й Пономарев вдруг видит своего заклятого врага — бывшего начальника районного земельного отдела, зятя старика Моштакова, Андрея Николаевича, того самого, что кидал в пего на ночной реке поленьями, чтобы «попужать». Таким образом писатель как бы дает возможность своему герою отыграться, и мы верим, что теперь Пономарев непременно победит.
Борьбе за торжество правды не только в душе отдельного человека, но и в обществе посвящена жизнь героя романа «Межа» Николая Богатенкова. Как и Алексей Пономарев, Николай Богатенков тоже сталкивается с мироедом, но его столкновение с Минаевым носит несколько другой оттенок, нежели столкновение Пономарева и Моштакова. Здесь нет той определенности, здесь все гораздо запутаннее, тоньше, сложнее, значимее. Минаев умен, знает, чем жив человек и что ему надо, он вроде бы тоже борется за торжество правды не только в душе отдельного человека, но и в обществе, но при этом почему-то хранит у себя под избой еще со времен гражданской войны боеприпасы и оружие, на всякий случай… ждет своего часа. Не дождался и не дождется, но Николай Богатенков пострадал от взрыва минаевских боеприпасов, и в этом смысле они не пропали даром. Ничто на этом свете не пропадает — ни хорошее, ни плохое — все отзовется рано или поздно. Можно сказать, что эта мысль одна из главных во всех романах Анатолия Ананьева.
Не менее напряженной духовной жизнью, чем Алексей Пономарев и Евгений Иванович Федосов («Версты любви»), чем Николай Богатенков и Егор Ковалев («Межа»), живут и герои романа «Танки идут ромбом» подполковник Табола, капитан Пашенцев, лейтенант Володин. Конечно, по сравнению с героями «Межи» или «Верст любви» их общественное положение и предназначение более определенно: у них у всех один явный враг, враг смертельный, и перед ними стоит одна задача — уничтожить его физически. Русской литературе повезло на писателей-артиллеристов: не говоря уже о Льве Николаевиче Толстом, достаточно вспомнить писателей наших дней — Юрия Бондарева, Григория Бакланова, Василия Быкова. Анатолий Ананьев со своим первым романом «Танки идут ромбом» с ходу вписался в этот ряд писателей, создавших правдивые, талантливые книги о Великой Отечественной войне. С выходом в свет романа сразу же стало ясно, что пришел прозаик со своим миром, своим голосом, своей болью и своим пониманием предназначения литературы.
В романах «Танки идут ромбом», «Межа», «Версты любви» много общего. В них есть та структурная однородность, которая всегда отличает работы подлинно оригинального мастера, есть круг заветных мыслей, образов, идей, которые, собственно, и создают магнитное поле не какой-то безличной, а именно ананьевской прозы. Главной чертой этой прозы мне представляется ее духовность, умение писателя видеть за поступками и словами своих героев движения их души, кстати сказать, не всегда согласующиеся с этими поступками и словами в прямой зависимости А. Ананьев — писатель активной гражданской позиции, он верит в воспитательную миссию литературы, и чувство ответственности определяет его лицо.
Анатолия Ананьева порой упрекают в «излишней драматизации» его романов. Что можно ответить на этот упрек? Да, в романах Анатолия Ананьева много людей умирает. Некоторые люди в его романах получают увечья, не так часто, как это случается в жизни, но все-таки получают. Что же делать? Не знаю. Так же, как и не знаю, почему смерть того или иного героя — «беллетристический нажим». А если уж говорить о жизни и литературе в сравнительном сопоставлении, то придется признать, что законы управляемости отдельной человеческой судьбы имеют мало общего с логикой развития судеб литературных героев. И Анатолий Ананьев очень хорошо это знает, чувствует, и именно это знание, кажется, пугает критиков. Конечно, трус майор Грива из романа «Танки идут ромбом», торжествующий якобы свою победу в бою, мог бы не подходить к подбитому немецкому танку и не похлопывать его панибратски по холодной броне и по короткому стволу пулемета, который, казалось, был ему теперь не страшен, и тогда бы он остался жив. Ксения из романа «Версты любви» могла бы и не прыгать с крыши и тогда бы не получила увечья. Могли бы и не палить свинью на соседнем дворе, и тогда не загорелась бы минаевская изба и не пострадал так тяжело Николай Богатенков из романа «Межа». Не будь в романах Ананьева подобных случайностей, они были бы более гладкими, ровными, в них было бы больше той литературной степенности, о которой часто пекутся критики и которая почему-то считается признаком хорошего тона. Но тогда, не будь всего этого, в романах Ананьева не было бы и того присутствия тайны жизни и смерти, которое есть сейчас и которое, на мой взгляд, бесценно. Это тем более важно, что А. Ананьев пишет не внешние приметы событий, а духовную жизнь своих героев. Именно это стремление к постижению духовной жизни наших современников делает романы Ананьева остросовременными, остросоциальными по своей сути.
«В характере людей так ли, иначе ли, но всегда отражается характер времени, в какое они живут» — эта простая и верная, как формула, мысль Анатолия Ананьева, высказанная им в романе «Годы без войны», во многом определяет авторский взгляд на жизнь. Именно в этой взаимосвязанности общего и частного видится мне основа того принципа многомерного изображения действительности, который дорог писателю не только потому, что определяет его стиль, но и потому, что он, этот принцип, продиктован его мировоззрением. В новом романе Анатолий Ананьев безусловно продолжает целый ряд тех духовных силовых линий, что занимали его в романах «Танки идут ромбом», «Версты любви», «Межа».
Особенно интересно в этом смысле начало второй книги романа «Годы без войны» — подробное описание событий весны и лета 1966, года. Почему писатель выбрал именно этот, столь короткий отрезок времени, случаен ли его выбор? Нет, не случаен. Выбор сделан не только сознательно, но, я бы даже сказал, подчеркнуто сознательно… Вот что пишет об этом времени сам автор: «Несмотря на дела частные, какие всегда происходили и будут происходить в отдельных семьях (у Галины ли с Лукиным, у Наташи и Арсения, у Дементия, Виталины, Дорогомилина, старого Сухогрудова, или профессора Лусо и тех, кто так ли, иначе ли связан с их домами и деятельностью), есть общенародная, государственная жизнь, где все частное растворено и подчинено одной общей цели. Цель эта — всеобщее благополучие, и движение к ней лежит через цепь событий, к которым привлекается внимание всех людей. Для москвичей весной этого года событием таким было прибытие с официальным визитом в Советский Союз президента Французской Республики генерала Шарля де Голля». Развивая далее свою мысль, писатель отвлекается от времени действия романа, становится на позиции сегодняшнего дня и уже с этих, новых высот оценивает описываемое им событие во всей его объективной исторической полноте. Он пишет о том, что в те дни визита в Москву генерала де Голля мало кто предполагал, что именно с этой встречи на высшем уровне начался по инициативе Советского правительства период новой политики дружеских контактов и связей между государствами, политики, которая через десять лет привела мир к подписанию в Хельсинки Заключительного акта по безопасности и сотрудничеству в Европе. Таким образом, свободно перемещаясь из одного временного слоя в другой, Анатолий Ананьев дает нам как бы в едином сплаве прошлое, настоящее и будущее не только своих героев, но и общества, в котором они живут. В этой связи нельзя не заметить, что роман «Годы без войны», не будучи романом политическим в прямом значении этого термина, настолько масштабен по общему охвату жизни, что содержит в себе мощную концентрацию основных примет нашей эпохи. В романе действуют люди вроде бы обыкновенные, непричастные к решению задач государственного масштаба (пожалуй, кроме дипломата Кудасова — персонажа второстепенного как в романе, так и в политической жизни), но личное, индивидуальное, глубоко интимное в их жизни воедино переплетается с общегосударственным. При этом не всегда переплетается идиллически. Автор смело идет на заостренное, парадоксальное несовпадение двух, если можно так сказать, амплитуд — тех, что связаны с происходящим вне и внутри человеческой души.
Живой интерес романиста вызывает интеллектуальная жизнь общества. Обращаясь к героям, чьи профессиональные интересы соприкасаются достаточно близко (научные работники, литераторы, дипломаты), Анатолий Ананьев щедро насыщает страницы романа размышлениями о прошлом и будущем России, о сути национальной гордости и национального самосознания, о путях развития современной цивилизации. Круг персонажей, которых объединяет фигура маститого профессора историка Лусо, — широк, но при этом очень неоднороден. Есть среди них и такие, чьи устремления автор едко называет «гуманитарно-патриотическими» и чью деятельность нельзя квалифицировать иначе как иллюзию деятельности, профанацию ее. Романист вкладывает немало сарказма в живописание доморощенных пророков типа аспиранта Никитина, весь духовный багаж и вся шумная слава которых основаны на более чем зыбком фундаменте— на слухах о существовании у них «острой» рукописи, якобы отвергнутой издательствами.
Еще незаконченный роман «Годы без войны» продолжает втягивать под свои своды все новых и новых героев. Развивая намеченные ранее сюжетные линии, Анатолий Ананьев вводит мотивы и коллизии, которые, характеризуя атмосферу и реалии середины шестидесятых годов, непосредственно перекликаются с днем сегодняшним.
Каждый писатель мечтает о своей Большой» книге, многие никогда так и не доходят до нее. Думается, что «Годы без войны» для Анатолия Ананьева явятся именно такой работой.
В своем известном эссе «Романист и его персонажи» уже упомянутый выше Франсуа Мориак заметил: «Многое нужно простить писателю за тот риск, на который он постоянно идет. Потому что писать романы совсем не безопасно. Романист каждый миг ставит на карту свою личность, свое «я». Как рентгенолог подвергает опасности свое тело, так писатель рискует самой целостностью своей личности». Мне кажется, что это суждение применимо только к настоящим романистам, таким, как Анатолий Ананьев, — в его произведениях очень сильна нота личной боли, утраты и борьбы. Видимо, п