столицу со знаменитого парада на Красной площади под дулами вражеских орудий 7 ноября 1941 года, поставить победную точку на многотрудном боевом пути было высокой честью.
По мере нашего продвижения мы овладевали местностью с вековым сосновым лесом, со множеством утопающих в зелени садов вилл, расположенных по озерным берегам, и дачных поселков. В этом районе издавна жила и развлекалась немецкая знать, позднее — приближенные Гитлера. Слуги, оставшиеся в виллах, вывесили белые флаги. Нередко мы находили гитлеровцев, покончивших жизнь самоубийством — кто повесился, кто застрелился, кое-где были пристрелены целые семьи: фанатики фашисты, прежде чем покончить с собой, убивали сначала свою жену и детей.
В Нойе-Моле захвачена была мощная берлинская радиостанция в полной исправности, с частью персонала, который предложил свои услуги. Захвачен был завод взрывчатых веществ и другие заводы с исправным оборудованием. На одном из складов было найдено 15 тонн серебра в слитках, на другом — 300 тонн горючего.
Нашей армии приказано было выйти на линию сплошных озер — Тойпиншерзее, Хельцернерзее, Вольцирензее — и перейти к обороне, не допуская просачивания противника. Мы вышли на эту линию 26–27 апреля. Из 25-километрового фронта 22 километра приходились на широкие озера и 3 километра — на сухопутные промежутки между ними и каналом. Раздавались голоса: дальше наступать нецелесообразно, перейти к обороне на этом водном рубеже, пусть другие теснят противника, а мы в своих границах противника ликвидировали, захватили много пленных немцев.
Но мы на этом не остановились. С рассветом 28 апреля наступали в тех незначительных промежутках и форсировали озера при помощи тех же лодок-амфибий, продолжая сжимать кольцо окружения.
Мы знали, что 60–80-тысячная армия не будет прорываться на север или юг, а тем более на восток, она будет прорываться только на запад и северо-запад, значит, через нашу армию и через правого соседа. Знали, что нам может быть очень трудно, но мы верили в боевой дух наших бойцов, верили, что уничтожим противника и не допустим его прорыва, поэтому продолжали сжимать кольцо окружения.
Почему мы взяли на себя более трудную задачу — форсирование, а не перешли к обороне?
Мы шли на это сознательно, и вот почему.
Противник, подойдя к нашей обороне на озерах, прикрылся бы небольшой частью сил, легко прорвался бы у правого соседа, где была более слабая оборона. А мы не захватили бы дополнительно еще 20 тысяч пленных и не уничтожили бы еще около 10 тысяч солдат неприятеля.
28 апреля мы были намерены выйти к реке Даме, но продвинулись за линию озер на 2–3 километра и были вынуждены на этом рубеже перейти к обороне. Противник продолжал наступать плотными цепями, несмотря на громадные потери.
Нетрудно было догадаться, что 29 апреля противник обрушится на нас всей массой своих сил и огня, и приготовились к его встрече, окопались и запаслись большим количеством патронов. Так оно и получилось. С рассветом немцы перешли в наступление. Они наступали не цепями, а колоннами. Нужно себе представить бой в крупном сосновом бору без единого кустика! Наши войска находились в окопах для стрельбы лежа, стреляли с упора уверенно и метко. Противник шел во весь рост, стрелял на ходу неуверенно, не видя цели. Стрельба велась с расстояния 100–150 метров. Весь лес перед нами на 12-километровом фронте был усеян трупами врага.
В течение дня 29 апреля несколько раз на том или другом участке командирам батальонов, которые были в одной цепи с солдатами, казалось, что «не выдержим, враг прорвется», но все же выдержали. Лишь в одном месте удалось просочиться отдельной вражеской группе, но и она была уничтожена или пленена нашими тыловыми подразделениями.
В ночь на 30 апреля на стыке между нашей правофланговой 169-й стрелковой дивизией и дивизией 28-й армии А. А. Лучинского прорвалась группа в 3–4 тысячи человек, которая была уничтожена и частью пленена позднее.
Много было проявлено доблести и геройства солдатами, сержантами и офицерами и в эти горячие денечки.
На рассвете 30 апреля мы услыхали отдаленные разрывы снарядов: это била артиллерия соседних армий генералов В. Я. Колпакчи и В. Д. Цветаева, которые преследовали отступавшего противника. В 5 часов окруженная группировка была уничтожена и частью взята в плен. Мы соединились с войсками 33-й армии генерал-полковника Вячеслава Дмитриевича Цветаева и 69-й армии генерал-полковника Владимира Яковлевича Колпакчи.
Вечером 30 апреля и 1 мая у всех настроение было особо торжественное. Всюду были слышны разговоры о результатах семидневных боев под Берлином. «Не напрасно шли из Пруссии под Берлин», — говорили одни. «Хороший подарок преподнесли к празднику Первого мая нашей Родине», — заявляли другие. «Чтобы верить всему этому, нужно видеть только своими глазами!» — восклицали третьи.
Военный совет поздравил личный состав армии с праздником Первого мая, новой победой и соединением войск 1-го Украинского фронта с войсками США и пожелал таких же успехов в последнем решительном бою.
Покончив с противником юго-восточнее Берлина, мы понимали, что нам предстоит еще раз сразиться с врагом, и не ошиблись.
1 мая мы получили новую задачу: сосредоточиться на северо-восточной окраине Берлина в районе Шенвальде, Розенталь, Бланкенбург, Бух с целью нанести удар по окруженному гарнизону противника в Берлине и не допустить его удара с севера по Берлину.
С 7 часов 2 мая наши дивизии уже были на марше в сторону Берлина. Но на ночевке у юго-восточной и восточной окраин Берлина получили новую задачу: в связи с капитуляцией берлинского гарнизона следовать к реке Эльбе через южную границу Берлина. Мы рассчитали расстояние до Эльбы — 120 километров — преодолеть в трое суток и тем не допустить ухода немецких войск к англо-американцам. Выслав по двум маршрутам передовые отряды, спешили вслед за ними.
Проходя через окраины Берлина, видели добросовестную работу наших доблестных соседей: логово зверя было превращено в груды развалин, всюду чернели обгорелые остатки стен строений, торчали скрюченные железные балки, по улицам трудно было проехать. Не раз наши дивизии останавливались, чтобы расчистить себе проход; многие здания еще дымились. Ось нашего движения от южных окраин Берлина проходила через Потсдам, Бранденбург, Гентин — по местности лесисто-озерной, пересеченной реками и каналами. Но нам это было уже знакомо, а потому никого не смущало.
Первую треть пути до Потсдама мы прошли по территории, занятой нашими войсками. До Бранденбурга мы имели дело с мелкими группами противника, имевшими задачу: разрушать мосты, насколько возможно, задерживать наше продвижение. В лесу были оставлены небольшие группы, состоящие из отборных фашистов, для нападения на наши машины и тылы.
У Бранденбурга нашим войскам пришлось встретиться с обороной прикрывающих частей противника, которую не могли преодолеть наши передовые отряды: ее пришлось преодолевать основным силам головных дивизий, шедших по этим маршрутам.
Приходилось не раз изумляться изобретательности наших офицеров, смелости бойцов, доходящей до нахальства! Дивизии оставляли небольшие подразделения перед прикрывающими частями противника, остальными силами, как вода, просачивались в незначительные промежутки, одни выходили в тыл противника, окружали и брали в плен, а другие спешили к Эльбе.
Первым в нашей армии вышел на Эльбу 40-й стрелковый корпус генерал-лейтенанта Владимира Степановича Кузнецова. Этот широкоплечий, неторопливый и бесстрашный генерал постоянно радовал нас исключительно правильной оценкой толковых решений. На боевом счету корпуса, которым он командовал, находилось наибольшее количество пленных и трофеев. На излете войны в жизни дивизий первого салюта — 5-й стрелковой Орловской под командованием ветерана армии, Героя Советского Союза, сорокалетнего генерал-майора Петра Тихоновича Михалицина и 129-й стрелковой Орловской дивизии под командованием полковника Якова Артемовича Романенко — произошли события исторического значения. Эти дивизии первыми вышли на Эльбу. Для воинов 129-й дивизии командира взвода Максима Федоровича Савина и командира батальона Максима Евменовича Жаркого выход на Эльбу стал мгновением воинского счастья. 7 ноября 1941 года прошагав по брусчатке Красной площади столицы в парадных расчетах родной дивизии, они заняли оборонительные позиции у Красной Поляны, от которой до центра Москвы было чуть больше двух десятков километров, до Эльбы — тысячи километров фронтовых дорог. В боях и сражениях на пути к Эльбе сапер Максим Савин был награжден двумя медалями «За отвагу» и двумя боевыми орденами, а Максим Жаркий — четырьмя боевыми наградами. Каждая их боевая награда и ранение приближали победу над силами ненависти, разрушения и зла.
Севернее Магдебурга, в городе Бурге, они встретились со своими товарищами по оружию, воинами 102-й дивизии США. Произошла историческая и незабываемая встреча на Эльбе.
Выход наших частей к Эльбе был встречен взаимным салютом, стрельбой кверху и приветственными возгласами американцев и наших.
В правой части полосы нашей армии соединения полковника Михаила Андреевича Грекова и генерала Махмуда Абдул-Рза Абилова встретили ожесточенное сопротивление на подступах к городу Гентин и Плауэр-Канал. Город Гентин был окружен тремя траншеями полного профиля и превращен в сильный узел сопротивления.
Мы понимали, что такая оборона скрывает что-то серьезное, но попытка овладеть городом и каналом 6 мая не дала положительных результатов. Лишь тогда, когда мы подтянули основную артиллерию, когда форсировали канал и обошли город с севера, в 10 часов 7 мая овладели городом, захватили много пленных и большие трофеи.
В это же время дивизии 40-го стрелкового корпуса, вышедшие на Эльбу, наступали по ее восточному берегу на север, на Ферхлянд, Дербен и севернее, окружили и пленили в этом районе большую группировку противника, пытавшуюся переправиться к американцам.
Наши правофланговые соединения преследовали отступавшего противника от города Гентина в северо-западном направлении к Эльбе. Я был при одной из этих дивизий. У берега реки была окружена большая группа противника, а когда я оказался на берегу, то увидел не только скопление окруженных немцев, но и уплывающих через реку различным способом: на пароходах, самоходных баржах, моторных и весельных лодках, даже плывших в одном белье одиночек, несмотря на холодную воду. Видел много пароходов и барж у нашего и особенно у западного берега, там они были причалены в два-три ряда, и к ним подходили другие.