Только солдат, прошедший по дорогам войны с ее первого дня, может понять наше ликование. Живы! Едем домой!
Мой путь домой лежал через Гатчину, Петроград, Москву. В мирное время в Петрограде я не бывал. Сейчас же меня поразила запущенность города: улицы очищались от снега только в самых необходимых местах, в окнах торчали трубы печек-времянок, по вечерам город тонул во тьме. По утрам большие очереди стояли у булочных. Но в то же время город кипел небывалой энергией, в нем бурлила жизнь. Мне повезло: из Петрограда я выехал в Москву в классном вагоне, правда, все стекла были выбиты, и холодный ветер со снегом гулял как на улице, но все же это было прекрасно. Ведь многие ехали на крышах и буферах вагонов.
Наконец после пяти с половиной лет отсутствия я оказался в родном городе, с которым так много связано в моей жизни. С вещевым мешком за плечами и двумя свертками шагал по знакомым с детства улицам.
Война — всюду я видел ее отпечаток, хмурые лица, грязные улицы. Подходя к магазину Бобкова, в толпе столкнулся с Олей.
— Ой, Шура?! — воскликнула радостная Оля.
— Оля, здравствуй, вот не ожидал встретить!
— Ты жив, приехал совсем?
— Жив-здоров, еду домой, но надолго ли — не знаю. Одна война кончилась, другая началась. Сама видишь, время тревожное. Ну а как ты?
— У нас двое малышей. Муж дома, в армию не взяли, живем хорошо…
Встреча наша была очень короткой. Надеялись мы скоро встретиться, поговорить по душам.
Попрощались, обменявшись долгим взглядом, полным любви, и не думали в тот момент, что расстаемся навсегда, унося в сердце все еще большое, глубокое чувство.
Навестил я своего бывшего хозяина с хозяйкой. Сыновья, к их большой радости, вернулись с войны здоровыми.
Радость встречи с родителями и родными была омрачена известием о погибших на фронте моих двух братьях. Плакали от радости, что я вернулся, плакали и от горя. Родители сильно постарели, непосильная работа, вечные лишения, пережитые тяжелые годы оставили на них свой неизгладимый след.
Отец и мать переживали, что не могут встретить меня по-праздничному. Кроме картошки, ничего нет.
Я успокоил их, сказав, что привез свой солдатский гостинец. Развязав свои свертки, вынул фунтов семь свиного сала, фунта четыре хлеба и около пяти фунтов сахару — все это досталось мне при дележке полкового склада. Преподнес все это матери, тем самым сгладил ее огорчения по поводу того, что ей было нечем меня угостить, кроме картошки.
Раскрыв вещевой мешок, вытряхнул подарки — ситец для матери и сестер. Не досталось ничего лишь отцу и младшему брату, а последний сообщил мне, что изрядно износил вещи, которые я оставил, уходя на военную службу.
Утром, осматривая хозяйство, видел, что если дом, надворные постройки и раньше требовали ремонта, то теперь пришли в полную негодность, а отец стар, младший брат — еще плохой работник, так что вся тяжесть хозяйства ляжет на меня. Нужно ремонтировать дом и надворные постройки, но больше всего беспокоило то, что идет весна, а семян для посева, кроме картошки, нет. Купить зерно негде, да и денег на покупку зерна не хватит — очень дорого просят.
Отец сказал, что соседи ездили в Казанскую губернию и привезли зерно, выменяв его на ситец. Вот если бы были деньги, можно было бы купить ситец в городе и съездить за семенами. Услышав это, мать и сестра сразу же предложили отдать тот ситец, что привез я. Но я этого делать не хотел. У меня после покупок осталась небольшая сумма денег, вот и решили купить в городе ситца. А тот, что я привез в подарок, забрать в том случае, если купленного не хватит. Сказано — сделано!
Моя «экспедиция» в Казанскую губернию за зерном длилась две недели. Много увидел я за время этой поездки!
Продовольственный кризис в стране нарастал. Хлеба не хватало. Люди метались с места на место в поисках необходимого продовольствия, создавая неразбериху на железных дорогах. Вокзалы, подъездные пути, привокзальные площадки — все было забито людьми с мешками, котомками, чемоданами, ожидающими отъезда. Места на каждый проходящий поезд брались буквально с боем. Перегрузка поездов была невероятная, тамбуры, подножки, крыши вагонов — все было занято.
С большим трудом удалось мне достать зерна на семена и хлеб. При поездке мне помогло удостоверение демобилизованного фронтовика. Оно обеспечивало не только бесплатный проезд, но и сохранность груза: чтобы пресечь спекуляцию, на дорогах работали заградотряды, отбиравшие провозимое продовольствие.
Дома все были рады моему успешному возвращению, а мать, развязав мешок и пересыпая в руках зерно, благодарила меня, радовалась, что вовремя успеем посеять.
Управившись с посевом, мы решили отремонтировать свой ветхий, покосившийся дом. Лес для ремонта получили бесплатно. Тяжело было с доставкой леса, но нам помогли соседи. Труднее было подвести под дом новые венцы, но и на этот раз мир оказался не без добрых людей!
Вскоре меня избрали членом волостного исполкома, а в связи с этим к работе на своем хозяйстве прибавилась хозяйственная и общественная работа в волости.
Как уже писал ранее, в годы детства и юношества я был очень набожным, часто молился с коленопреклонением и даже со слезой. Мне казалось, что в ряде случаев бог мне помогал. В то же время добрые люди говорили обо мне, что, мол, этот паренек имеет критический ум, любознательный, хочет видеть только своими глазами, слышать только своим ухом, то есть недоверчив.
Вернувшись после войны в деревню, узнал, что мощи святых, которых было двенадцать в соборе нашего губернского города Владимира, открыты для общего обозрения. Речь шла о тех мощах, перед которыми я два раза после возвращения с заработков в Рязанской губернии истово молился, стоя на коленях, один раз вместе с отцом, а другой раз самостоятельно.
У меня появилось желание поехать во Владимир и посмотреть мощи. У меня такой характер: уж если что захочу, не успокоюсь до тех пор, пока не осуществлю своего желания, тем более что Владимир от нас находился всего в 120 километрах. Итак, в один из осенних дней 1918 года я выехал во Владимир.
Сидя в поезде, вспоминал Владимирский кремль с высокой зубчатой стеной, богатый старинный собор, гробницы святых, рассказы о чудесных делах, святой жизни погребенных, о нетленности их тел, которые захоронены много десятков лет или веков тому назад и до настоящего времени якобы сохранили облик умерших.
Без былого чувства умиления и благоговения я вошел в собор, переполненный людьми, пришедшими не молиться, а посмотреть, как и я, на вскрытые мощи. Некоторые даже не сняли головного убора. Гробницы были раскрыты, а возле них на столах было выложено то, что скрывалось в гробницах годами и под множеством покрывал, то, чему мы раньше поклонялись с такой верой и надеждой.
На столах лежало в лучшем случае подобие скелетов, в которых не хватало главных костей, а на других столах просто находились кучки костей. Присутствующим сообщили, что при вскрытии гробниц, кроме специально назначенной комиссии от рабочих, крестьян и интеллигенции, присутствовало множество народа.
На лицах, окружавших меня, я видел удивление и смущение. Много метких и острых замечаний слышал по адресу духовенства. «Как умело и долго дурачило оно народ», — говорили одни, а другие им вторили: «Попы дурачили бы народ и дальше, если бы не было Октябрьской революции!»
Возвращаясь домой, не мог отделаться от впечатления от всего виденного. Против моей воли всплывали передо мной кучки костей. Вспоминал то время, когда верил и усиленно молился; те случаи, когда сбывались мои незначительные желания, приписывал божескому милосердию, ставил ему обещанные свечки, часто на последние копейки. Вернувшись в деревню, много-много раз рассказывал о виденном и слышанном в соборе сначала в своей деревне, а потом и в других деревнях. Отец Михаил, священник Семеновский церкви, дважды просил моего глубоко верующего отца воздействовать на меня, чтобы я прекратил богохульство и не вводил бы верующих в искушение своими безбожными рассказами. Но ко мне обращались с множеством вопросов, интересовавших в то время народ: что за люди, которые пошли на такое дело, как свержение царя? Какая разница между Февральской и Октябрьской революциями? Кто такие большевики, эсеры? Что такое Антанта? Очень интересовался народ В. И. Лениным, его жизнью, работой, замыслами на будущее.
Я рассказывал людям все, что знал и видел, стараясь удовлетворить их любознательность.
Теперь, оглядываясь назад, понимаю, насколько упрощенно отвечал на некоторые вопросы, как часто предполагаемое выдавал за действительное.
Общественная работа в волисполкоме и волкомбеде захватывала меня целиком, мне казалось, что теперь самое важное — помогать строить новую жизнь, но все получилось иначе: я должен был идти защищать добытую, установленную народом власть.
В стране разгорелось пламя Гражданской войны, и я оказался одним из тех, кто должен был идти защищать добытую народом власть.
1919 год был годом больших испытаний для молодой Советской республики и ее Красной Армии. Антанта решила во что бы то ни стало уничтожить советскую власть в России весной 1919 года, пока она еще не укрепилась. Для выполнения этого решения белогвардейцам было передано в громадном количестве вооружение, снаряжение, обмундирование, продовольствие и деньги для снабжения армии. Был согласован план действий: армии Деникина и Колчака должны сначала соединиться на Волге, а затем обрушиться на Москву, Юденич — на Петроград, остальные интервенты — с севера на Вологду. Распределили роли: США должны обеспечить снабжение армии Колчака, а западноевропейские государства взяли на себя снабжение армий Деникина, Юденича и других.
В Красной Армии не хватало многого: вооружения, снаряжения, обмундирования, продовольствия и др. Я уже писал, что в 1915–1916 годах мы воевали, используя японские винтовки и патроны, ездили на канадских седлах, ходили в американских ботинках и т. д. Естественно, это снабжение прекратилось после Октябрьской революции. Не хватало военных кадров: взводами, полками, соединениями и даже некоторыми объединениями командовали те, кто были в царской армии младшими командирами (унтер-офицерами) и солдатами. Красная Армия уступала белым частям в численности, а драться приходилось на громадном фронте.