Годы и войны. Записки командарма. 1941—1945 — страница 122 из 125

Осуществление этой мечты позволило бы поднимать не только воздушно-десантные войска, но и мотострелковую дивизию при значительно меньшем количестве самолетов, тогда резко сократился бы период десантирования. Естественно, наши мечты этим не ограничивались, мы хотели иметь свои десантные танки, самоходки, автомашины и другую технику.

Мы уже вошли в контакт с новым и, на наш взгляд, перспективным авиаконструктором О. К. Антоновым.

Договорились с ним о тактико-технических данных десантного самолета, который был бы выгодным и для перевозки по воздуху пассажиров и любых грузов в мирное время. Но к выполнению нашего заказа Олег Константинович Антонов долго не мог приступить. То ли не было завода, способного строить такие самолеты, то ли руководство не совсем доверяло столь молодому и малоизвестному конструктору. Мы даже не исключали того, что исполнение заказа тормозил опытнейший и всеми уважаемый Андрей Николаевич Туполев, который, возможно, хотел бы приспособить к нашим задачам свой хороший, но уже устаревший самолет. Не исключено, что наше мнение было ошибочным, но оно у нас было.

Ведь каждый из нас по собственному опыту знает, как трудно взглянуть по-новому на свою некогда излюбленную идею, особенно в том случае, когда она была для своего времени действительно передовой.

Не раз мы вели разговоры с конструкторами вертолетов Николаем Ильичом Камовым и Михаилом Леонтьевичем Милем. Хотелось, чтобы вертолеты можно было использовать для тактических и даже оперативных десантов. В то же время мы боялись, что заказы на вертолет могут еще дальше оттянуть постройку десантного самолета.

Но вот период наших треволнений и ожиданий сменился радостью: самолет с нашими тактико-техническими требованиями Олегу Константиновичу Антонову был заказан, были заказаны и вертолеты. К обычной 85-миллиметровой противотанковой полевой пушке приделали мотор, что облегчило ее перемещение на поле боя. Получили противотанковую пушку на гусеницах с броней от пуль, а потом и автомашину ГАЗ-69, построенную по нашим требованиям и получившую большое распространение не только по всей армии, но и в сельском хозяйстве страны. Вскоре для нас сконструировали вертолет, а потом и десантные самолеты Ан-8 и Ан-12, которые полностью удовлетворили воздушно-десантные войска.

Еще раньше был сделан прибор для автоматического раскрытия парашюта при прыжках, созданный тремя братьями Дорониными, которые за эту работу удостоились Государственной премии, и мне хочется сказать несколько слов об этих тружениках: они не только сконструировали этот прибор, они сами же его испытали и усовершенствовали. Учитывая, что мы отказались от заказов на парашюты квадратной формы и то, что уже строятся самолеты со значительно большими скоростями, они много и упорно работали над уменьшением динамического удара при раскрытии парашюта и достигли своей цели. К великому нашему сожалению, при выполнении испытательного прыжка погиб один из братьев.

Тогда было написано удачное наставление для Воздушно-десантных войск, в котором простым и доходчивым языком были подробно изложены организация десантирования и действия десантников в тылу противника с учетом различных условий, что значительно облегчало подготовку войск.

Опишу одно неприятное явление. Хорошие взаимоотношения у меня были не только с командирами корпусов, дивизий, но и с их заместителями по политической части; хороши они были и с начальником политуправления генералом Н. Т. Зяблициным, который всегда охотно ездил вместе со мной в войска.

Не ладились у меня взаимоотношения с членом Военного совета А. Литвиновым. Неудивительно, что это меня беспокоило и вносило некоторую нервозность в работу.

С А. И. Литвиновым я не раз пытался найти общий язык, и как будто это удавалось, но проходило время, и я видел, что все оставалось по-прежнему.

На беседе у начальника Главного политуправления Ф. Ф. Кузнецова по этому вопросу я убедился, что его симпатии явно на стороне Литвинова. В практике моей длительной работы это был первый случай несработанности с членом Военного совета, и меня это беспокоило все больше и больше. Я стал спрашивать тех командующих, с которыми Литвинов работал до десантных войск. Они примерами и фактами мне доказывали его большую неуживчивость и с ними.

Пришлось этот вопрос вынести на рассмотрение высшей инстанции. К этому времени выяснились новые факты, которые подтвердила специально назначенная комиссия Главного политуправления, работавшая в управлении войск.

При разборе дела в отношении А. И. Литвинова были сделаны довольно серьезные выводы, поскольку эта неуживчивость стала у него хронической. Он был уволен в запас. Конечно, и мне попало рикошетом. Таким образом, это неприятное явление в работе было устранено.

Одним из корпусов командовал генерал-лейтенант И. В. Грибов.

Командовал он долго и успешно. Его хорошо знали за пределами корпуса, а в своем корпусе он заслуженно пользовался у подчиненных большим уважением. Он был прекрасным организатором, хорошо знал свое дело, был трудолюбивым и скромным. Он уходил от нас на повышение. С одной стороны, было жаль лишаться такого командира, а с другой — было радостно, что это продвижение заслуженное.

Вместо И. В. Грибова по личной просьбе был назначен главный маршал авиации А. Е. Голованов, который во время войны командовал авиацией дальнего действия. Вскоре после войны он был освобожден от командования АДД и направлен на учебу в Академию Генерального штаба.

Встретили мы его радушно. Я вместе с ним выехал в штаб корпуса, представил его генералам и офицерам управления корпуса.

Александр Евгеньевич был довольно красноречивым, охотно вел разговор об оперативном искусстве, стратегии, избегал разговоров о тактике стрелковых и воздушно-десантных частей и подразделений.

В корпусе к Главному маршалу относились по-разному: одни с боязнью, другие с подчеркнутым уважением к его высокому званию. Испытанные в боях и заслуженные командиры дивизий С. Н. Борщев, М. А. Еншин внимательно присматривались к новому командиру, сравнивали его с Грибовым. Неудивительно, что их симпатии были на стороне генерал-лейтенанта И. В. Грибова, который до тонкости знал подготовку как соединений, так и подразделений.

До нас стали доходить слухи, что к высокому званию нового командира корпуса присвоили две клички: «Математик, не знающий арифметики, и стратег, не знающий тактики». Пришлось совершить внеплановый выезд в этот корпус, приурочив его к проводимому им учению с десантированием, чтобы поговорить с командованием дивизий и поставить точку на этих разговорах.

Нас удивило, что за трехмесячное командование корпусом А. Е. Голованов еще ни разу не был в одной из трех дивизий, которая дислоцировалась всего лишь в 60 километрах от штаба корпуса. Когда я выразил ему удивление по этому поводу, то услышал странный ответ:

— Все собирался, да не мог, был намерен выехать на прошлой неделе, да что-то задержало.

На мой вопрос командирам дивизий, насколько сильно чувствуется руководство командира корпуса, они, как будто сговорившись между собой, ответили: «Рады тому, что он не мешает нам работать».

Было видно, что и Александр Евгеньевич неважно чувствует себя в этой роли. Мои указания как командующего, но в звании генерал-полковника, и советы маршала авиации Н. С. Скрипко как бывшего его заместителя по дальней авиации не производили на главного маршала должного впечатления.

Пришлось ставить о нем вопрос перед министром обороны. Поскольку главком Военно-Воздушных Сил не мог найти работу А. Е. Голованову в авиации, а использовать его в должности командира корпуса было нецелесообразно, министром обороны было принято решение об увольнении в запас, хотя главному маршалу авиации А. Е. Голованову в то время было около 48 лет.

Он пожаловался на министра обороны в ЦК КПСС, на недооценку его способностей, но ЦК признал увольнение единственно правильной мерой. Наряду с этим считаю необходимым добавить, что А. Е. Голованов с февраля 1942 года, будучи командующим авиацией дальнего действия, внес достойный вклад в победу. Авиация дальнего действия под его руководством успешно решала сложные боевые задачи. Заслуги А. Е. Голованова перед Родиной отмечены рядом высоких государственных наград: двумя орденами Ленина, тремя орденами Красного Знамени, тремя орденами Суворова 1-й степени и орденом Красной Звезды.

Большими львовскими маневрами с выброской и высадкой крупного воздушного десанта руководил министр обороны. У района выброски-высадки была построена вышка, на которой находились руководство Министерства обороны СССР, министры обороны ряда социалистических стран, многие командующие войсками округов, партийные и советские работники, приглашенные на маневры. Маршал авиации Н. С. Скрипко, находясь у радиостанции, поддерживал связь с десантом в воздухе, четко объявлял: десант в 20, 15, 10 минутах от нас.

На всех лицах было видно торжественное нетерпение увидеть что-то грандиозное и невиданное. Все впились взглядом в горизонт в северо-восточном направлении, будто желая увидеть первыми воздушные колонны.

У меня, как на войне во время наступления, мысли были заняты другим: сумеем ли выбросить и высадить в точно заданный, незнакомый для летчиков район, все ли обойдется благополучно? Последние минуты казались часами.

Министр, словно читая наши мысли, шутливо сказал: «Смотрите, как переживает Горбатов. По-видимому, не очень уверен в выброске в этом районе, а мы, как моряки на корабле Христофора Колумба, устремили свои взгляды по ходу корабля, чтобы увидеть землю первыми».

Но вот Николай Семенович Скрипко объявил:

— В пяти минутах.

Нетерпение всех еще более увеличилось. И вот кто-то вскрикнул:

— Вон они, над лесом! А за ними другая колонна!

Самолеты уже недалеко от нас. За передовыми самолетами появились темные точки, и над ними стали раскрываться белые купола. В течение нескольких минут все голубое небо покрылось белыми куполами, быстро приближающимися к земле. А над ними появлялись все новые и новые колонны самолетов, и сзади них — темные точки, а потом раскрывались над ними белые купола.