А после снарядил меня в Санкт-Петербург на заработки. Напутствие дал:
— Ты, Иван, теперь грамотный. Надежда большая на твою помощь.
Достал из-за божницы пятиалтынный, с тем и отправил в дорогу.
Так и закончилось мое детство. Хотя долго еще потом буду я в мальчиках ходить. Мальчик — не возрастное понятие, а работа такая: мальчик на побегушках. Был я мальчиком в винном погребе, при буфете, в колбасной, в табачном магазине. То принеси, то подай, туда сбегай, с хозяйкой на базар сходи. А по воскресеньям — пол вымыть в хозяйском доме, восемь кастрюль медных почистить. Почему восемь? Потому что именно столько их было на кухне хозяина винного погреба. Запомнил на всю жизнь. И еще запомнил, за собачью эту работу хозяин ни гроша не заплатил, хотя по договоренности ранее он три рубля в месяц положил жалованье. Обманул.
Словом, бесправие полное. Об этом и у Чехова и у многих других русских и советских писателей хорошо написано.
Но вскоре уже другие ветры загудели над Россией. Началась революция. Февральская. В ту пору работал я уже токарем на Франко-Русском заводе. Том самом заводе, на котором стоял в ремонте легендарный ныне крейсер «Аврора».
Митинги… Рабочие собрания… Жаркие речи ораторов, диспуты большевиков с меньшевиками. Лозунги: «Долой войну!», «Вся власть Советам!». Отряды Красной гвардии… Большевистская газета «Правда»… Беседы со старыми рабочими… Все это формировало мое сознание, воспринималось всем сердцем. Я твердо уяснил, что мне, сыну батрака, рабочему, надо быть только с большевиками.
Октябрь 17-го года я встретил уже в рядах ленинской партии. Участие мое в октябрьских событиях весьма скромное: охранял вместе с товарищами революционный порядок в столице, выполнял различные задания партийного комитета 1-го городского района. Все это, естественно, делалось без отрыва от производства.
На всю жизнь в памяти остался один из февральских дней 1918 года. Это был тревожный день. Нам уже было известно, что Брестский мир с кайзеровской Германией сорван. Что немцы ведут бои с отрядами Красной гвардии под Псковом и Нарвой. Создалась серьезная угроза вторжения в колыбель революции Петроград.
Был вечер. Светлый, тихий. И только по озабоченным лицам прохожих, по тревожным голосам людей можно было догадаться о нависшей над городом опасности.
В тот вечер я был свободен от работы. Уже готовился ко сну, как вдруг город вздрогнул от все нарастающего гула. Это были заводские гудки. Гудели заводы Выборгской стороны, Нарвской заставы, гудели на Неве пароходы, буксиры.
Это был сигнал общего сбора. Со всех концов города рабочие, красногвардейцы стягивались к своим заводам, спешили в штабы своих красногвардейских отрядов.
Когда я пришел в штаб отряда, разместившегося рядом с моим заводом в здании райкома партии, митинг уже был в разгаре.
Говорил секретарь райкома партии:
— Сегодня германские войска взяли Псков. Враг угрожает Петрограду. Социалистическое Отечество в опасности. Владимир Ильич Ленин, Центральный Комитет и Советское правительство призывают всех членов партии, всех рабочих и крестьян к защите республики Советов от нашествия германского империализма. Объявляется запись добровольцев в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию.
Записывались многие. Первыми — коммунисты.
Всю ночь шла запись. Добровольцев тут же экипировали, вручали им трехлинейные винтовки. А утром наш отряд пешим порядком выступил на Охту, навстречу интервентам.
Так я стал красноармейцем. И с тех пор, хотя я давно уже на пенсии, считаю себя бойцом нашей славной армии. Армии, в которой я прошел путь от рядового до генерала.
Вехами на этом пути село Житкур, что под Царицыном, где я, боец 3-го Московского кавполка, пережил жестокие бои с белоказаками.
Учеба на 2-х Петроградских кавалерийских курсах, по окончании которых я командовал кавалерийским взводом, эскадроном, был военным комиссаром эскадрона.
Курсы усовершенствования красных командиров…
Академия имени М. В. Фрунзе… Да, для многих из нас, сыновей рабочих и крестьян, для которых считалось удачей окончание церковно-приходской школы, открылись двери высшего военного учебного заведения.
То были годы упорного труда. Счастливейшие годы. Исполненные великих надежд и мечтаний. Наш народ, руководимый партией, взял курс на индустриализацию страны, коллективизацию сельского хозяйства. Союз серпа и молота открывал новые технические возможности и перед Вооруженными Силами. Советская Армия перевооружалась. В академию я пришел кавалеристом, а, окончив ее, был назначен начальником штаба механизированного полка. Служил в Даурии. Полк только формировался. Формирование шло параллельно с боевой учебой. Нелегко, психологически нелегко было переходить на технику. Лихие рубаки гражданской, знавшие лишь шашку да карабин, заметно робели перед сложным танковым вооружением, материальной частью машин. Но жило в сердце каждого командира и бойца чувство ответственности за безопасность Родины, стремление в совершенстве овладеть оружием, которое выковала для своих защитников социалистическая Отчизна, еще не ахти какая богатая в то время, но отдававшая своей армии самое лучшее.
Занимались даже в лютые морозы. Выручали товарищество, боевая спайка, сознание важности дела. Шло соревнование между взводами и ротами, экипажами и воинами за лучшее освоение техники. Полк в кратчайшие сроки освоил новую технику, получил звание стахановского.
Стахановский — это, в преломлении к сегодняшнему дню, отличный. И я радуюсь, что, как и прежде, идет в нашей родной армии социалистическое соревнование за мастерское владение оружием и техникой. Радуюсь, что живет в нынешнем поколении воинов тот же боевой дух.
Великая Отечественная… Это был невиданный по масштабам поединок нашей Родины, Советской Армии с ударным отрядом империализма — германским фашизмом. Поединок экономики, техники, оружия. Но прежде всего — поединок идей, духа, ума, воли. И советские люди, сыновья и дочери всех народов нашей страны, воспитанные партией, продемонстрировали в тылу и на фронте такую стойкость и мужество, каких еще не знала история.
Мне пришлось воевать на многих фронтах: освобождать родную Белоруссию, Польшу. Войну закончил начальником оперативного отдела 2-й танковой армии, которая действовала в составе 1-го Белорусского фронта.
Сейчас я в отставке. Возраст берет свое. Но не хочет и не может расстаться сердце с родной армией. Шестьдесят ее героических лет — это перекрестие судеб миллионов советских людей, поднятых к активной деятельности Великой революцией, озаренных негасимым светом Октября, несущих его победное знамя от победы к победе.
Я радуюсь, что был среди этих людей. Жил и живу их волнениями, высокой заботой о защите Родины.
Г. Рожнов,подполковникЗОЛОТАЯ СВАДЬБА
Летом 1976 года, примечая «секретничавших» между собой детей, приехавших погостить в родительский дом, Наталья Ильинична догадалась: помнят дети, какое событие приближается у отца с матерью, и собираются разделить со стариками их большую радость… Когда же подошел срок, Наталья Ильинична и Егор Степанович решили, что как бы ни хотелось им видеть на своем торжестве всех детей, а только неразумно отрывать их от собственных дел и забот ради одного только дня, пусть даже значительного. И решили старики даже телеграмм не посылать, пусть, мол, будет как будет. Кто сможет — и так приедет, а кто не сможет — разве ж на это обижаться? Иные вон в какой дали живут от Теряева.
Но близился заветный день, и все чаще, особенно вечерами, подолгу рассуждали муж и жена, кто из детей будет на золотой свадьбе, а кто — нет. Суждения были разные, и юбиляры засомневались: правильно ли они поступают, не посылая детям приглашения? Потом вновь житейская мудрость брала верх: нет, не резон беспокоить всех сынов и дочек.
«Володя, конечно, будет на празднике. Ему что — завел мотоцикл и через десять минут — у родителей; он здесь же, в Теряеве, председателем сельпо работает. Дальше Подмосковья и не уводила Володю судьба: с пятого класса учился в школе-интернате в Волоколамске, потом в столичном техникуме; армейскую службу проходил тоже поблизости. Можно бы и Ване приехать, — думали старики, — недалеко он — в Череповце: правда, работа у него важная — второй помощник капитана большого сухогруза. Вдруг он в рейсе?»
— А вот Шура и Зоя непременно будут, — уверенно говорила Наталья Ильинична. — Помнишь, Егорушка, в письмах обещались они, что привезут к нам внуков на лето?
Отец с матерью заводили разговор о других детях — и все больше у них появлялось надежд, что многие из четырнадцати ненаглядных сыновей и дочек вот-вот приедут в Теряево. Николай ведь тоже близко — в Ступино. Очень порадовались за него родители, когда прочитали в газете, что фрезеровщику Н. Скотникову присвоено звание «Мастер — золотые руки». Николай, он сызмальства все делал добротно, на совесть, на старшего брата Петра все поглядывал — тот теперь в Москве, один из лучших формовщиков Прожекторного завода. Впрочем, можно ждать и Валентина, и Анну, и Антонину…
Думали о своих дорогих детях родители, и согревала их души простая мысль: все четырнадцать живут достойно, идут дорогой тружеников, знающих и любящих свое дело. Да и разве можно жить иначе в Советской стране — стране Великого Октября!
С малых лет узнали дети, что можно очень просто, без лишних хлопот записаться и ходить в школу; что ничего не стоит поступить и учиться на всем готовом в школе-интернате, суворовском училище, техникуме, институте. Повзрослев, они выбирали себе работу по душе — есть среди Скотниковых офицер, моряк, инженер, рабочий, колхозник, служащий. Те из них, что живут своими семьями, имеют либо удобные квартиры в Москве, Подмосковье, Ленинграде, Новгороде и Львове, либо собственные дома в поселках и деревнях.
Но, щедро получая от общества, они так же щедро отдавали и отдают ему свои силы, знания, умение. Никого из них не укоришь в нерадивости; напротив, каждый отмечен и знаками трудовой доблести, и почетными грамотами, и уважением людей.