арии. Арии — пришельцы, арии-завоеватели. Хинди — это их язык. Он забывал, что английский, против которого он не протестовал, тоже был языком пришельцев и завоевателей. Но у англичан не было брахманов, и это решило для него многое. Арии — дравиды. Угнетатели и угнетенные.
Он садится писать комментарий к индийскому эпосу «Рамаяна». «Рамаяна», отмечает он, отражает борьбу ариев и дравидов. Там нет богов, там действуют обычные смертные. Поэтому «Рамаяна» не может рассматриваться как священная книга. Против этого возразить трудно. Но далее комментарий полон противоречий. «Рамаяна» не имеет исторического значения, утверждает Рамасвами, потому что она написана брахманами. Там обожествлены арии во главе с царем Рамой и опорочены дравиды. Дравиды представлены в виде злых духов — ракшасов, а их предводитель Раван назван демоном. Тенденциозная критика Рамасвами привела к противоположному результату. Арии были опорочены, а дравиды — возвеличены. Богатые человеческие характеры главных героев «Рамаяны», формировавшиеся в определенных исторических условиях и носившие на себе отпечаток той древней эпохи, Рамасвами рассматривал с точки зрения современной морали. Человеческая и историческая достоверность героев попала под огонь пристрастной и малообъективной критики. Так, Рама, главный герой, царь Айодхи, обладает только отрицательными качествами. Он многоженец (хотя многоженство в ту пору не считалось пороком), подозрителен, властолюбив, жесток, не уважает женщин, а главное, умирает как простой смертный.
Отец Рамы, Дасаратха, — распущенный многоженец. Сита, жена Рамы, — незаконнорожденная, старше его, ссорится с членами семьи Рамы, кокетничает с Раваном и уходит от Рамы добровольно, влюбившись в того же Равана. Бхарата, старший брат Рамы, не уважает своего отца. Лакшман, младший брат, тоже не уважает отца и даже хочет его убить. Он жесток, а временами недостойно пристает к Сите. Ближайший друг Рамы, Сугрива, предал своего брата, а Хануман убил много невинных людей, когда в погоне за Раваном сжег остров Ланку (Цейлон). Зато Раван, по мнению Рамасвами, представлявший дравидийское начало, оказался вместилищем всех добродетелей. Он был великим святым, толкователем священных книг, почитал дравидийского бога Шиву, уважал женщин и не приставал к ним.
В своем комментарии Рамасвами осудил арийскую культуру и противопоставил ей более древнюю — дравидийскую. На то, что обе культуры взаимодействовали в течение веков, на то, что теперь подчас бывает трудно выделить из индийской культуры чисто дравидийские или чисто арийские элементы, Рамасвами не обратил внимания. Он старался подчеркнуть не то общее, что объединяет Индию, а то, что ее разъединяет. Арии являлись для него носителями кастовой системы, и этого было достаточно, чтобы осудить их культуру в целом. На севере Индии сложились группы крупной монополистической буржуазии, и этого было достаточно для Рамасвами, чтобы обвинить Север в том, что он эксплуатирует Юг. За каждым выступлением Рамасвами слышался голос южноиндийской средней и мелкой буржуазии — «небрахманов». Но сам он этого голоса не слышал и был иокренне уверен, что защищает интересы всех угнетенных дравидов, принадлежащих к «небрахманским» кастам. Он не хотел видеть классового деления общества, и оно ему за это отомстило. Он стал защитником южноиндийской буржуазии, той имущей верхушки, с которой не хотел иметь ничего общего.
В 1944 году он преобразовал Либеральную федерацию, потерявшую всякий авторитет, в «Дравида кажа-гам» — Дравидийскую партию и стал ее пожизненным президентом. «Дравидийское движение, — писал он, — это религиозно-социальная организация, целью которой является восстановление общества на гуманной и рациональной основе». На самом деле он жестоко заблуждался. Дравидийское движение питал сомнительный и нечистый источник растущих противоречий между буржуазией Севера и Юга. «Юг не должен более эксплуатироваться Севером, — утверждал он. — Необходимо создать самостоятельное государство Дравидистан. Южная Индия была независимой до английского завоевания. Надо восстановить эту независимость. У нас богатые ресурсы, мы должны использовать их сами». Ложный путь вел его все дальше по дороге ошибок и заблуждений. Дравидийское движение приобрело ярко выраженный националистический и сепаратистский характер. И пресловутый «антибрахманизм» занимал в нем не последнее место.
Рамасвами был неутомим. Митинги, собрания, демонстрации. Человека с бородой апостола знали по всему Тамилнаду. Представители низших каст видели в нем своего спасителя, нового Будду. За ним шли безземельные крестьяне и неграмотные рабочие, студенты и мелкие лавочники, рикши и портовые грузчики. Они с надеждой взирали на своего пророка, вдохновенно повторяя за ним: «Пусть уйдут арии, пусть брахманы оставят нас в покое, пусть будет «Дравидистан». Дравидистан — «гуманное и рациональное» общество, где каждый дравид будет свободным и сытым. Они не понимали, что их эксплуататоры — дравидийская буржуазия и помещики — останутся в Дравидистане. Ведь никто не требовал, чтобы они ушли…
И все-таки Рамасвами вносил в движение свои этические нормы. Пророк оставался чист как личность. Президент одной из крупнейших партий Тамилнада, он не хотел политической власти. Великий Рамасвами довольствовался властью над сердцами и душами угнетенных и бесправных. Он не хотел денег. Все, что у пего было, он щедро отдавал Дравидийской партии. Он осуждал буржуазную демократию и не желал участвовать в выборах. Его не интересовали места ни в законодательных собраниях, ни в парламенте. Он выступал против партий, борющихся за власть, ибо власть, утверждал он, создает новую социальную иерархию, порождает неравенство. Но те, чьи интересы он защищал, думали иначе. Дравидийская буржуазия нуждалась и во власти, и в деньгах, и в новой социальной иерархии. Наступил момент, когда этические принципы великого Рамасвами и части его приверженцев пришли в непримиримое противоречие с интересами большинства участников дравидийского движения. Старые принципы работы и безусловный «антибрахманизм» не устраивали ни среднюю, ни мелкую буржуазию Тамилнада. Независимость страны изменила политическую обстановку. Но Рамасвами ничего не хотел менять в партии. В 1949 году он оказался в меньшинстве. Дравидийская партия раскололась. Несогласные с Рамасвами создали «Дравида муннетра кажагам» — Дравидийскую прогрессивную партию. Будущее оказалось за ней. Но это уже отдельная история. В Дравидийской партии осталось несколько десятков тысяч последователей великого Рамасвами. Однако это его не обескуражило.
В 1952 году к власти в штате вновь пришел ненавистный враг и сверстник Раджагопалачария.
— Брахманы хотят стать хозяевами независимой страны. Будьте бдительны. Вы не должны этого допустить, — снова звучал голос Рамасвами на митингах.
Его поддержали те, кто считал Раджагопалачария реакционером. И в 1954 году кабинет врага № 1 пал. Главным министром штата стал Камарадж. Он сформировал «небрахманское» правительство. В лице Рамасвами это правительство обрело горячего сторонника. Он громил его врагов и был беспощаден, если ими оказывались брахманы. «Брахманы против социализма, — заявлял он. — Это они выступают против социалистической программы Национального конгресса, против прогрессивных мероприятий правительства Камараджа». И снова он обвинял брахманов во всех трудностях и неурядицах в штате.
От речей и газетных статей он перешел к действиям. «На каком основании северяне во время праздника Рамлила издеваются над дравидийским Раваном? Почему сжигают его изображение?» — спрашивал он. И в ответ тысячная толпа людей в черных рубашках сжигала изображения Рамы. Пусть исчезнет отовсюду слово «брахманский», заявлял он. И на улицах перед так называемыми брахманскими ресторанами появлялись пикетчики в черных рубашках. Им объясняли, что слово «брахманский» имеет традиционное значение, что речь идет только о вегетарианской кухне отеля или ресторана, что этими ресторанами пользуются и небрахманы. Но объяснения не возымели действия. 200 пикетчиков окружили «брахманское» кафе «Мюрали» в Мадрасе и, держась за руки, не пускали туда посетителей небрахманов. Кампания превратилась в абсурд. Дравидийская партия сама ограничивала действия небрахманов. Когда великий Рамасвами пообещал Камараджу сжечь национальный флаг, если в штате введут хинди-язык северян и ариев, последний понял, что это не пустая угроза. Он знал, что Рамасвами доводит каждое дело до конца. Президент небольшой партии, он оказался достаточно сильным и влиятельным, чтобы начать повсеместную агитацию за Конгресс небрахмана Камараджа, и эта агитация принесла свои плоды. В 1964 году Камарадж стал председателем Национального конгресса. «Конгресс превращается в небрахманскую организацию, — говорил Рамасвами. — Теперь мы должны поддерживать его и его программу». Ему исполнилось тогда 85 лет, но он по-прежнему был энергичен, подвижен и мог выступать на митингах по нескольку часов кряду.
На узенькой уличке около главной Миунт Роуд стоит скромный двухэтажный дом. Рамасвами обычно живет в нем, когда задерживается в Мадрасе. В этом доме и состоялась моя встреча с Великим — Перияром. Меня провел к нему редактор газеты «Свобода», которую издает Дравидийская партия. Навстречу мне поднялся седобородый, несколько грузноватый старик. Из-под стекол очков в простой железной оправе на меня смотрели неожиданно молодые глаза.
— Проходите, проходите, товарищ, — сказал Рамасвами, крепко пожимая мне руку. — Я вас ждал. Люди из вашей страны нечастые гости у меня. Но я всегда им рад.
Поджав босые ноги, он уселся на широкую деревянную кровать.
— Это хорошо, что вы пришли. Из-за этих брахманов люди из других стран не знают о нас правды. Ведь почти все газеты в штате в их руках. У нас существуют только две касты — брахманы и небрахманы. Угнетатели и угнетенные. И они никогда между собой не примирятся.
— Но, может быть, — возразила я, — есть какой-то путь к примирению. Ведь теперь часто кастовое положение не соответствует социально-экономическому.