Солдат, принесший утром ему еду, увидел на грязной соломе неподвижно распростертое тело губернатора Форта святого Георгия, пэра Англии, лорда Пигота. Это случилось в Мадрасе осенью 1776 года.
…С самого начала для Пигота все складывалось удачно. Он не задержался в писцах. Прилежание и усердие, проявляемые им, были вскоре награждены. Его повысили в должности раз, повысили два. Тогда он понял, какие перспективы открываются перед ним. Военная карьера не прельщала Пигота. Он не спешил, как Клайв. Служебная лестница, которую он брал ступенька за ступенькой, приносила немало. Постепенно у него появились деньги и его стали называть состоятельным человеком. Губернаторство пришло к нему после окончательного разгрома соперников-французов. Результаты этой победы принесли ему значительный куш. Он был полновластным хозяином в форту и на мадрасском побережье, но знал, что чиновники его недолюбливали. Небольшого роста, с мелкими чертами лица, новый губернатор был образцом протестантского благочестия. Неукоснительного соблюдения норм этого благочестия он требовал и от других. Он понимал, что его терпят потому, что на многое другое он смотрел сквозь пальцы. Он был достаточно умен, чтобы усвоить одну истину. Можно заставить обитателей форта регулярно ходить в церковь и не опаздывать на богослужения, но нельзя заставить их придерживаться каких-то норм, когда деньги шли сами в руки. Во всяком случае, как губернатор он не чувствовал никакой сложившейся оппозиции. Просто были мелкие неурядицы, конфликты, недовольство друг другом. Но не больше. Он жил сам и давал жить другим. У него было великолепное чутье, и он никогда не ввязывался в рискованные авантюры, приносившие огромные деньги или крупные скандалы, которые доходили до лондонских директоров. Он всегда был готов получить меньше, но без шума и без лишних разговоров.
Здесь, в форту Мадраса, Пигот незаметно клал кирпич за кирпичом в фундамент своего будущего состояния. Он работал, как муравей, никогда не играя по-крупному. Кое-кого это раздражало. Многие ему завидовали. Всем хотелось быть «чистыми», как он. Кому приятно, когда на твоих руках замечают кровь, а в карманах — награбленное золото. Набобы не умели скрывать таких дел, поэтому в респектабельной Англии они становились отщепенцами. Действительно, Пиготу можно было позавидовать. Он привез в Англию огромное состояние — 400 тысяч фунтов стерлингов — и был охотно принят в лондонском обществе. Никто не мог сказать ему ни слова. Тогда же, в 1765 году, он купил себе пэрство, а затем стал членом парламента. Теперь его называли лорд Пигот. В лучших домах Лондона считали за честь видеть его среди своих гостей. Люди с громкими фамилиями, чьи имена знал последний оборванец из лондонских трущоб, наносили ему визиты. Постепенно и сам Пигот поверил в собственную добропорядочность и непричастность к темным делам ост-индских чиновников. Он настолько проникся сознанием собственной непогрешимости, что, когда в 1775 году опять появился в Мадрасе, и снова в качестве губернатора, это был уже совсем другой человек. Он чувствовал безоговорочную поддержку Лондона, и это придавало ему необходимую уверенность. Пигот просчитался только в одном. Он упустил из виду, что Лондон находится слишком далеко от Мадраса. Скупо сжав упрямый рот, он объявил на Совете Компании, что не желает больше мириться с темными делами чиновников и авантюрами королевских офицеров. Члены Совета нагнули головы, и он не мог понять, было ли это согласие или протест. Он разобрался в этом потом, когда было уже поздно. Утратив былое чутье и проницательность, Пигот забыл также о том, что пока он был «своим», его терпели. Но теперь вряд ли можно было надеяться на это.
Все началось со скандала с королевским офицером Робертом Флетчером. Этот офицер никому не желал подчиняться. Даже лорду Пиготу. Он самовольно присвоил себе функции главнокомандующего и потребовал от губернатора и Совета выполнения его распоряжений. Пигот был разгневан. Он приказал арестовать Флетчера и двух членов Совета, которые, он считал, поддерживают распоясавшегося офицера. Когда Флетчера вели в тюрьму, он крикнул:
— Лорд Пигот! Вы еще сто раз пожалеете о том, что сделали!
Если бы он знал, что пожалеет об этом не сто, а тысячу раз… Но беда не приходит одна. Ч^рез несколько дней в губернаторской резиденции появился Пол Бенфилд. Пигот давно недолюбливал этого зарвавшегося набоба. Его раздражало в Бенфилде все: разболтанная походка, манера щурить узкие светлые глаза, яркие, кричащие галстуки, его холеные лошади и даже французский повар, которым Бенфилд так гордился. Про себя Пигот называл Бенфилда выскочкой. Ему, теперешнему лорду, потребовалось три десятка лет, чтобы сколотить приличное состояние, а этот юнец сумел сделать то же самое за несколько лет. Никто точно не знал, каковы размеры его состояния, но Пигот был уверен, что оно огромно. Бенфилда хорошо помнили бедным инженером, который взялся расширить стены форта. Вот тогда и началась его карьера. Он взял контракт на строительство и на этом нажился. Потом влез в доверие к карнатикскому навабу. Стал его банкиром. Но дело повел так хитро, что казна наваба пустела, а карманы Бенфилда подозрительно пухли. Говорили, что Бенфилд не действует в одиночку. Кое-кто из Совета Компании с ним заодно. Лорду Пиготу всегда претили такие открытые способы наживы. Он ждал момента, чтобы «прижать» Бенфилда. И когда он увидел бывшего инженера, развязно развалившегося в кресле его кабинета, он подумал, что подходящий момент наступил.
— Чем могу быть полезен? — сухо осведомился губернатор.
Бенфилд сощурил светлые глаза и дольше, чем позволяла вежливость, задержал их взгляд на лорде.
— Вы многим нам можете быть полезны, — ответил посетитель, насмешливо приподняв уголки бледных губ.
— Кому это «нам»? — тихо, с закипающим раздражением спросил Пигот.
Глаза Бенфилда снова долго изучали его лицо. «Выскочка, — подумал Пигот, — жалкий выскочка и наглец».
— Вы ведь губернатор и знаете, кто мы. Зачем же спрашивать лишний раз.
Да, Пигот знал. «Мы» — это шайка, — определил он. — Нет, слишком мелко. Клика — это вернее».
— Так что же вы хотите? — стараясь сдержаться, переспросил Пигот.
Бенфилд не спеша положил ногу на ногу и стал удобнее устраиваться в кресле. Солидный не по возрасту живот мешал ему это сделать.
Дело, которое изложил Бенфилд, нарочито растягивая слова, было знакомо Пиготу. Но он не ожидал, что этот наглец посмеет дойти до таких пределов. 230 тысяч фунтов стерлингов! Да это больше половины его собственного состояния. Видите ли наваб, оказывается, должен Бенфилду эту сумму. Откуда у Бенфилда такие деньги? Теперь он требует, чтобы губернатор разрешил отдать доходы Танджура ему, Полу Бенфилду, в качестве компенсации за неуплаченный навабом долг. Отдать ему доходы с Танджура! Те доходы, которые «контролирует» сама Компания. Это было слишком!
— А что вы еще хотите, мистер Бенфилд? — голос Пигота сорвался. — Хотите быть губернатором? Английским королем?
Бенфилд, спокойно поигрывая золотым брелоком, поднял узкие глаза на губернатора.
— Я бы не отказался, — и растянул в ухмылке бледные губы.
— Вон! — прохрипел Пигот.
Бенфилд вскочил с кресла с живостью, которая мало соответствовала его комплекции. У дверей он пнул ногой прикорнувшего там слугу и резко повернулся к губернатору.
— Лорд Пигот! — начал он. — Вы пожалеете…
— Не вы первый мне это говорите! — перебил его Пигот.
— Надеюсь, и не я — последний. До встречи!
После визита Бенфилда Пигот почти физически ощущал, как сгущается вокруг него что-то грозное и непоправимое. Он хорошо понимал, что в делах Бенфилда были заинтересованы высокие чиновники Компании и королевские офицеры. Они не простили ему отказа. Доходы с земель Танджура сулили многое членам Совета и полковникам. Но, понимая это, Пигот не мог пойти на уступку. Претензии были слишком чудовищны. Он видел холодную ненависть в глазах членов Совета, он знал, что вокруг арестованного Флетчера крутятся люди Бенфилда. Клика стягивала силы. Он собирался нанести по ним окончательный удар. Но не успел. Удар нанесли они.
Потянулись долгие месяцы заключения на горе святого Фомы. Никто из заговорщиков не навещал его. Теперь они не нуждались в его согласии. Бенфилд, Флетчер, Эдингтон, предавший его Стюарт заправляли делами в форту. Но вскоре до лондонских директоров Компании дошли вести о случившемся. Для них Пигот был «своим человеком», и они сразу стали на его сторону. Директора потребовали от Бенфилда документы, удостоверяющие подлинность долга наваба. Бенфилд и Флетчер понимали, чем это может кончиться. Если начнется процесс в Лондоне, им несдобровать. Они не обладали ни могуществом, ни деньгами лорда Клайва. Лондон вряд ли оправдал бы их. Но они располагали немалым козырем. Главный свидетель обвинения, лорд Пигот, находился в их руках. Рано или поздно его освободят. Надо было сделать все, чтобы он не попал в Лондон. Шел девятый месяц его заключения. Майор Хорн сообщил, что здоровье Пигота оставляет желать лучшего. Он так и не оправился после перенесенного потрясения. Скверная еда, грязь и жара завершили свое дело. Последний месяц губернатор совсем не поднимался с соломенной подстилки. Из Лондона пришел приказ перевести Пигота в его резиденцию в форт. Заговорщики понимали, чем грозит им невыполнение приказа.
…Кто-то резко рванул дверь барака, и яркий солнечный луч осветил человека, лежавшего на полу. Тот с трудом приподнялся на локте и, прикрывая слезящиеся глаза ладонью, глянул на дверной проем. В дверях стояли Флетчер и член совета Страттон.
— Лорд Пигот, — сказал Страттон, — пришел приказ о вашем освобождении. Мы отвезем вас в форт.
Два солдата подняли легкое, исхудавшее тело губернатора и с трудом посадили его на подушки кареты. Рядом с Пиготом сели Флетчер и Страттон. Стоял жаркий месяц май 1777 года.
Глубокой ночью свет двух керосиновых фонарей осветил могильные плиты позади церкви святой Марии. Причудливо вытягивались и метались тени нескольких человек. Темнокожие слуги опустили на землю тело, завернутое в простыню. Священник, с всклокоченными со сна волосами, начал читать молитву. Когда все кончилось, на свежий могильный холм водрузили простую плиту. На ней было два слова: «В память». Пусть не думают, что Флетчер и Страттон скверные христиане… Лорд Пигот прибыл в свою резиденцию в Форту святого Георгия.