Казаков поселили в Дятловском районе Барановичской области, приказав им выявлять партизан и вести с ними борьбу. По показаниям местных жителей, казаки под командованием Холодного и Меркулова, несмотря на приказ немцев, борьбы с партизанами не вели, партизанских семей не трогали.
В июне 1944 года, когда Красная Армия подходила к Минску, дивизион в полном составе присоединился к партизанской бригаде и вместе с ней вел бои против немцев. К нам в армию их влилось 208 человек, включая 6 офицеров. Мы направили их в штрафные подразделения. В первый бой они вступили на самом ответственном участке под Волковыском. Били гитлеровцев смело и умело и обещание кровью искупить вину перед Родиной выполняли.
Командиры всех степеней внимательно следили за боевыми действиями этой категории военнослужащих. Люди, совершившие серьезные ошибки, а подчас и преступления, воочию видели, что у них не все потеряно в жизни. Когда мы вышли на Нарев, была сделана персональная оценка боевой работы каждого штрафника. Многие из них были освобождены из штрафных рот. С них, если позволяла обстановка, при построении рот и батальонов снималась судимость, а некоторые за проявленную храбрость и отвагу были награждены.
Ритуал вручения им орденов и медалей был тщательно продуман. Перед строем солдат, прежде чем вручить боевую награду, командиры рассказывали о воинской доблести, бесстрашии награжденных. По лицам людей, получавших ордена и медали, порой текли слезы, и мы понимали, что многие из них по первому зову сознательно пойдут в огонь сражений.
Только в одной из штрафных рот за короткий срок была снята судимость с 23 человек, а награжденных из них было 17. Надо было видеть радость тех, кто своей кровью, воинской доблестью и отвагой искупал вину перед Родиной! Как они были благодарны за проявленное к ним великодушие! Мы внимательно следили за их судьбой, и нужно отметить, что показали они себя только с хорошей стороны и полностью искупили свое заблуждение и вину…
В 3-й армии также был сформирован и заградотряд, в который были подобраны лучшие бойцы и командиры, как правило награжденные боевыми орденами и медалями, но эти отряды в армии, по своему прямому назначению, насколько я помню, не использовались. С начала 1944 года командиров и бойцов заградотряда все чаще и чаще направляли в боевые подразделения…
В течение осени 1944 года мы получили большое и разнородное пополнение. Прибывшие из госпиталей по боевой подготовке и настроению не отличались от основного ядра дивизий и вместе с ним являлись надежными помощниками командиров и тем цементирующим элементом, который был так нужен нам в этот период. Из них многие в летах и не раз были ранены, некоторые даже 3–5 раз, имели боевые награды. Казалось, можно было в этой группе ожидать жалобы на усталость, на болезни, раны, но, как ни странно, таких настроений здесь не отмечалось: все эти ветераны боев, закаленные воины хотели расправиться с врагом в его берлоге, отомстить ему за все содеянное, в том числе и за свои раны.
Партизаны тоже были народ в полной мере надежный, смелый, но из них многие не служили в армии, и даже те, кто в армии служил, но долго пробыл в партизанских отрядах, привыкли к другому способу боевых действий. В их отрядах была дисциплина, но не та, какая нужна в армии. Из этого и вытекала необходимость учить их способу действий регулярных войск и воспитывать армейскую дисциплинированность.
Третью группу составляли вновь мобилизованные. Среди них значительная часть вообще не служила в армии; другие были в плену, а какая-то прослойка служила у немцев полицейскими, бургомистрами, старостами, обозниками, шоферами. Эта группа требовала особого внимания, терпеливой разъяснительной работы. И мы уделяли им постоянно должное внимание: воспитывали и внимательно изучали. Одних можно было направлять в роты и батареи, других — в штрафные подразделения для искупления своей вины. Обобщая опыт работы с этой категорией воинов, поступивших в армию в качестве пополнения, мы пришли к выводу — со всеми без исключения и с каждым в отдельности необходимо терпеливо, внимательно «повозиться», обучить и воспитать, а со многими обучение начинать надо было с азов, так как они еще не держали винтовки в руках. Вся эта программа, выработанная коллективно, была продумана хорошо. В зависимости от подготовки мы к каждому подходили индивидуально, хотя на подготовку новых бойцов война отпустила нам всего неполных 18 суток.
К началу осени 1944 года союзные войска вышли к западной границе Франции, а еще ранее вышла из войны Италия, хотя против воли итальянского народа на ее территории война продолжалась. Итальянские патриоты с оружием в руках продолжали решительную борьбу с фашизмом.
В сентябре 1944 года в результате успешных действий Красной Армии полностью освобождены Эстония, Литва и большая часть Латвии. Наши войска подошли к границам Восточной Пруссии, Чехословакии, Венгрии и Югославии.
Были выведены из войны Финляндия, Румыния и Болгария. Вслед за Румынией объявила Германии войну Болгария. Многие части и соединения румынской и болгарской армий в боях со своим бывшим союзником проявили высокое мужество, героизм и были удостоены советских боевых наград и почетных наименований.
Наша армия, как уже отмечалось выше, с боем освободила город Белосток.
Начало изгнания немецко-фашистских захватчиков из Польши стало историческим рубежом в судьбах польского народа. 21 июля 1944 года в городе Люблине Крайова Рада Народова создала временный исполнительный орган народной власти — Польский комитет национального освобождения. Декретом Крайовы Рады Народовой от 21 июля Первая польская армия и Армия Людова были объединены в Народное Войско Польское. 26 июля между Советским правительством и Польским комитетом национального освобождения было подписано «Соглашение об отношениях между Советским Главнокомандующим и Польской администрацией после вступления советских войск на территорию Польши».
Были у нас и другие заботы. Мы находились в той части Польши, которую гитлеровцы называли «территорией государственных интересов Германии». Фашистская пропаганда долго и разнузданно клеветала на Советский Союз, пытаясь разжечь в поляках ненависть к советским людям. Но потуги ее оказались тщетными. Местное население встретило нас доброжелательно, особенно крестьяне, которых в годы оккупации немцы облагали большим налогом, отобрали у многих землю и сделали батраками у помещиков. Поляков притесняли политически, угнетали в национально-культурном отношении, угоняли на работы в Германию, сжигали их села, если подозревали, что там есть партизаны, арестовывали и расстреливали «подозрительных лиц», то есть патриотов.
Поляки верили заявлению Советского правительства о том, что советские войска вступают в пределы Польши, преисполненные одной решимостью: разгромить гитлеризм и этим помочь польскому народу восстановить его независимость. Верило нам большинство, но не все, некоторые были насторожены.
Офицерам нашей армии, несмотря на то что им доставало дел в войсках, пришлось вести работу и среди местного населения. Устраивались беседы, митинги, демонстрировались кинокартины, распространялась газета люблинского комитета «Вольна Польска». Поляки охотно принимали участие во всех политических обсуждениях и раскупали газеты на родном языке.
Думаю, работу с местным населением было легче проводить на люблинско-варшавском направлении, где дислоцировались и принимали участие в боях, плечом к плечу с соединениями Советской Армии, воины союзного нам Войска Польского. Самый факт прихода прекрасно вооруженной, обмундированной в национальную форму, возрожденной польской армии вызывал у населения энтузиазм: ведь гитлеровцы заявили, что поляки как нация, имеющая свое государство, исчезли с лица земли навсегда.
У нас было сложнее и потому, что в нашем районе осталось больше реакционных старых чиновников и разного рода прислужников бывших властей и помещиков. Они сопротивлялись демократизации Польши, саботировали распоряжения Временного польского правительства.
Самая зажиточная часть местного населения, по рассказам, недурно ладила с немцами. Эти люди держались обособленно, в разговоры с русскими не вступали, прятали скот и хлеб, чтобы уклониться от поставок Войску Польскому и ничего не продавать нам. Появились и спекулянты — они плодятся всегда и везде, где ощущаются экономические затруднения.
Необходимо было вести широкую разъяснительную работу в наших войсках, чтобы не допустить неправильной оценки отдельных нездоровых фактов и настроений, с которыми мы здесь встретились, чтобы наши люди не поколебались в своих взглядах и ни на минуту не забывали: все эти печальные явления — результат политики той эксплуататорской верхушки, которая одинаково враждебна труженикам всех народов.
Как ни заняты мы были подготовкой к наступлению, в нашу работу неизменно включалась и эта сторона — воспитание солдат в духе пролетарского интернационализма, укрепление дружбы с местным населением. Мы всячески поощряли помощь наших войск населению. Солдаты помогали крестьянам в уборке картофеля и в других сельскохозяйственных работах. В труде люди лучше всего учатся понимать и уважать друг друга. Нам случалось не раз выручать поляков продовольствием или транспортом. Помогали и они нам. Все это сближало местное население с советскими солдатами, укрепляло их дружбу.
Вообще все мы, особенно руководители нашей армейской политической работы, немало думали над поведением войск и отдельных лиц в сложной политической обстановке.
Не могу, однако, не рассказать, что однажды и я совершил поступок, который был признан более чем сомнительным с политической точки зрения.
Находясь в одной из дивизий второго эшелона, размещенной в прекрасном сосновом бору, я услышал рассказ офицера, уроженца Донбасса, только что получившего письмо от отца из Ворошиловграда. Отец писал о горе шахтеров, вернувшихся в Донбасс после ухода немцев, как ходили шахтеры по развалинам шахт, по пепелищам своих поселков, со слезами на глазах смотрели, оплакивая эти развалины, как свое родное детище.