Кто-то сказал:
— Никто из них не стал тушить парашют, мы уже думали…
— Им было не до парашюта, — ответил командир дивизии.
— Так бывает в бою. Один, рискуя своей жизнью, спасает жизнь другого, и оба остаются живы, — сказал я.
— Десантники это делают и в мирное время.
Воин-десантник, спасший жизнь товарищу, был удостоен правительственной награды. Сожалею, что забыл фамилию этого отважного молодого воина, но помню, с какой гордостью он произнес:
— Я успел, успел схватить стропы и удержал…
Мне тут же сказали, что случаи складывания парашютов в воздухе были и раньше, но то было на большой высоте, и десантники успевали раскрыть запасной, но были и несчастные случаи.
Позднее я не раз наблюдал на тренировках и учениях подобные столкновения парашютов, и все это происходило с куполом парашюта новой системы. У меня и раньше возникал вопрос: почему сейчас у десантников парашют непривычной формы, ведь прежде был круглый из многих клиньев? Но я молчал, боясь, с одной стороны, показаться смешным в глазах подчиненных — опытных десантников, а с другой стороны, не исключал того, что этим вопросом невольно подорву веру в действующий парашют.
После ряда случаев я собрал пятерых ответственных, опытных парашютистов из руководящего состава и задал им такие вопросы: почему прежний купол парашюта был заменен новым и от кого исходила инициатива замены? При этом их предупредил, что этот разговор должен остаться только между нами, иначе, если это дойдет до солдат и сержантов, они будут меньше верить в существующий парашют, а этого допустить нельзя.
— Конечно, прежний надежнее, — сказали двое из пяти. Трое высказались за новый.
При этом все ответили, что перешли к новому в конце войны, а по чьей инициативе — на этот вопрос никто не мог ответить. Тогда я подумал: «Инициатор, вероятно, находится в этой тройке. Все они знают виновника замены, но не хотят его поставить в неловкое положение в глазах нового командующего».
Пришла осень, такое время года, когда мы должны заказывать промышленности очередную большую партию парашютов вместо тех, с которыми уже произведено положенное количество прыжков, или пришедших в негодность раньше срока. Тут меня заинтересовали новые вопросы: на сколько прыжков рассчитан парашют? Почему бракуются раньше срока? Куда сдаются использованные и выбракованные?
Мне доложили: положенного количества прыжков большинство парашютов не выдерживает; их приходится сдавать значительно раньше срока потому, что на многих появляются различные пятна. Отправляют их на ту же фабрику, откуда получили. Цена устанавливается почти как на утиль. Все это мне показалось странным.
На заседании Военного совета я выразил удивление, почему определено так мало прыжков на парашют; почему до сих пор отправлялись в утиль парашюты почти новые, лишь потому, что на них были темные пятна. Ведь парашют белый, прыгают с ним на землю в любую погоду и на любой грунт, поэтому пятна могут появиться после первого прыжка, а потому браковать парашют по этим признакам нецелесообразно. Считал, что количество прыжков, запланированных на каждый парашют, очень занижено, а сдавать даже вышедшие из строя парашюты по такой низкой цене нецелесообразно.
Эти вопросы мы обсудили на Военном совете. Пришли к выводу: из числа тех парашютов, которые предназначены к отправке на фабрику в утиль, отобрать 15 штук самых худших, испытать на прочность с грузом, равным по весу вооруженному парашютисту. Количество выбросок произвести в два-три раза больше положенного. Оказалось, что эти «худшие» с честью выдержали увеличенную в три раза нагрузку! С тех пор норма на каждый парашют была увеличена в два раза, после этого парашюты подвергались новому испытанию, снова пускались в работу. Парашюты с пятнами от земли перестали браковать. Таким образом, жизнь каждого парашюта была продлена в три-четыре раза.
Заказ на большую партию обычных парашютов в этом году мною был отменен, а столь же большая партия, предназначенная к отправке на фабрику, не была отправлена. Это вызвало бурю возмущения у руководства фабрики. Они нам говорили, что мы на это не имеем права, заказ включен в план и тому подобное. Мы не исключали того, что основная причина столь бурного их возмущения состояла в том, что они не получили массу парашютов по цене утиля. У специалистов, прибывших с фабрики для крупного разговора со мной, мне удалось узнать историю перехода от круглого парашюта к нынешнему. На мои вопросы они ответили: нынешний шить значительно проще, сшивай только полотнища, его сшить может любая мастерица, а круглый, с множеством клиньев, значительно труднее, его может сшить только высококвалифицированный мастер. Во время войны рабочих рук не хватало; мы предложили десантникам, они испытали и согласились.
Получив эти ответы, я еще больше насторожился в отношении парашюта новой формы. Нецелесообразность заказа таких парашютов стала очевидной. На складах их было множество, а при новой системе их отбраковки каждый из них будет служить значительно больший срок. Было решено перейти на круглый купол. Все это мы доложили министру обороны, и он с нами согласился.
То же было с заказом на ножи для десантников. На складах их было очень много, и каждый год заказывались все новые партии. Я поинтересовался их назначением, оказалось, что задолго до войны, когда десантники прыгали с крыла тихоходного самолета, один из них зацепился за хвостовое оперение. Чтобы десантник мог перерезать зацепившуюся стропу, были введены ножи. Но уже давно самолеты стали иными, риск зацепиться исчез, а ножи использовались для открывания консервных банок. С заказом ножей было покончено.
Первый раз в роли командующего Воздушно-десантными войсками мне пришлось участвовать в большом учении, которое проводил Маршал Советского Союза А. М. Василевский в восточной части Германии. Наша подготовка к десантированию понравилась.
На разборе грамотные, умелые и целенаправленные действия десантников были высоко оценены руководством, за что я был награжден золотыми часами.
На XIX съезде партии я был избран кандидатом в члены Центрального Комитета КПСС, а в 1950 году вторично был избран депутатом Верховного Совета СССР. Но вскоре я почувствовал, что лежащая на мне служебная ответственность возросла.
Генералы и старшие офицеры Воздушно-десантных войск много внимания уделяли военно-научной работе, и в первую очередь изучению и критическим разборам воздушно-десантных операций, проведенных в войне 1939–1945 годов. Мы стремились уяснить, что способствовало их успеху и что являлось причиной неудач.
Напрашивался вывод, что десантные операции, проведенные в прошлом как нашими, так и англо-американскими и немецкими войсками, не могут служить полноценным образцом для будущего, а потому, полагаясь только на старый опыт, можно впасть в ошибку. Мы имели в виду, что те десанты не были оснащены в достаточной степени тяжелым оружием и современными техническими средствами, без чего впредь решать задачи в тылу противника будет невозможно. Но теория военного искусства в значительной степени зиждется на изучении проведенных операций, на основе критического к ним подхода, на внесении существенных изменений в способы боевых действий в зависимости от характера новых средств борьбы.
Поэтому в войсках не только не отрицали пользы изучения десантных операций прошлой войны, а, наоборот, стремились получить как можно больше материалов по организации и проведению этих операций как в нашей армии, так и иностранных.
При изучении менее удачных операций прошлой войны мы приходили к выводу, что их основными недостатками были: слишком растянутый по времени период десантирования; медлительность в приведении десанта в боевую готовность; недостаточная решительность войск при захвате объектов в районе десантирования.
Нет сомнения, что изучение боевых операций Второй мировой войны 1939–1945 годов сохранит свою ценность и на будущее. Критически изучая эти операции, мы научимся многому и сделаем для себя перспективные выводы на будущее.
Будучи патриотами своего рода войск, мы постоянно считали: если будущая война будет нам навязана, то Воздушно-десантные войска (ВДВ), как новый и перспективный род войск, ожидает многогранная и полезная работа в тылу противника. ВДВ будут в первых эшелонах войск, удивляя людей своей маневренностью, смелостью, отвагой и воинской доблестью. С каждым днем моей службы в ВДВ я больше и больше убеждался в огромном поле деятельности этого рода войск — стремительного, мобильного, решительного, дерзкого по методам и способам выполнения боевых задач. Придавали мы огромное значение инициативе и самостоятельности дерущихся в тылу врага войск, и не только инициативе офицеров, но и сержантов и солдат. Учитывая этот опыт и подвижность будущего противника, большое внимание уделяли быстрому захвату района десантирования и переходу к обороне. Учили также упорной обороне захваченного района до подхода своих войск.
Если взаимодействию и взаимозаменяемости придается особое значение в вооруженных силах, то в ВДВ мы шли дальше. На втором-третьем году службы у нас десантники и стрелки дополнительно изучали не только смежную специальность, но и обязанности связиста, сапера, а специалисты изучали обязанности стрелков.
Наряду с оперативной подготовкой штабов и войск совершенствовали тактику, особенно действия рот, взводов, отделений.
Мы видели, как благодаря энтузиазму советских людей быстро было восстановлено разрушенное войной народное хозяйство, какими темпами создавалась новейшая техника. В то же время не могли не заметить, что пассажирский самолет Ил-12, поставленный на службу десантным войскам в качестве тягача планеров и десантирования войск, быстро устаревает и становится непригодным для десантирования тяжелой техники.
Много раз собирали узкий круг опытнейших специалистов десантных войск — маршала авиации Н. С. Скрипко, С. Е. Рождественского, А. А. Лапина, И. Н. Лышенко, начальника политуправления Н. Т. Зяблицина. Обменивались суждениями по насущным вопросам и всегда приходили к единому мнению: пора кончать с приспособлением случайных самолетов для обеспечения десантных войск, пора распрощаться с планерами и иметь свой десантный самолет. Нашей мечтой было иметь самолет с большой скоростью, дальностью полета и грузоподъемностью. Важно, чтобы он мог садиться на ограниченную по размерам полевую площадку, для упрощения погрузки и выгрузки имел бы низкую посадку, а при выброске десантников мог бы снижать скорость полета до 270–320 километров в час.