Вообще мы считали, что проведение частной операции у границ Пруссии, да еще в то время, когда весь остальной фронт стоит в обороне, совершенно нецелесообразно: это потребует больших затрат, но не даст больших результатов, так как при общей пассивности нашего фронта противник без всякого риска найдет резервы, сосредоточит их на узком фронте нашего наступления и не даст нам его развить.
Я лично и член Военного совета И. П. Коннов скрупулезно этот вопрос обсудили с командармом 48-й армии Прокофием Логвиновичем Романенко и членом Военного совета этой армии генералом Николаем Александровичем Истоминым. Начальник штаба 3-й армии Макар Васильевич Ивашечкин, взвесив все и вся с начальником штаба 48-й армии генералом Иваном Семеновичем Глебовым, доложил выкладки штабов. Решение одно: наступать с захваченного плацдарма.
Наши соображения были доложены командующему фронтом генералу армии Г. Ф. Захарову. Георгий Федорович вначале настаивал на первом варианте наступления (с форсированием реки), но, очевидно не без помощи прибывшего на фронт представителя Ставки, согласился на наш второй вариант. 23 октября мы получили директиву фронта, по которой две трети плацдарма передавались нашей армии и одна треть оставалась у 48-й. Наступление с целью расширения плацдарма до определенных размеров было приказано провести силами обеих армий; разведку боем — силами одной 48-й армии до смены нашими частями.
В ночь на 6 октября мы сменили части соседа на плацдарме, получив у него данные о противнике и его обороне. Передний край немецкой обороны находился перед нами в 500–600 метрах и состоял из двух сплошных траншей; подходы к первой из них преграждены проволочным забором, сплошными минными полями. Из этих сведений я больше всего обратил внимание на две траншеи и проволочный забор: меня удивило, что перед плацдармом оказалась не более развитая система оборонительных сооружений, как мы полагали, а, наоборот, более слабая, ибо перед нами за рекой мы видели не две, а три траншеи и не проволочный забор, а заграждения в три кола, кое-где даже в четыре и пять кольев. Кроме того, меня удивило, что на карте, переданной нам 48-й армией, передний край обороны и нашей и противника обозначен был в низине, тогда как в одном-двух километрах западнее был высокий край долины с превышением в 18–20 метров. Я подумал: это на немцев не похоже. Более вероятно, что передний край обороны находится на высоком берегу, а внизу — только усиленное боевое охранение с проволочным забором или специально вынесенная передовая позиция.
Чтобы установить настоящий передний край, я, выехав на плацдарм, в разных местах поднимался на деревья, всматривался в оборону противника, но ничего нового не увидел, так как наблюдению мешали кусты и деревья.
Река Нарев от города Остроленка течет почти строго на юг; от города Рожан она поворачивает на юго-восток, а потом на юго-запад. В этой излучине и был захвачен плацдарм. Пользуясь тем, что берег у Рожан сплошь покрыт на нашей стороне высоким сосновым лесом, я решил просмотреть оборону противника не только с плацдарма, то есть востока, но и с севера. На следующий день выбрал деревья повыше, с помощью саперов забрался на те, что были ближе к высокому краю долины. При тщательном осмотре можно было заметить на нем три траншеи, а перед первой из них замаскированное проволочное заграждение в шесть кольев. С того же дерева я видел и две траншеи внизу, восточнее на 1–2 километра, и проволочный забор перед ним. Значит, настоящая оборона у противника на высоком берегу. Противник рассчитывал, что в случае нашего наступления с плацдарма мы израсходуем больше всего боеприпасов, разрушая его передовую позицию, а основная оборона будет мало подавлена; за время нашей артподготовки он подведет к переднему краю резервы и остановит наше наступление. «План неплохой, — подумал я, — но все-таки рассчитан на простаков».
В этой операции мы не были так ограничены в боеприпасах, как прежде. По графику, разработанному командованием фронта, артподготовка была предусмотрена в течение ста минут, а после захвата переднего края артиллерия должна была сопровождать наступающие войска огневым валом на глубину до полутора-двух километров. Но этот график и нас не устраивал. В нашем решении мы в этот план ввели некоторые поправки. Они сводились к следующему. Атака начнется не на сотой, а на пятнадцатой минуте после первого огневого налета артиллерии. В целях одновременной атаки всей передовой позиции, учитывая, что она не везде одинаково удалена от нас (от полукилометра до километра), одни наши стрелковые цепи с танками пойдут в наступление с первым выстрелом, другие через пять минут после него; после захвата передовой позиции огонь артиллерии переносится на основную оборону и ее глубину. За 85 минут этого второго этапа артподготовки наши стрелковые цепи с танками должны преодолеть пространство, отделяющее передовую позицию от основной. Саперы и танки с тралами пойдут впереди пехоты и танков, чтобы проделать проходы в минных полях и проволочном заграждении. На сотой минуте наши стрелковые части и танки должны ворваться в «главную боевую линию» (используя немецкий термин). Лишь после этого начнется сопровождение огневым валом в глубине обороны противника.
Это решение было доложено командующему фронтом, но он настаивал на своем графике. Накануне операции я еще раз обратился к нему и получил раздраженный ответ:
— Вы все чудите, умнее всех хотите быть.
Нельзя было понять, что этот ответ практически означает, и мы решили истолковать его как согласие на то, чтобы мы «чудили», то есть действовали по-своему.
Артподготовка началась 10 октября, ровно в полдень. Пехота выскочила из траншей и вместе с танками пошла в наступление.
Взяв на себя всю ответственность за план, мы напряженно следили за продвижением наших цепей. Радостно было видеть, как танки, а за ними цепи миновали проволоку, первую траншею и продолжали наступление. Огонь артиллерии, после того как занята была вторая траншея, перенесли на основную оборону противника. Передовую позицию мы захватили, потеряв лишь несколько человек…
В результате первого дня наступления наши войска овладели всеми тремя траншеями на высоком берегу. Противник отошел на вторую позицию, прикрытую минными полями. Наш левый сосед, действуя по графику фронта, овладел лишь передовой позицией и не смог подняться на высокий берег.
В ночь на 11 октября саперы разминировали проходы, а с рассветом, после короткой, но мощной артподготовки, мы возобновили наступление. За этот день удалось овладеть тремя траншеями второй позиции и в ряде мест выйти к шоссе Рожан-Пултуск; на правом фланге части овладели двумя фортами крепости Рожан, разрушенным мостом через Нарев. В этот же день один из полков дивизии, оставленной в обороне, форсировал реку севернее города, был встречен сильным организованным огнем, вклиниться в оборону противника не смог и окопался в долине реки.
Несмотря на то что сопротивление противника не ослабевало, 12 октября мы овладели двумя траншеями третьей позиции, вышли к шоссе Рожан-Макув, а на первом фланге овладели городом и крепостью Рожан.
13-го и 14-го продвижение было лишь незначительным, а дальнейшие попытки наступать успеха не имели. За эти дни мы взяли пленных из целого ряда вновь подошедших частей и соединений. Бои приобрели крайне напряженный характер. До 20 октября многие населенные пункты и высоты переходили из рук в руки по нескольку раз.
Пленные показывали, что немецким войскам приказано во что бы то ни стало восстановить утраченное положение. Памятуя, как важно умение вовремя остановиться, я, во избежание лишних потерь, 15 октября приказал перейти к обороне.
В результате боев мы углубили плацдарм с 6 до 20 километров, расширили его до 18. Левый сосед также углубил и расширил свою часть плацдарма. Противник понес большие потери; правда, пленных мы захватили немного — 369 человек, взяли всего 6 исправных танков и самоходных орудий, 7 бронетранспортеров, 45 орудий, 42 миномета, 39 пулеметов, но это свидетельствовало не о нашей слабости, а о ожесточенности сопротивления противника.
Удивительным было и такое противоречие: сопротивление противника было, в общем, весьма упорным, но многие пленные артиллеристы без принуждения помогали нам поворачивать в западном направлении захваченные орудия, включались в расчеты и посылали снаряды в гитлеровские части. Легко было предположить, будто разочарование и недовольство нацизмом достигло уже такого уровня, что антифашистское настроение, наличествовавшее среди немецких солдат и раньше, начало выливаться в активную форму. Однако мы не считали возможным преувеличивать значение такого симптома, хорошо зная, как опутаны умы немцев фашистской пропагандой.
На расширенном плацдарме в короткий срок нами была создана глубокая оборона. Мы оборонялись здесь почти три месяца, используя это время для подготовки к будущему общему наступлению всего фронта.
Я уже писал о том, что большое пополнение, которое мы получили в сентябре, требовало большой работы, чтобы оно органически включилось в наши части. Но времени у нас тогда было в обрез: необстрелянные, а частью совсем не служившие еще в армии солдаты слишком болезненно реагировали на жесткие контратаки противника с танками, слабо использовали местность как в наступлении, так и в обороне, недостаточно умело и полно использовали оружие; не на высоте была и дисциплина.
Преодоление этих недостатков стало основной задачей наших офицеров и сержантов, комсомольцев и коммунистов, всего партийно-политического аппарата, тем более мы начали получать новое пополнение, приблизительно такое же по составу.
Со второй половины октября до 13 января 1945 года войска армии оборонялись на всем фронте, всеми видами и средствами вели разведку противника.
Противник продолжал обороняться, совершенствовал занимаемые позиции, с помощью местного населения создавал новые оборонительные рубежи. Активность противника, сниженная в ноябре, снова возобновилась в декабре. Поскольку его разведка мелкими группами не давала нужных результатов, то, ожидая нашего наступления, противник предпринял разведку боем, но она оказалась безуспешной. Усилилась авиационная разведка. По-видимому, его интересовал наш тыл, а поэтому он не задерживался над нашими войсками, а пролетал в глубину. Участились артиллерийские налеты по возможным скоплениям наших войск.