Тело женщины обмякло. Двое моряков подхватили ее и перевалили через борт. На палубе осталась очередь из мальчиков и девочек. Натан Ли насчитал их семь — похожих на дожидающихся наказания озорников. Человек с молотком жестом велел подойти стоявшему впереди.
Натан Ли пригнул голову под брезент. Как же пираты его проморгали? Казалось, он наделал столько шуму: бросился в волны, прорубил ножом лаз в ялик прямо у них под носом. Будто некая пелена сделала его невидимым.
Натан Ли сел на корточки под прикрытием брезента. Буксирный конец надо обрубить до того, как заметят отсутствие пассажира на судне. Если повезет, ялик растает в сумерках, и моряки не обратят внимания. Провисший канат обнаружат лишь под утро, и едва ли капитан станет тратить время на поиски пропавшей шлюпки. Один удар ножа — и придет спасение.
Но как же дети?
Его трясла сильная дрожь.
Они ему чужие. Сразу же после выхода в море Натан Ли убедился, что дети стараются держаться от него подальше. Натан Ли прилагал огромные усилия, чтобы не узнать их имен, не встречаться глазами и не слышать их песенок. Да в любом случае, даже если б очень захотел, как он мог спасти их? Он им не отец. Его ждет свой ребенок.
Зубы выбивали дробь. Он взглянул на нож. «Неужели я настолько безнадежен?»
Натан Ли обвел глазами шлюпку, надеясь увидеть хоть что-нибудь, способное подтолкнуть его к действию. Нашел резиновый мешок с запасом провианта и питьевой воды, но без пистолета или ракетницы. Он казался себе почти таким же беспомощным, как эти ребятишки. И что теперь? Швыряться консервами в пиратов? Абсурд.
До него донесся всплеск. Натан Ли почувствовал глухой удар в деревянное днище. Он дрожал, делая нелегкий выбор между двумя крайностями: собственным спасением и мученичеством.
Еще один всплеск.
Натан Ли понял, что больше не в силах слышать, как убивают. Было бессмысленно и непристойно таиться в кильватере судна. Помочь он все равно не мог. Перебравшись на нос и просунув руку сквозь отверстие в брезенте, Натан Ли приложил лезвие ножа к тросу. Он велел себе не смотреть. И все же поднял глаза.
Невероятно, но пираты по-прежнему не замечали его. Но увидели дети. Их осталось трое. Заметив его, детишки вскинули головы и широко открыли рты от изумления, будто откуда ни возьмись выскочил «Джек-из-коробочки».
Поддавшись внезапному порыву, Натан Ли призывно замахал им.
«Прыгайте», — мысленно приказал он.
Вот в чем спасение: он перерубит трос и выловит их из воды одного за другим. Моряки не увидят его. А что: вполне возможно. Ребятишкам надо было лишь прыгнуть.
Натан Ли махнул еще раз — не широким, но отчетливым жестом:
«Давайте ко мне».
Его вдруг охватила радость. Полная шлюпка детишек! Он нарисовал в воображении, как вместе с ними достигает берегов Америки.
«Прыгайте!»
Натан Ли опять махнул рукой. Они поняли. Глаза их неотрывно смотрели на него, полные… нет, не надежды.
«Верьте мне», — молил он.
Но они узнали его: одинокий волк с носовой части траулера, человек, который рычал на них, когда, заигрываясь, они подходили к нему слишком близко; за это родители ругали их. И сейчас им казалось, что этот страшный чернобородый рыбак — часть их наказания. Он сотворит с ними что-то ужасное, как только моряки выбросят их за борт. Те-то хоть улыбались им.
В итоге не прыгнул ни один.
Натан Ли был не в силах досматривать финал. Дрожа от холода, он лег на дно шлюпки, неспособный двигаться или беспокоиться о том, что его обнаружат.
Стала сгущаться тьма. То ли ночь, то ли отчаяние — какая разница? Даже в свои самые трудные часы в Тибете он никогда не чувствовал себя таким одиноким. Он не верил в Бога. Сомнений не осталось. Не верил — и все. И тем не менее, как ни странно, единственным виновником он считал Бога. От чумы до этого убийства невинных зло в своем безобразии простиралось далеко за пределы греховной сущности человека и равнодушия вселенной. Наверное, права была француженка: Бог просто нажимал клавишу «delete» и начинал все с нуля.
Волны молотили маленькую шлюпку, а Натана Ли било о деревянные подпорки, тащило назад, на кладбище Азии. Он попытался вызвать в памяти лицо дочери, но оно ускользало. Наконец Натан Ли вспомнил о ноже, пробрался под брезентом и перерезал трос. Море вдруг улеглось. Он остался один.
Натан Ли дрейфовал всю ночь. Его трясло от холода. Он сунул ноги в пустой резиновый мешок, а голову укрыл парусиной. Мало-помалу организм стал согреваться — достаточно, чтобы нормально функционировать. Утром Натан Ли обнаружил мачту всего на пару футов выше его самого, с поперечным брусом. Она четко встала в гнездо. Парус был чуть больше того куска брезента, которым Натан Ли накрывался, но, как только был собран, сразу же поймал ветер.
Моряк Натан Ли был никакой. Он положился на свой компас: курс — на восток. Когда ветер расходился не на шутку, Натан Ли опускал парус и садился на весла. Когда стихало, вновь поднимал парус. Так прошло три дня.
Океан совсем успокоился.
На вторую ночь Натан Ли услышал крики чаек и подумал, что где-то рядом земля. Он просунул голову через прорезь в брезенте, но суши не увидел. Прямо на ялик беззвучно шло гигантское судно.
Авианосец, залитый огнями, как ночной город, простер над волнами плоскую неоглядную палубу. Американский — иного быть не могло.
— Помогите! — крикнул Натан Ли.
Он встал во весь рост и замахал руками. Последними спичками зажег несколько листов своей книги и поднял маленький факел над головой. Жалкие язычки пламени прожили считанные секунды. А он все махал рукой.
Море словно заснуло, ветра не было совсем. Авианосец приближался. Он будто парил в ночи, высился, как необъятный безмолвный мегаполис. Ни души на палубе. Тучи чаек метались с резкими криками в свете его огней.
— Помогите! — заорал Натан Ли. — На помощь!
В этот момент он разглядел американский флаг, трепещущий в воздушной струе за кораблем.
Стало очевидно, что корабль пройдет мимо в добрых двадцати — тридцати ярдах. С одного борта был опущен железный трап — почти до воды. Никак не подойти ближе. Даже если бы сейчас был поднят парус — все равно стоял штиль. Натан Ли схватился за весла.
«Трумэн» — красовалось на носу корабля ВМС CHIA. Стена серой стали в четыре или пять этажей нависла над головой. Слышался гул гребных винтов.
— Америка! — закричал он. — Помогите! Я здесь, внизу!
Корабль пронесся мимо: Натан Ли стоял в своей утлой посудине и смотрел, как гаснут его огни на западе. Стих ор чаек. Ночь вновь вступила в свои права. Натан Ли стал замерзать и спрятался под брезентом от настырных звезд.
Через день он подошел к стае зеленых и бирюзовых айсбергов. Словно малые планеты на своих орбитах, застыли эти громады в объятиях моря. Натан Ли вошел в ледяной лабиринт и поплыл мимо уносящихся ввысь отвесных утесов. Он погладил их ледяные бока, отколол кусочек первозданного льда, чтобы пососать. Потом вытащил шлюпку на твердый, как алмаз, лед, решив здесь переночевать. Однако, растревоженный красотой вокруг, не смог уснуть. Море светилось зеленоватым неоном планктона, а может быть, собственным внутренним светом. Северное сияние парило над головой радужными грезами.
После насилия на «Охотском» этот хрустальный мир казался безмолвным раем. Натан Ли решил остаться здесь на день и ночь, а потом еще. Выглянуло солнце, и по иронии судьбы впервые за несколько недель он отогрелся… на хребте айсберга. Дни он проводил, исследуя ледяную скалу, отдыхая, пополняя записями книгу. Во время одной из своих прогулок по дальней от него стороне айсберга он обнаружил животное, впаянное в ледяную стену. По форме тела оно напоминало кошку. Будь у него топор — он бы вырубил его и потрогал рыжевато-коричневый мех. Увы, единственным инструментом был небольшой кривой нож, годный лишь для того, чтобы разрезать на дольки яблоки или перерубать веревки.
Натан Ли остался и на четвертый день, питаясь консервированными сардинами и тушенкой то ли из конины, то ли из собачатины — продуктами советских времен. В эту ночь ему приснилось, что животное, вмерзшее в лед, — он сам. Проснувшись, он почувствовал: то был не сон, а знак. Лед окутывал его чарами, соблазняя волшебной красотой и безмятежностью.
Едва забрезжил рассвет, Натан Ли спустил шлюпку и покинул айсберг. Определить, куда его занесло и как далеко, не было возможности. Единственное, что ему оставалось, — поднять маленький парус и вновь взять курс на восток. Когда кончились консервы, Натан Ли стал откалывать и сосать кусочки айсберга: большая ледяная глыба, как туша животного, лежала на дне шлюпки.
Он пытался ловить рыбу. Безрезультатно: добычей стали лишь несколько обрывков водорослей.
Всматриваясь в толщу воды, Натан Ли видел массы фосфоресцирующего планктона — дрейфующие холмы. Стонала под бременем избыточного света полная луна. Иногда Натан Ли вдруг сознавал, что это его стоны.
Премудрости навигации были выше его понимания. Будь у него морские карты и приборы, они не принесли бы пользы. Натан Ли перестал доверять своему здравому смыслу, единственное, что было понятно: течения каждую ночь тянут его назад. В конце концов он поднял парус и доверился воле ветра.
Как-то утром Натан Ли услышал скрип днища по гальке. Лодка попала на мель или ему только почудилось? Он поднял голову: плотный туман окутывал воду, слышался шум прибоя, гнавшего волны на длинный, широкий берег. То ли он достиг Америки, то ли суша — лишь плод его галлюцинации. Да какая разница? Натан Ли выбрался из ялика и побрел, шатаясь, по гальке. Когда он оглянулся на шлюпку, ее уносило в никуда.
ЧАСТЬ 3ГОД ТРЕТИЙ
14МИСТЕР СВИФТ ЕДЕТ В ВАШИНГТОН
Три месяца спустя
Натан Ли проснулся вместе с зебрами.
Был сокровенный час восхода. Лес кутался в холодную зеленую дымку. И были зебры. Натан Ли выглянул из пещеры и с минуту прислушивался к себе, почти уверенный в том, что чума все же