Годы и войны. Записки командарма. 1941—1945 — страница 108 из 125

За несколько дней передышки мы успели произвести перегруппировку и в какой-то степени пополнили роты, накопили боеприпасы.

Расстояние, оставшееся до моря, преодолеть как можно быстрее — этого требовал общий план ведения операции на этом этапе; но дальнейшего предназначения нашей армии никто не мог знать. Мы не исключали, что по окончании этой операции нас пошлют в глубь Центральной Германии. Но рассчитывали получить какое-то время, укомплектовать части и привести их в порядок. Поэтому перед нами встал вопрос: а где же разместится в этом случае штаб армии? Города, оставшиеся позади, все сильно разбиты. Решили: город Вормдитт, который еще предстояло взять, не бомбить, не обстреливать артиллерией. Город был полуокружен, обложен с востока, юга и юго-запада; решили обойти его и с севера. Продумали, как охранить город от случайных пожаров. У нас было два учебных батальона, готовивших сержантов из бывалых солдат. Всем курсантам надели красные нарукавные повязки. Войдя в город, эти два батальона должны были составить его гарнизон, следить за порядком и не допускать пожаров.

Удар наносился на северо-запад, на шоссе Вормдитт-Мельзак. Мы начали днем 14 февраля (ровно через месяц после начала нашего наступления к Балтике) и за два часа продвинулись на 2–4 километра, и к вечеру шоссе и железная дорога были перерезаны, а через сутки Вормдитт — крупный узел шоссейных и железных дорог — был полностью очищен от врага. Его потеря была для немецких войск на этом участке невосполнимой. Им так не хотелось его отдавать, но наш обходной маневр вынудил их оставить город, и они его оставили, и не просто оставили — они оставили его целехоньким: не было разрушено ни одного дома.

Немецкие генералы уже в который раз клялись сдержать большевистский натиск; во всех подразделениях зачитывались строжайшие приказы. Но начинался бой, и немцы снова отступали. Отчаяние и страх — плохая моральная основа для стойкости.

На второй день после того, как наша армия вошла в подчинение 3-му Белорусскому фронту, к нам во Фраймарк прибыл дважды Герой Советского Союза генерал армии Иван Данилович Черняховский. Его я видел впервые. Он был молод, энергичен и уверен в себе и своих силах. Как только познакомились, он выразил удовлетворение практическими указаниями командирам соединений. Помню его слова: «Это хорошо, очень правильно». Вторично он выразил удовлетворение, выслушав мою оценку обстановки и доклад о наших намерениях. Спросил, сколько мне лет, чем командовал до войны.

— Пятьдесят четыре года, девять лет командовал дивизией, пять с половиной лет — бригадой и семь лет — полком.

— Это тоже хорошо.

Потом спросил фамилию командира дивизии, которого он встретил на шоссе. Я затруднялся ответить, не зная, о ком идет речь. Он уточнил:

— Да такой старичок.

Я ответил, что у нас стариков среди командиров дивизий нет. Он дополнил:

— Да ему будет, наверное, лет сорок пять…

— Если бы он в свои сорок пять лет играл в куклы, — сказал я, — тогда староват, а командовать дивизией он еще не стар. — И добавил: — В 1914 году, когда немцы обходили Париж с севера, правофланговыми армиями командовали Бюлов и Клук, одному было шестьдесят семь, другому шестьдесят девять лет, командовали они хорошо, их стариками не считали.

После этого разговора генерал армии И. Д. Черняховский стал более официальным в обращении со мной. На работе это не отразилось — командующий фронтом, внимательно следя за нашими планами и действиями, никогда не мешал проявлению самостоятельности и инициативы.


Для овладения городом Мельзак (Пененжно) у нас было два варианта: первый — обход с востока и северо-востока и второй, предложенный генералом Никитиным, — ночной бой (так мы взяли уже три города). В пользу первого варианта было то, что мы получили бы в свое распоряжение еще один неразрушенный город. Но обстановка здесь была иной, чем перед Вормдиттом, — наш левый фланг не только не охватывал его с юго-запада, но сильно отставал от правого фланга, а перед правым были две реки.

Оба варианта были доложены генералу Черняховскому.

— Какой вариант вам больше нравится? — спросил меня командующий.

— Думаю использовать оба, но раздельно, — ответил я. — Днем 16-го наступать правофланговым 41-м корпусом, и его наступление обеспечить мощной артподдержкой, чтобы привлечь к правому флангу все резервы противника. А в полночь на 17-е атаковать город 35-м корпусом.

— Считаю это правильным, — услыхал я в ответ.

Осуществляя наш план, 41-й стрелковый корпус к 14 часам 16 февраля форсировал реку Вальш, но был остановлен на реке Варнау. Однако основные резервы противника уже были прикованы к нашему правому флангу, и я дал указание комкору Никитину быть готовым к ночному наступлению на город. Тогда же отдали приказ артиллерии, чтобы она повернула свои стволы на город и обеспечивала ночное наступление дивизий 35-го корпуса.

В двух километрах южнее города Мельзак находился кирпичный завод, превращенный противником в опорный пункт: его оборонял, по-видимому, сильный гарнизон. Этот опорный пункт сильно мешал нам овладеть городом, и мы решили попытаться захватить его до общего наступления. Капитан Василий Герасимович Зубков, который был известен в армии, в том числе и мне, как исключительно смелый и предусмотрительный офицер, добровольно вызвался выполнить эту задачу с ротой автоматчиков.

Как только стемнело и наступила тишина, автоматчики по лощине проникли к кирпичному заводу. Гарнизон кирпичного завода, численностью около 200 человек, ужинал. Рота решительно атаковала кирпичный завод с тыла. Среди немцев в момент атаки не оказалось офицеров — их вызвали зачем-то в город, а солдаты поста не сопротивлялись. В результате 28 автоматчиков капитана В. Зубкова захватили этот мощный опорный пункт, потеряв 5 человек ранеными, но захватили 62 пленных, 12 пулеметов, 105 винтовок и автоматов, 3 радиостанции. Противник оставил на заводе 68 трупов (больше всего в столовой).

В час ночи тишину нарушил залп «катюш», а потом прогрохотали почти одновременно разрывы 300 снарядов, выпущенных по переднему краю обороны и по городу. Наши войска с незначительными потерями овладели обороной противника и ворвались в город. К 3 часам утра Мельзак был полностью захвачен нашими войсками.

В этом бою особенно отличились части 290-й стрелковой дивизии гвардии полковника Н. А. Вязниковцева и 348-й стрелковой дивизии гвардии полковника М. А. Грекова.

Успех был использован 41-м стрелковым корпусом: он форсировал левым флангом реку Вальш, а правым — реку Варнау. 40-й стрелковый корпус продвинулся вперед на два километра и вышел к реке Вальш, а 169-я дивизия Ф. А. Веревкина даже ее форсировала.

Захват городов Вормдитт, Мельзак (Пененжно) и других был отмечен благодарственным приказом и салютом в Москве.

Как ни много было неотложных дел, мне захотелось побывать в роте автоматчиков капитана Зубкова, чтобы поздравить их с выдающейся победой. Крепко обняв и расцеловав капитана, я растроганно сказал: «В лице вашего достойного командира целую и обнимаю вас всех». Но мне хотелось еще расспросить участников боя, как им удалось победить противника, в семь раз превосходящего численностью, захватить столько оружия и овладеть сильно укрепленным пунктом.

Солдаты, сержанты, перебивая один другого, спешили ответить на мой вопрос. Пришлось записать их фамилии и давать слово по очереди. Нужно было видеть их настроение! С каким оживлением они рассказывали подробности недавнего события.

Они еще днем высмотрели, где находится немецкий пост, наметили путь для его обхода. Чтобы не обнаружить себя, ползли 300 метров, а то и больше. А когда оказались в тылу поста, выделили сержанта и трех солдат для снятия часового без шума и стрельбы. Они это сделали.

— Несколько дней мы изучали расположение кирпичного завода, пути подхода к нему, — сказал капитан Зубков, — определили и план действий при ударе по нему с тыла. Но по правде сказать, когда мы давали слово командиру дивизии, что захватим завод, мы не думали, что на заводе у противника такая сила.

Один из солдат несколько раз нетерпеливо вставал и поднимал руку. Получив слово, сказал:

— Когда мы с тыла подходили к большому, длинному зданию, я впереди был один. Слышу в помещении шум и смех. Нетрудно было определить, что немцев там намного больше, чем нас. Мне уже становилось страшно, но в это время тихо подошла рота. Ну, подумал я, видно, до атаки дело не дойдет, пойдем обратно. Но когда передние остановились, а задние подтянулись, подошел командир роты. Он тоже прислушался к смеху, шуму и стуку посуды и тихо сказал: «Там ужинают. Хорошо, что они все в помещении, трое останетесь снаружи и никого не подпускайте, если нужно будет — стреляйте. Остальные все за мной — в помещение. Как войдем, быстро становитесь правее и левее меня, не мешайте один другому в стрельбе. Огонь открывать только по моей команде».

Когда мы вошли, там было много немцев, они сидели за столами и ужинали. Охраны никакой — видно, надеялись на тот пост, что мы сняли. Помещение большое, а свет хотя электрический, но совсем слабый, тут же по команде нашего капитана мы открыли огонь. Большинство попадали под столы, а часть побежала к другому выходу, в другом конце столовой. Капитан оставил лейтенанта с пятью солдатами в помещении, а сам с остальными выбежал в дверь, в какую мы вошли, чтобы ловить убегавших.

Лейтенант, оставленный в помещении, приказал немцам вылезать из-под столов и собираться в угол, но никто не поднимался. Среди них оказались убитые и раненые, а другие боялись подняться. Тех, кто мог ходить, собрали в один угол.

Капитан Зубков, выбежав из столовой с группой автоматчиков, задался целью не допустить, чтобы убежавшие взяли оружие и оказали сопротивление. Они бежали в сторону города и были уже далеко. Мы же заскочили в другое помещение, где было два немца с поднятыми руками, много оружия, аккуратно поставленного вдоль стены. Захватив весь завод, мы донесли об этом по радио и организовали оборону. Контратаку мы отражали сильным огнем из немецких автоматов, свои патроны уже почти все были израсходованы. Мы боялись, что при повторении контратак такой удачи у нас уже не будет, но тут пришла поддержка.