Сколько раз благодарил и благодарю до сих пор чудесной души человека — студента Рубачева! Ведь это он с его задушевными беседами способствовал моему мужественному воздержанию от водки, курения и грубой ругани. Если бы не встретился с ним, кто знает, что получилось бы из меня впоследствии. Но обещание не играть в карты мой наставник с меня не взял, и в длинные зимние вечера мы с хозяйкой, большой любительницей играть в карты, играли в «дурака». Я был ее безотказным партнером, вероятно, и за это она относилась ко мне с теплотой, доброжелательно. Хозяину наше занятие не нравилось, он всегда ворчал: «Сжигаете много керосина», хотя лампа была маленькая. Направляясь за перегородку, хозяин строго приказывал не засиживаться за картами и ложиться спать. Засыпал он мгновенно. Как-то, проснувшись, вышел на кухню и увидел, что часы показывают десять вечера. Грозно предупредил, чтобы мы немедленно ложились спать, а не то… Но, увлеченные игрой, мы забыли про этот наказ и продолжали сражаться с большим азартом. Вдруг из-за перегородки вновь выползает хозяин; увидев, что уже половина первого, он разозлился ужасно, ведь керосина сожгли на две копейки! По привычке поплевывая в кулак, он размахнулся, чтобы ударить меня, но я ловко увернулся, нырнул под стол; хозяин, теряя равновесие, с размаху ударился о табуретку. Я же тем временем выскочил в холодные сени, как был — раздетый и разутый, и тотчас услыхал, как хозяин запер дверь на крючок. Стоя босиком зимой на холодном полу, я страшно продрог, хотя и прыгал с ноги на ногу. Но вот в кухне все стихло, моя партнерша беззвучно сняла крючок, и я прошмыгнул к себе на полати. Хозяин все стонал за перегородкой и наконец позвал: «Мать, а мать, где у нас липок?» Это настой березовых почек на водке — любимое лекарство хозяина ото всех болей; вероятно, и любил-то он его за милый его сердцу запах водки. Хозяйка ответила сонным голосом: «Там, под зеркалом».
В темноте послышалось шлепанье босых ног, звон перебираемых бутылок, и хозяин вернулся восвояси. Долго стонал он, охал, натирался «липком», наконец все успокоилось.
Проснулся я, как обычно, до рассвета, пошел работать во дворе; с большой охапкой наколотых дров вернулся на кухню. Одновременно из-за перегородки вышел хозяин. Я чуть не крикнул: «Что за чудо?» Все лицо, седая борода были черные-черные. От неожиданности дрова вывалились из рук, и я бросился во двор. Оказалось, что в темноте хозяин взял вместо «липка» бутылку с чернилами, растерся ими, а руки по привычке вытер о щеки и бороду. Мне срочно было приказано топить баню, и два дня он отмывался в ней, но борода некоторое время все же оставалась черной, к большому развлечению и смеху соседей.
Вовлекли меня карты и в другое приключение. В число моих обязанностей входила чистка сапог хозяина и его обоих сыновей. Александр в благодарность давал мне по воскресеньям за работу пятак. Николай был такой же скупой, как отец, никогда не давал ни копейки за мои труды; наоборот, узнав как-то, что у меня скопилось шесть пятаков, загорелся желанием воспользоваться ими. Ничего не смог придумать, как предложить мне сыграть с ним в карты на деньги. Я ему ответил, что с ним мне играть невыгодно, у меня только тридцать копеек, он же забьет меня деньгами, да и карт нет.
Но Николаю не терпелось получить мои деньги, он стал уверять: «Темнить» больше, чем твои деньги, не буду, а карты возьмем те, которыми ты играешь с матерью». Карты были старые, видавшие виды, но хорошо известные мне: одна с надорванным углом, другая совсем без угла, те — измазаны так, что я, не открывая их, только по виду знал: черви или бубны, король или валет и т. д. Прикинул в уме, сколько шансов у меня, и согласился играть. «Ты полезай на сеновал, — сказал я, — а я сбегаю за картами».
Сказано — сделано. Он отправился на сеновал, я — за картами. Прежде чем идти к Николаю, я зашел за поленницу, помолился богу, как всегда испрашивая его помощи, чтобы обыграть Кольку, обещал поставить свечку ценой… (в зависимости от выигрыша) и полез на сеновал. Играли в «три листика», копейка темная и две — ход. Сражались целый час, и я выиграл целых 28 копеек, поэтому был в очень хорошем настроении, когда покидал сеновал. Николай же злился, что проиграл такому мальчишке.
На следующее воскресенье он опять позвал меня играть, и опять я выиграл, но уже 60 копеек. Играл спокойно, ибо имел опыт, карты тщательно изучил, да и крепко верил в божью помощь, тем более что свечку поставил согласно данному слову! Колька был очень азартным игроком и вскоре перестал удовлетворяться игрой по воскресеньям и требовал играть на неделе.
Конечно, и я проигрывал, но сравнительно редко. А когда у меня скапливался рубль, я торопился его отдать матери. В первый раз я отдал ей 1 рубль 50 копеек. Она не захотела их брать, недоверчиво смотрела на меня и все допытывалась, откуда я взял «такие деньги». И только когда я сказал, что деньги выиграл у Кольки, взяла со вздохом, но очень просила на деньги не играть.
Кольку неудачи злили все сильнее, и все настойчивее он требовал играть, очень хотелось ему отыграться. Проигрыши его иногда доходили до двух рублей и больше, мне, конечно, это было на руку. Однако я опасался, что Колька принесет новые карты. Опасения напрасные: он тоже стал в них разбираться, иногда с торжеством называл некоторые карты, желая поразить меня, поэтому все оставалось без перемен. Свои удачи я не приписывал только знанию карт, а был твердо убежден, что это результат моих горячих молитв и, главное, выполнения обещаний богу! Выиграл полтинник, свечку ставил за две копейки, рубль — свечка уже трехкопеечная, а случался выигрыш больше, то ставилась свечка за пятак. Колька об этом не догадывался, ему в голову не приходило о моем договоре с богом.
Из уездных городов город Шуя был наиболее чистым, богатым, торговым, со многими фабриками. Много людей имели солидные капиталы. Одним из таковых был фабрикант Щеколдин, о котором шла молва, что имеет он до четырех миллионов капитала, так как к старости продал все свои фабрики и жил на проценты в роскошном двухэтажном особняке.
Вспоминается мне большое одноэтажное здание из красного кирпича — дворянское собрание. Там был большой зрительный зал, буфет, комнаты для разных игр. Часто приезжими артистами давались спектакли. Мне удалось дважды проскользнуть в зал без билета. В городе всем было известно, что кресло номер восемь во втором ряду неизменно занимал Щеколдин, даже в его отсутствие оно оставалось свободным. Как-то мне взбрело в голову: вот бы выиграть у Кольки одновременно 3 рубля 20 копеек — я бы купил билет первого ряда, кресло номер восемь и сел бы впереди Щеколдина!
Я, мальчишка, впереди миллионера! Как всегда, последовало обещание — в случае выигрыша больше 3 рублей 20 копеек поставить свечи на все оставшиеся от покупки билета деньги.
Игра у нас входила в привычку, а выигрыш у меня стал обычным явлением. А Колька чем больше проигрывал, тем больше стремился отыграться. Он начал воровать деньги из кассы, к которой имел доступ. Все чаще я отдавал выигранные деньги матери, которая все с большим беспокойством допытывалась, не ворую ли я у хозяина, боже сохрани! Я крестился и божился, что деньги честные.
В город приехала украинская труппа. Подходящий момент осуществить мое озорное желание — покрасоваться в первом ряду! Перед очередной игрой с Колькой усердно молился об удаче. С твердой уверенностью в помощи божьей я начал игру. Мне повезло: выиграл 3 рубля 35 копеек. Значит, покупка билета за 3 рубля 20 копеек обеспечена, ну а пятиалтынный, согласно обещанию, надо истратить на три свечи по пять копеек. Мне было жалко истратить такие большие деньги на билет. Ведь на них мог бы купить матери полусапожки с резинками… Но просил я помощи у бога для покупки билета. Вдруг он отвернется от меня за «обманную» просьбу. Как же быть? Потерять божье покровительство мне совсем не хотелось, и денег жаль…
Всю ночь ломал голову, как правильно поступить, и решил: все-таки билет придется купить. Чтобы не опоздать купить билет именно номер восемь в первом ряду, прибежал задолго до открытия кассы и без труда купил желаемый билет. День был субботний. Сходил ко всенощной, вознес благодарственную молитву, конечно, не забыл про обещанные свечки.
Начинался спектакль в 7 часов 30 минут вечера, но уже за полчаса до начала я был в театре. Одет я был далеко не по-театральному. Как я уже говорил, костюм мой выглядел крайне неприглядно: пиджак, брюки и сапоги с хозяина, а так как я был значительно меньше ростом и тоньше его, то все это болталось как на вешалке. Опасался, что из-за такого костюма меня могут не допустить в первый ряд, но еще больше тревожила мысль: «А вдруг Щеколдин не придет сегодня?» Вся моя затея сидеть впереди миллионера и огромная для меня сумма пропадет впустую. Но вскоре я успокоился, увидев маленькую пузатенькую фигуру, семенившую по коридору. Это был Щеколдин!
Раздался первый звонок, и публика, одетая победнее, поспешила занять свои места; после второго звонка в зал потянулась публика более нарядная, а я все еще не хотел выйти из-за двери, куда спрятался в ожидании начала спектакля. Но вот и третий звонок. Все места в зале были заняты, и я, набравшись храбрости, торжественно и чинно направился к двери. Я действовал по заранее обдуманному плану. У двери в зал стоял высокий худощавый мужчина-контролер. При первой моей попытке пройти он схватил меня бесцеремонно за шиворот и потащил назад. Глаза сидевших в зале безжалостно устремились на меня, было ясно — их симпатия была не на моей стороне. Некоторые от души смеялись над неудачным вторжением какого-то мальчишки. После двух безрезультатных попыток прорваться в зал (крепкие руки контролера парализовали все мои усилия) я достал из кармана билет и предъявил его своему мучителю. Надо было видеть его растерянность! Вероятно, это был первый случай в его контролерской деятельности! Как разобраться в таком противоречии? С билетом надо пропустить, а по одежде удалить. Он что-то сказал человеку, пробегавшему на сцену. Через минуту выглянул из-за двери наполовину загримированный артист и спросил, в чем дело. Контролер, указывая на меня, презрительно сказал, что этот мальчишка имеет билет первого ряда, но как одет! Выглянувший человек ответил: «Если вы вернете стоимость билета, то можете не пускать» — и