вот так она и пристрастилась к «чумному серфингу».
Этот своеобразный отдых сделался грустным увлечением для многих из них: «серфинг», как люди называли свои электронные странствования, — наблюдение за тем, как гибнет человечество. Миранда мысленно сравнивала «серфинг» с подсматриванием издалека за ложем умирающего и месяцами избегала заниматься этим. Но теперь чувствовала: она обязана знать, что им грозит.
С безопасной высоты своего холма вооруженные новейшей коммуникационной технологией серферы окунались в омут сообщений, призывов о помощи, сплетен и радиосигналов, посылаемых в эфир жертвами из всех уголков планеты, словно бутылки с записками. Достаточно было всего лишь войти в Сеть. Несколько нажатий клавиш — и Миранда подключалась к камерам видеонаблюдения магазинов и банков Швейцарии или Аргентины, глядела в телекамеры, укрепленные на мачтах легендарных небоскребов, вызывала ложные сигналы в отдаленных компьютерах или загружала изображения со спутников. Глаза были всюду. Небо полнилось голосами. Надо было лишь выбрать, что именно ты хочешь видеть или слышать.
Люди коллекционировали результаты поиска, как сувениры: записывая или скачивая их, обмениваясь или накапливая, создавая веб-сайты, обсуждая увиденное за чашкой кофе. У всех были собственные вкусы, свой порог восприятия. Одни неделями обсуждали ночное общение с отчаявшимися незнакомцами из стран с двенадцатичасовой разницей во времени. Другие пускались в пространные, эпические описания вымерших городов. Нашлась женщина, закрутившая виртуальный роман с астронавтом орбитальной станции. Организовывались клубы по реконструкции мертвых городов из электронных реликтов: склеивали картинки пустых улиц, искали отражения фасадов в зеркалах и витринах магазинов, входили в квартиры, разглядывали книги на прикроватных тумбочках, остатки прощальной трапезы, даже последние просмотренные жильцами видеофильмы. Кое у кого появилось хобби — коллекционирование жизней погибших.