возникли определенные трения и если они будут продолжаться, вряд ли он, Муминов, останется в «Маяке». Санамов спросил, кто бы мог заменить Гафурова на его посту, Муминов, подумав, назвал имя первого заместителя председателя райисполкома, восторженного своего почитателя. Примерно через месяц состоялся пленум райкома, рассмотревший организационный вопрос. Гафуров, в связи с переходом на другую работу, был освобожден от занимаемой должности. Вместо него избрали Ахмедова. Правда, Нияза перевели на равный пост, поставили первым секретарем райкома в горном районе, но это было равнозначно понижению. Район тот был крошечным, убыточным, состоящим из нескольких животноводческих совхозов.
Нияз, конечно, догадывался, по чьей милости его отправили туда, но, собираясь переезжать с семьей, он пригласил на прощальный вечер и Муминова. Муминов пришел, надеясь, что тот ничего не знает о его разговоре с Санамовым.
— Должность первого секретаря райкома, — сказал Гафуров, когда гости стали расходиться, — не вечная. Я имею в виду для одного района. Сегодня партии потребовалось, чтобы я работал там, значит, обязан повиноваться. Район хоть и маленький, но трудный. Насколько я помню, оттуда еще ни один секретарь райкома не уходил чистым, обязательно выпачкают в навозе.
— Скота много, вот и навоза достаточно, — пошутил председатель райисполкома. — Но вы, Нияз-ака, не из тех, кого можно запросто выкинуть за борт.
— Ладно, не будем об этом, — сказал Гафуров, — время такое, а мы все — рабы этого времени.
В то утро Муминов проснулся рано. Натянув на плечи теплый халат и сунув ноги в калоши, он вышел во двор. Рассвет едва намечался, пробиваясь белесыми пятнами сквозь тучи, затянувшие небо. Двор таял во мраке сумерек, голые деревья напоминали хлысты. Было, как всегда в начале ноября, прохладно. Дожди здесь начинаются намного раньше, чем на юге области, они уже трижды прошлись по полям колхоза, теперь же, судя по тяжелым тучам, повисшим над кишлаком, можно было ожидать, что сделают они это и в четвертый раз, если вообще не станут началом зимы. Не дай ее бог сейчас! Намучается народ, пока землю к следующей весне подготовит. Поля пока не очищены от гуза-паи, а приказа свыше на проведение этой работы не было. Как сообщил приехавший вчера в «Маяк» член ЦК Муллаев, пока республика не выйдет на шестимиллионный рубеж, поблажек никому не будет. Ни одной области, ни одному району, ни одной бригаде.
Муллаев приехал в сопровождении первого секретаря обкома Абдиева. Муминова еще днем предупредили о визите, и он ждал гостей в кабинете. Часто поглядывал в окно и как только увидел завернувшую к конторе «Чайку», поспешил к выходу. Поздоровавшись с гостями, он пригласил их к себе наверх, но они отказались от предложенной чашки чая, и Муминову пришлось занять место рядом с водителем. Муллаев изъявил желание немедленно осмотреть поля.
— Вчера состоялось расширенное заседание бюро ЦК, — стал рассказывать Муллаев, дымя сигаретой. — Все члены бюро, ответработники правительственного аппарата направлены в области и районы. Я приехал в вашу область. Нужно сделать последний, решающий рывок!
Муминов, как и все в Узбекистане, дважды в день слушал радио и по сводкам статуправления мысленно подсчитывал, сколько еще осталось собрать сырца до заветного рубежа. И сейчас, сидя в машине, плавно проплывающей мимо полей, где торчали ободранные кусты хлопчатника, он прикинул, что рывок этот — сто тысяч тонн сырца. Но если повсюду в республике поля такие же, как здесь, то хоть сто Муллаевых пришли, больше одного мешка гнили не соберешь.
— Сколько сборщиков колхоз выставляет ежедневно? — спросил Муллаев.
— По графику обкома, — ответил за председателя Абдиев, — три с половиной тысячи человек. Но здесь можно наскрести еще человек семьсот.
— Пусть будет три тысячи, — произнес Муллаев и добавил: — Завтра с утра закажите автобусы, Тураб-ака, и перебросьте народ на целину. Там пока хлопок есть. Надеюсь, вы поедете сами?
— Конечно, — кивнул Муминов. — Эти поля, видимо, придется очищать от гуза-паи?
Это была не просьба, а приглашение к размышлению.
— Не спешите, — посоветовал Муллаев, поняв, куда клонит Муминов. Стоит ему просто промолчать, как это будет воспринято за «добро» и… начнется. Гуза-пая — топливо на зиму. Стар и млад бросится ее собирать, и то, что начнется здесь, через полчаса перекинется в соседний колхоз, а там и всю область охватит. — Гуза-пая есть не просит, пусть постоит. Добьем до рапорта, тогда и дадите команду. Не хочу, чтобы нам обоим влетело!
— Земля тверда, а небо — далеко! — развел руками Муминов.
Муллаев поморщился от этой фразы, но не стал распекать председателя.
— Знаете, — сказал он, оказывается, американцы проявляют болезненный интерес к успехам нашей республики на хлопковом фронте. В нынешнем году, обрабатывая данные, полученные со своих спутников, они пришли к выводу, что мы снова дадим шесть миллионов тонн. Вот я и думаю, что раз уж по американским прогнозам выходит шестерка с шестью нулями, то нам, узбекам, грех не подтвердить его.
— Наш хлопок, — сказал молчавший до сих пор Абдиев, — не просто миллиарды метров ситца и сатина, но еще и большая политика. Это и оборона страны! Я все время пытаюсь вбить в головы руководителей области эти истины!
— И удается? — поинтересовался Муллаев.
— К сожалению, не всегда.
Байку об американцах Муминов слышит второй раз. В первый раз еще летом о них сообщил Санамов, принимавший участие в очередном курултае. Тогда он сказал, чтобы подчеркнуть, какое серьезное внимание в мире придается узбекскому хлопку. С тех пор прошло четыре месяца, и если американцы все еще продолжают рассуждать о нем, видно, действительно, он их интересует.
Нынешнее лето, лето решающего года пятилетки, было знойным. Началось массовое опадение цветов хлопчатника. Каждый же цветок — потенциальная коробочка сырца. Деххане не понимали причину этого явления и даже старики не могли вспомнить подобного на своем веку. Ученые установили, что надо было поливать через борозду, причем, проходить по междурядьям культиватором круглые сутки, чтобы открывать доступ воздуха, а хлопкоробы гнали по старинке. Рекомендации ученых помогли спасти урожай в зонах, где выращивался тонковолокнистый, а на севере уже ничего нельзя было сделать.
У оптимистически настроенных хлопкоробов существует убеждение, что хлопковое поле безгранично на отдачу, мол, даже там, где уже, казалось бы, пусто, пройдет человек и соберет горсть сырца. На этот раз страда не оправдала это убеждение.
Умывальник прилажен к стволу чинары. Муминов ополоснул лицо ледяной водой, вытерся холодным полотенцем, висевшим тут же на гвозде, вернулся в дом, побрился. По правде говоря, предложение Муллаева вывезти народ на целину, расстроило Муминова. Три тысячи человек перебросить за полторы сотни километров, позаботиться, чтобы они были сыты и в тепле — не простое дело. Это приказать легко! И хотя вчера Муминов не дал команды готовиться к поездке, знал, что утром представитель ЦК первым делом поинтересуется, как выполняется его указание. Мало того, еще захочет остаться в колхозе, чтобы лично проследить за этим. Начнет торопить, а это всегда чревато опасностями.
«Терпеливый у нас народ, — подумал Муминов, пряча бритву в футляр, — понимает, что трудно, что невыносимо трудно, а собирается и едет, мерзнет по чужим полевым станам, и все ради того, чтобы колхоз, район, республика отрапортовали победно!»
Муллаев и Абдиев остались в колхозе. Муминов, сопровождая их, успел шепнуть молодому бригадиру, чтобы тот мчался на мотоцикле в гостиницу и предупредил заведующего. И когда «Чайка» въехала во двор, окна гостиницы светились неоном, в комнатах было натоплено, а на кухне варилась шурпа из свежей баранины, нанизывалось мясо на шампуры. В просторном зале, где стоял бильярд, был накрыт стол. Муминов проводил Муллаева и Абдиева в отведенные комнаты переодеться, устроил шофера и, проведав кухню, остался доволен поварами. Тем временем гости вышли в зал.
После ужина гости сыграли несколько партий на бильярде, а Муминов, как гостеприимный хозяин, наблюдал за игрой, не подсказывая никому, и подливал чай в пиалы. Речь за игрой шла о хлопке.
— Две тысячи тонн, что ли, нужно, чтобы «Маяк» дотянул до плана? — спросил Абдиев.
— Да, — кивнул Муминов, подумав, что за всю историю колхоза такое случается впервые. В прошлые годы тоже были срывы, на триста — от силы пятьсот тонн, но чтобы две тысячи… Лето, будь оно проклято, так здорово подвело! — Придется теперь месяц проторчать на целине!
— Пошлите туда кассира с деньгами, — предложил Абдиев. — Свои обязательства целинные хозяйства, сами знаете, давно выполнили, а оставшийся на полях сырец собрали члены бригад и поскольку он не нужен совхозам, продают тем, кому необходим. Райком, конечно, неофициально обращался к нам, и мы разрешили хлопкоробам продать тот сырец. Лучше уж пусть на заготпункт попадет, чем сгниет на полях! Ваш человек выплатит им необходимую сумму, а целинники сами все сделают — сдадут на заготпункт, выпишут квитанции на счет «Маяка».
— Это ж сколько наличных нужно?! — воскликнул Муминов.
— Будто вашему колхозу впервой, — усмехнулся Абдиев, — десятками миллионов ворочаете. Выпишите чек, госбанк выдаст нужную сумму, я дам такое указание.
«Это же выгодно, — подумал Муминов, — никаких затрат на аренду автобусов, горячее питание и прочее. Составим ведомости, будто оплатили за собранный сырец, а на эти деньги купим то, чего не хватает. Все правильно, целинники даром ни грамма сырца не дадут. И мы не дали бы. И их можно понять. Весь год гнули спины под знойным солнцем, хлебнули горя, собирая остатки, как и мы здесь, было бы бестактно, если бы мы не учли этих обязательств». Муминов сам удивился пришедшему так просто решению. Значит, голова еще способна соображать на благо колхоза!
— Копеек по сорок за килограмм? — спросил он.