– Будешь ли ты вести нас во что бы то ни стало, Хортим Горбович? Будешь ли ты заботиться о благополучии Гурат-града и всех тех, кто живет на твоих землях?
– Буду, – выдохнул он, и Арха от избытка чувств выплеснул ему на волосы все, что оставалось в бочонке. Залило лицо, шею, рубаху, доски под сундуком – но сейчас это не имело никакого значения.
Арха бросил себе под ноги бочонок, и тот раскололся. Хортим даже не протер глаза рукавом и лишь почувствовал, как кто-то косо надел ему на голову чужую шапку с собольим мехом.
– Вот, – вытягивал осипший Арха, – наш государь.
Хортим поднялся, и под его сапогами захлюпали лужи. Палуба запрыгала быстрее – не рухнуть бы, не рухнуть, не… Голова кружилась от запаха соли и хмеля, но ноги стояли прочнее, чем когда-либо на корабле.
– Хортим из рода Горбовичей, князь Гурат-града, владыка Пустоши.
«Хорошо, что из всех тукеров тебя слышал лишь Инжука», – думал Хортим.
Тут же грянул оглушительный гром голосов, и к гуратскому князю подскочили люди, и они хлопали его по спине, мяли за плечи, жали ему руки. Шапка соскользнула с влажных волос, но никто этого не заметил. Хортим наконец-то смахнул вино с ресниц и увидел слившееся с танцующей водой небо, чьи-то ладони и шеи. Его поздравляли и заключали в медвежьи объятия, ему что-то кричали в уши – но, извернувшись, Хортиму удалось чудом высмотреть Вигге. Тот стоял неподалеку от ликующего Ежи и выглядел так, будто был совершенно ни при чем.
Девятиозерный город, приземистый и деревянный, по-купечески шумный, действительно стоял на девяти небольших озерах в пологом изломе гор. Дома его жители возводили на мостках, и у их крылец качались длинные узкие лодки, груженные рыбой, пушниной и мелкой утварью. Узорные тарелки и пузатые корчаги, стеклянные бусы, костяные гребни, бочки и сапоги – пестрели базары, расположенные на негниющих липовых настилах. Шуршали рассекающие воду весла. Под ногами скрипела древесина, и кто-то громко спорил о цене.
Приближение драккара Хортима Горбовича вызвало переполох: боевые корабли к добру не ходили. Даже если щиты на их бортах были повернуты впалой стороной. То ли дело торговые, которые десятками останавливались в Девятиозерном городе. Ветер надувал парус с вышитым гербом – и страх жителей сменялся любопытством. На пристани продавцы выглядывали из-за своих лотков, а покупатели все как один бросали перебирать орехи и связки сушеных ягод. Рыбаки вставали в полный рост на качающихся лодках. Вести разлетелись быстро – приехал сюда не то враг, не то гонец, не то страшно родовитый князь.
Хортиму Горбовичу понравился Девятиозерный город. Не восхитил, конечно, так, как Волчья Волынь, но по-своему очаровал. Эти мостки и эта перекатывающаяся под ними вода с налипшим сверху туманом, купцы в меховых шапках и их краснощекие дочки в пушистых шубах, лодочники и громкоголосые зазывалы в дубленой коже… Повсюду – звон и шелест, стук и многоголосие разговоров. Кувшины с медом, ножи, ленты для девичьих кос и рассыпанный янтарь. Дышалось здесь легче, чем в грозной Волыни. И хотелось рассматривать дома и рынки, подставляя под солнце устало улыбающееся лицо.
Встречал дружину сам Чуеслав Вышатич и горстка его соратников. Озерный князь был крепок и черноволос. Широкоплечий, с открытым лицом – выступающий лоб, прямой нос, серьезный, но вместе с тем добродушный взгляд. Одевался Чуеслав просто, не богаче местных торговцев: на рубаху накидывал дубленку, не застегивая, не носил ни колец, ни браслетов – лишь кожаные тесьмы в косах.
– Глазам своим не верю, – и весело, и осторожно проговорил Чуеслав, когда Хортим ступил на пристань. – Неужели и вправду Горбович?
Спутать было сложно. Хортим был устал, худ и изуродован Сарматом, Чуеслав – здоров и полон сил. Но едва они оказались рядом, любой бы ответил, кто из них сын кожемяки, а кто – гуратского владыки. Хортим всегда разговаривал вежливо и приветливо, но как он держал себя, как шагал, как заставлял себя слушать, ненароком вскидывая породистый нос. Фасольд смотрел на него, сходя с корабля следом: осанка, излом губ и бровей, голос. Хортим напоминал своего отца куда больше, чем привык думать.
– Вправду, – ответил нововенчанный князь, склоняя голову. – Я Хортим Горбович, а это мои люди. Мы пришли с миром, так не откажи нам в приюте.
– Добро, – улыбнулся Чуеслав. – Будьте моими гостями. Но вот уж кого я не ожидал увидеть в своем городе, так это человека твоего рода.
Неудивительно. Как рассказал позже сам Чуеслав Вышатич, даже мелкие окрестные князья избегали встреч с ним, а когда все-таки приезжали – куда денешься, если озерные порты процветают? – смотрели свысока. Чуеслав не обижался: сын кожемяки не был им ровней, да и не старался стать. Заботился лишь о процветании Девятиозерного города и его жителей и не пытался взлететь выше, чем следовало.
Гордость и надменность Горбовичей – не чета мелким князьям – давно превратились в легенду. Но вот пришел Хортим на драккаре, и говорил с Чуеславом спокойно и просто, и, когда тот привел его и его соратников в свой дом, без усмешки называл князем. Но сам Хортим не видел в этом заслуги: он изгнанник, владыка без земель, а Чуеслав, несмотря на возраст, – мудрый и уважаемый правитель, которого признавали люди от мала до велика.
Дружинный дом Чуеслава Вышатича тоже был деревянным и крепким. Длинный и узкий, с резными ставнями и высеченной над дверями головой соболя – герб маленького, но преуспевающего Девятиозерного города. Где-то Хортим углядел даже несколько колышущихся на ветру полотнищ с вышитым символом.
– Откуда путь держишь, Хортим Горбович? – спросил Чуеслав, приглашая за поспешно, но по-озерному пышно накрытый стол. И как-то виновато улыбнулся людям Хортима: не взыщите, мол, чем богаты. Он не знал, что такой прием, домашний, мирный, – лучшее, что могло с ними случиться.
– Из Волчьей Волыни. – Хортима усадили по правую руку от Чуеслава, и дружине его соратники озерного князя предлагали сесть рядом.
– Из Волыни, – присвистнул Чуеслав, наливая гостю мед. – Славный город. И батька у них там мощный.
Фасольд закашлялся.
Потек пир, скромный и добротный. Никто не развлекал гостей песнями и танцами, как было у Мстивоя, но оживленные разговоры еще долго не смолкали под сводами дружинного дома. Хортим представил Чуеславу своих приближенных и не стал скрывать, что за дело привело его в Волчью Волынь и почему сейчас он, с оскудевшими запасами и без ратей за спиной, оказался в Девятиозерном городе.
– Мои владения малы и не защищены от драконьего огня, – кивнул Чуеслав. – Но я могу дать тебе людей.
Сумели бы выстоять несколько его дружинников против Сармата? Едва ли, но за такую помощь, оказанную приезжему князю, с Чуеслава бы строго спросило вече, а семьи отправленных на смерть воинов очернили бы его имя.
– Я ценю это, – миролюбиво сказал Хортим, – но пусть твои люди остаются дома. Лучше не откажи дать нам в путь пищу и пресную воду.
Тот, конечно, не отказал.
В доме Чуеслава Вышатича напитки и блюда разносили слуги, но чашу Хортиму подавала девушка, одетая лучше слуг. Круглолицая, с темно-рыжей косой и расшитой перевязкой, в подпоясанном коричневом платье и с тяжелыми бусами на груди.
– Сестра моя, – обронил Чуеслав.
– Княжна, значит, – серьезно сказал Хортим, а девушка, смотревшая на него из-под коротких ресниц, зарделась и опустила голову, чтобы скрыть румянец.
Чуеслав засмеялся.
– Не заглядывайся на гостя, Рынка. Ступай, – и повернулся к собеседнику. – Вот зовешь ты ее княжной, Хортим Горбович, а мне что делать, если она нос начнет задирать? Окрестным князьям предлагать? Они этого больше смерти боятся.
– А ты не предлагаешь?
– Больно надо, – фыркнул Чуеслав. – Мои соседи только и ждут от меня такого оскорбления. Но пусть не трясутся, мы свое место знаем. Невеста моя – дочь корабельщика, ее отец вече собирал, чтобы меня князем назвать. Свадьба на весну назначена, приезжай.
Хортим был бы рад, но надеялся, что к весне уже вернется на юг. И вновь обратится к правителям стонущих под Сарматом земель. Что успел натворить дракон за прошедшее время? Не вынудил ли их озлобиться и ответить ударом на удар?
– А ты жениться не собираешься, Хортим Горбович?
– Будто мне и так проблем мало, – ответил тот. – Город поднимать нужно.
Слова, слова, слова… Хортим порядком от них устал: требовалось доказать делом.
– Это ты зря, – вдруг отозвался Чуеслав. – Твое имя почетно, твой род велик, и любые правители охотно помогут тебе, если ты приедешь свататься, а не звать на войну.
В его словах чувствовалось разумное зерно – Хортим пообещал себе подумать, а тем временем Чуеслав Вышатич осушил еще одну чарку и поверх нее с любопытством посмотрел на Вигге. Отшельник сидел сбоку, говорил немного и все больше слушал друзей озерного князя.
– Дружинник, – приветливо обратился к нему Чуеслав, – не обессудь. Но я уже долго тебя разглядываю и все никак не могу понять. Чьих ты будешь?
Вигге привычно вытер кровь в уголках губ.
– Я не дружинник, – ответил он мерно. – Я охотник с далекого севера, и князь Хортим Горбович по доброте своей привез меня в Девятиозерный город.
– Охотник? – переспросил Чуеслав. – Вот уж не думал.
– Отчего же? – вклинился Фасольд и шумно поставил на стол чашу. Но воевода выглядел раздобревшим и не желал никого задеть. – Это Вигге из Длинного дома, и он много лет жил уединенно.
– Ты удивлен, озерный князь, – заметил отшельник. – Почему?
– Видишь ли, Вигге. – Чуеслав подался вперед, постукивая ногтем по тарелке. – Я вышел из народа и таких, как я, издалека могу различить. Ты ведь не из простых, верно?
– Да ну? – Тот вскинул бровь.
– Ну, посуди сам. – Чуеслав развел руками и даже повернулся к Хортиму, будто призывая его в свидетели. – Как ты сидишь, Вигге, как ешь, как смотришь. Здесь так держит себя лишь гуратский князь. – Он несильно хлопнул Хортима по плечу. – Не подумай, что я хочу обидеть тебя, Горбович! Ты говоришь со мной как друг, но кровь в твоих жилах – не вода в ручье.