— Вам пора, — сказала она потом.
— Может, поженимся? — сказал он.
— Нет.
— Почему?
— Муж, чует мое сердце, живой. Он еще вернется. А вам… спасибо за ласку, за то, что напомнили, что я — женщина. Идите. Я не хочу, чтобы люди узнали.
Муминов пошел прямо в контору и начал разбирать бумаги, поступившие из райзо. Появился Нияз и спросил, не заболел ли он, потому что вечером не был на работе. Узнав, что раис просто отдыхал, предупредил, что едет в госбанк за ссудой. Нияз заметил необычное настроение друга, но из деликатности не стал интересоваться причинами. Да Муминов и не сказал бы ему всей правды.
— Езжай, — кивнул он, — а я подменю Чары-ака. Сынишка его прибегал, сказал, что приболел он. А пахать надо!
— Может, тебе уже хватит подменять и заменять других? — спросил Нияз. — Все-таки ты председатель колхоза?!
— А что я буду делать? Ходить из бригады в бригаду и кричать «хорманг!»? Со временем и такое, наверно, будет, а пока я обязан работать, брат!
Они вместе вышли из конторы.
— Где трактор? — спросил Муминов.
— Сломался.
— Где?
— Не все ли равно? Недалеко отсюда.
— И надолго?
— Механик уехал в МТС, раньше трех дней не обещает.
— Видишь, а предлагаешь, чтобы я не подменял. Понадеешься вот на такую технику, голодным будешь сидеть!
— Ну что я мог поделать, — развел руками Нияз, — директор, что бог, как захочет, так и сделает. Видел, что машина неисправна, заставил выехать за ворота.
— Ладно, не будем ссориться с директором, тем более, что бог. А их, богов, чтить нужно.
— Вообще-то стоило с ним поссориться, Тураб. Знаешь, что он сказал?! Ваш, говорит, колхоз быстро оправился, так что обойдетесь и таким трактором. В других хозяйствах, мол, дела совсем плохи.
— Так пусть там работают, как мы!..
Это событие произошло в том же году, в начале апреля. Колхозники, пользуясь погожими днями, успели посеять семена хлопчатника, кое-где и всходы стали появляться. Дехкане предсказывали благоприятную весну и, естественно, радовались этому. Но в одну ночь все изменилось. С юга пришли тяжелые холодные тучи, сползшие с отрогов Гиндукуша и не успевшие за время нахождения в пути остыть. Они наткнулись на высокую стену Гиссара и обрушились на долину нескончаемыми ливнями. Сразу похолодало, по саям и оврагам вниз, в тугаи, устремились грязные селевые потоки, и джидасайцам, равно как и жителям соседних кишлаков, приходилось быть все время настороже, а в наиболее опасных местах выставили наблюдателей.
Джидасайцы, как повелось в последние годы, особенно в войну, стали проклинать аллаха, мол, он стал совсем невыносимым, равнодушным к людским бедам, мол, только люди обрадуются чему-либо, как он тут же омрачает эту радость жестокостью. И уже увещевания некоторых ишанов, призывающих не гневить всевышнего своими высказываниями, не имели успеха. Люди их попросту не слушали или же предъявляли столько обвинений, что священники были бессильны на них ответить. А объявлять все происходящее волей аллаха, который-де таким образом напоминает людям о своем всесилии, тоже было бесплодным делом. Что же это за бог, если он только и знает, что насылает на головы верующих страдания?!
Два дня, пока бушевали ливни, Муминов и Нияз не знали ни сна, ни покоя. Приезжал сюда и Саибназаров и узнав, как колхозники выходят из трудных положений, остался доволен. Муминов пошел проводить его и увидел мальчишку лет тринадцати, бегущего со стороны высокой чинары и кричавшего что-то. Ветер и шум дождя относили его слова и ничего нельзя было понять. Наконец, он прибежал к конторе и Муминов узнал в нем одного из трех ребят, которые наблюдали за уровнем воды в Айгыр-куле. Муминов больше всего боялся за это озеро, воды которого быстро поднимались за счет селевых потоков.
— Раис-ака, там… там… — мальчишка руками показывал на окраину кишлака, — понимаете…
— Ты отдышись, йигит, — перебил его Саибназаров, — потом и расскажешь. Не спеши, поглубже дыши, вот так… еще глубже… Ну, а теперь выкладывай.
— Новый арык прорвало, вся вода в сай бежит!
— На насыпи? — сразу догадался Муминов. — Эх, черт! Как зовут тебя, йигит?
— Пулат.
— Вот что, Пулатджан, беги к чинаре и колоти по рельсу. Все, кто подойдет, пусть с лопатами и кетменями идут на насыпь. Жми, малыш. — Муминов повернулся к секретарю райкома: — Больше всего я опасался этого. Хошкельды-ака. Если снесет насыпь совсем, все посевы внизу пропадут!
— Справитесь сами или прислать кого из «Учкуна»? — спросил Саибназаров.
— Поеду по бригадам, соберу мужиков, — ответил Муминов, — думаю, что справимся.
— Ну, что ж, успехов вам!..
Муминов шел быстро, почти бежал, а предположения в голове были одно хуже другого. Когда воздвигали эту насыпь, он не очень-то надеялся на нее, потому что она была узкой, как кишка. «Просядет где, — подумал тогда, — размоет вмиг ее». Поделился своими мыслями с хосилотом, и старик успокоил его, мол, сейчас, когда вода полна илом, ничего страшного не произойдет, она сама закрепит берега, как бы зацементировав их.
Вода уже смыла насыпь наполовину и с шумом сбегала в сай, смывая новые участки. Муминов испугался, потому что увиденное было страшнее его предположений. В ту минуту в душе его, кажется, что-то надломилось. Стали подходить колхозники. Они столпились за его спиной и чуть слышно обменивались мнениями.
— Надо же, в самый разгар…
— Первый полив — псу под хвост теперь!
— Хорошо, если за неделю управимся…
— Дождь утихает, а за неделю солнце все всходы сожжет…
Растолкав толпу, к Муминову подошел хосилот и положил руку ему на плечо.
— Не тужите, раис, — сказал Раим-бобо, — нехоженая дорога без рытвин не бывает. Взнуздаем мы эту воду. Не уйдем, пока не сделаем этого! Возьмите себя в руки и командуйте!
— А что тут можно сделать, ата? Нужно всю насыпь заново…
— Будем рубить джиду и укладывать под низ, а сверху — маты и снопы из камыша. Дерна бы побольше заготовить, его вода не возьмет.
Предложение старика было правильным, и теперь только упорство людей могло спасти положение. Муминов послал одного мальчишку в кишлак.
— Найди дядю Нияза, братишка, пусть он организует сюда людей с топорами. Только быстро, чтоб одна нога здесь, а другая там, понял?! — Он повернулся к колхозникам. — А вы, товарищи, вяжите маты и снопы. Кто с кетменем пришел — ко мне! Будем готовить дерн. Остальные пусть собирают камни на берегах!..
Люди понимали последствия этой беды. Пшеница, которую сеяли на вновь освоенной земле и которая, собственно, избавила их от забот о хлебе, могла засохнуть на корню. Дождь стихает, выглянет солнце и оно высушит землю, а та, как тисками начнет сжимать растения, и все пропало. Кроме этого, вода эта приходила и на огороды. Поэтому и начали работать с иступлением, не жалея себя. Застучали топоры, кетмени вгрызались в землю с остервенением. К обеду на берегу выросла большая куча веток, снопов и камня. Муминов снял рубашку и брюки и полез в воду.
— Подавайте, товарищи, — крикнул он, — сначала ветки!
Люди выполняли его команды. Уложив слой веток, он закрыл их камышовыми снопами, а поверх их положил камни. И так он сделал несколько слоев, пока уровень воды не поднялся до дна арыка и часть ее не потекла по руслу. Ветками и матами он выложил и снесенную часть берегов, а потом стал обкладывать их дерном. Все, кроме тех, кто готовил дерн и маты, помогали ему.
— Видите, раис, — крикнул хосилот, вытирая пот с лица, — мир дунет — буря, мир плюнет — море. Взялись дружно и пошло дело.
— Боюсь, до темноты не управимся, ата.
— Разложим костры, на завтра ни в коем случае нельзя оставлять. Вода-то холодная?
— Сначала была такой, сейчас вроде потеплела, — ответил Муминов.
— Это оттого, что сами разогрелись, но вам пора и отдохнуть. С водой нельзя шутить. — Раим-бобо повернулся к колхозникам: — А ну, кто смелый?
Желающих не оказалось.
— Ладно, ата, потерплю, — крикнул ему Муминов.
— Разве можно пять часов подряд, раис? Ваше здоровье нам еще и завтра нужно. — Снова крикнул: — Есть добровольцы?!
— Есть. — К нему подошел Тура-арбакеш и начал раздеваться.
— Я уж грешным делом подумал, что в Джидасае настоящие йигиты перевелись, — произнес, улыбнувшись, старик. — Спасибо, сынок.
Муминов выбрался на берег, завернулся с ногами в шинель и начал пить чай. А арбакеш полез в воду и сразу начал хныкать:
— Братцы, разве это вода? Это же лед! Как огонь. Как вы выдерживали, раис? А я замерзаю, ох, зубы стучат против воли моей!
— Ты не вой, как волк, а двигайся, — посоветовал ему хосилот, — согреешься, а на одном месте и в самом деле околеешь.
— Это же пытка, — орал арбакеш, — я больше не могу, сейчас выскочу отсюда пулей. Пусть кто-нибудь другой, а с меня хватит, — сказал он наконец и выкарабкался на берег.
— Знаешь, что в таких случаях говорят? — спросил его Муминов, сбросив шинель.
— Нет, раис-бобо.
— В кармане ни гроша, а в зубы верблюду смотрит!
Муминов снова полез в воду. Теперь она показалась ему ледяной, кольнула со всех сторон острыми иглами, и он чуть не вскрикнул. Стиснул зубы и начал укладывать куски дерна. А если его не успевали подавать, хватался за лопату или кетмень и кидал землю на склон насыпи.
Разложили костры на обоих берегах. Насыпь стала принимать прежние очертания, только склоны были не гладкими, а ощетинившимися ветками и камышом. Вода кое-где просачивалась сквозь новые берега, и Муминов, стоя по пояс, стал укладывать маты, закрепляя их дерном и камнями. Перестали сочиться и последние струйки. Он вылез из воды и оделся.
— Пошли, — сказал он Ниязу и первым направился в кишлак. Люди расступились перед ним. Только теперь, после того как опасность миновала, он почувствовал, что проголодался. — Сейчас бы целого барана съел!
— Станем побогаче, твое желание исполнится, — сказал Нияз, — а пока зайдем ко мне, там вроде бы плов приготовили. Знаешь, есть одна притча, и она, мне кажется, очень подходит к данной ситуации.