Ближайшие бугры были заняты двумя эскадронами, а бугры в трех километрах за ними — одним эскадроном. Противник, подойдя на дистанцию нашего огня, был вынужден тоже спешиться. Когда петлюровцы сблизились с нами в пешем строю, а в конном начали обходить один из флангов, два наших эскадрона отошли за третий обороняющийся эскадрон. Противник тоже садился на коней, но наталкивался на огонь нашего эскадрона, нес потери и снова спешивался.
Были случаи, когда мы не успевали спешиваться и, преследуемые противником, отходили рысью и даже галопом, тогда группа противника на лучших конях догоняла наших, скакавших на худших лошадях, начиналась рубка…
У меня конь был хороший, да и рубил я уверенно, а потому почти всегда отходил последним, прикрывая самых отстающих, и с болью в сердце обгонял нашего последнего лишь в том случае, когда ко мне подскакивала группа врагов.
Однажды, отскочив от преследователей, я вложил клинок в ножны, взял в руку револьвер и снова оказался последним. Передняя группа преследователей, состоящая из офицеров на лучших конях, вероятно, догадывалась, что я какой-то командир, и, полагая, что мой конь уже выдохся, направилась ко мне. Их было пять человек. У троих на плечах были красные башлыки с золотой обшивкой. Как только они подошли ко мне на пять шагов, я сделал пять выстрелов. В результате трое упали с лошадей, а их облегченные кони по инерции присоединились к нам. На двух были офицерские седла, и в кобуре одного из них мы нашли дневник офицера, который дал ценные сведения о его кавалерийской бригаде. После этого случая враги так близко к нам не подходили.
Позднее я видел, что непосредственно за нами в 150 метрах идет группа в 60–80 человек, остальные — на расстоянии двух с половиной километров. Я выскочил впереди своих отходящих, остановил их и повернул коней в сторону противника. Когда группа противника подошла шагов на сто, мы бросились на нее в атаку и гнали более километра. Лишь оказавшись недалеко от основных вражеских сил, мы повернули обратно.
На линии населенных пунктов Дашковцы и Лукашевка мы задержали противника более чем на три часа, потом были вынуждены отойти к селу Зарванцы; там к нам присоединились эскадрон и батальон стрелков. С этого рубежа мы перешли в контрнаступление и на другой день восстановили свое положение.
По показаниям пленных выяснилось, что мы имели дело, собственно, не с петлюровцами, а с белогвардейской бригадой Яковлева, численностью в 1200 сабель. По некоторым данным, эта бригада стремилась прорваться на юг Украины и присоединиться к дерущимся там войскам Врангеля.
Вскоре мы перешли в общее наступление против петлюровцев, овладели городом Летичевом, местечком Меджибожем, городом Проскуровом, Черным Островом, селом Клинины и вышли к старой русской границе.
Особо упорное сопротивление противник оказал при обороне села Лезнева (три километра северо-восточнее Проскурова), под Черным Островом и селом Клинины. Село Лезнево было взято нами ночью обходным маневром с севера, там мы захватили пленных, а те, кто не посчитал нужным поднять руки, были уничтожены.
В районе города Проскурова наша бригада была подчинена прославленному в боях, способнейшему из кавалерийских начальников В. М. Примакову.
Виталий Маркович Примаков!
О командире 1-го корпуса Червонного казачества еще при жизни народом слагались легенды, а народ в своих симпатиях ошибается редко. Еще до революции Виталий Примаков, член РСДРП с 1914 года, за дело народа познал тяжесть царских тюрем и ссылок, пребывание в которых использовал для целенаправленного самообразования. В августе 1917 года, вернувшись из ссылки в Чернигов, был призван на службу и зачислен в 13-й пехотный запасной полк.
Солдатскими массами В. М. Примаков выдвинут делегатом Второго Всероссийского съезда Советов, на котором избирается членом ВЦИКа. Делегат съезда В. М. Примаков участвует в штурме Зимнего дворца и в ликвидации вооруженного мятежа Керенского-Краснова, целью которого было подавление революционного восстания рабочих масс в Петрограде. В январе 1918 года член ВЦИКа В. М. Примаков, находящийся на работе в Харькове, по решению Украинского Советского правительства формирует 1-й полк Червонного казачества. В 1919 году за рейд в тыл деникинцев во время Орловско-Курской операции начальник 8-й кавалерийской дивизии В. М. Примаков был удостоен ордена Красного знамени — первого, а дивизия в том же 1919 году была награждена Почетным революционным Красным Знаменем. В октябре 1920 года Виталий Маркович — командир и комиссар 1-го корпуса Червонного казачества. Конники корпуса активно участвуют в разгроме банд Петлюры. Киевский губревком вручает корпусу Почетное революционное знамя, а комкор награждается золотыми часами с надписью «Славному командиру 1-го Конного корпуса товарищу Примакову от Киевского губревкома».
В боях и сражениях прошел для кавалеристов Червонного казачества 1920 год. Прорвав фронт противника, воины корпуса наносят удары по его коммуникациям и тылам, нарушают управление, связь. За мужество, отвагу и воинское мастерство в июле 1920 года В. М. Примаков был награжден второй высшей наградой того героического времени — орденом Красного Знамени. Третьим орденом Красного Знамени он был награжден за разгром басмаческих банд в Средней Азии. Переходя в подчинение командира корпуса Червонного казачества, наслышанный о его личном мужестве и бесстрашии, я представлял В. М. Примакова умудренным жизнью, этаким запорожским казаком с могучими плечами, седыми усами. Но увидел стройного, подтянутого юношу с волевыми глазами, прикрытыми серебристыми дужками очков, и мягкой улыбкой.
— Примаков, — назвал он себя. — Что ж, будем жить, служить и побеждать… Помните, товарищ Горбатов, самое мощное наше оружие — это рейды по тылам противника, но в строгом соответствии с общими планами операции и строжайшей дисциплиной.
Обходительность и обязательность моего нового командира, душевность и теплота как-то отошли в сторону, и я беседовал уже с требовательным, волевым, даже суровым по-своему человеком. Добавлю, что в то время Виталию Марковичу было всего 23 года.
Прошли годы. Служба развела нас по разным краям нашей страны, но память постоянно напоминала о школе Примакова. Вместе с нашей армией рос и коммунист-ленинец Виталий Маркович Примаков, командир 1-го Конного корпуса орденов Ленина, Красного Знамени, ордена Трудового Красного Знамени Украины Червонного казачества имени Всеукраинского ЦИК.
Талант народного вожака, бесстрашного комкора Гражданской войны, военачальника, одаренного литератора-публициста, ярко проявился и на военно-дипломатической работе, на командной работе в высших объединениях РККА.
Его арестовали в 1936 году. В июне 1937 года Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР признало его виновным… в измене Родине, систематическом снабжении одного из государств шпионскими сведениями, вредительстве, восстановлении в СССР власти помещиков и капиталистов. Приговор перечеркивал дело всей жизни моего бывшего командира. Он был расстрелян. В день гибели В. М. Примакову не было и сорока лет.
Мне известно, что в период следствия Виталий Маркович стойко отвергал все нелепейшие обвинения. Но спустя девять месяцев после ареста В. М. Примаков и В. К. Путна дали «показания», которые были основанием для ареста М. Н. Тухачевского, И. П. Уборевича, И. Э. Якира, А. И. Корка, Р. П. Эйдемана, Б. М. Фельдмана как активных деятелей контрреволюционного военного заговора. Известно, что в «последнем слове» В. М. Примаков произнес «обвинительную речь» в свой адрес, в адрес тех, кто сидел рядом с ним на скамье подсудимых. Нам, прошедшим все девять кругов лефортовского ада, нельзя обвинять его в этом. Он мог подписать ложные показания, находясь в невменяемом состоянии[1]. Но если вдуматься в так называемое «последнее слово» нашего комкора, его службу «под фашистским знаменем», то каждая фраза, каждое слово этих нелепейших обвинений — это же фразы Вышинского, Ульриха. Находясь у последней черты, после которой нет жизни, Виталий Маркович своим сарказмом шел в последний бой, отвергая «нелепейшим признанием» нелепость предъявленных обвинений.
Двадцать лет этот приговор не подлежал обсуждению. Но лично меня, тысячи и тысячи воинов школа Примакова вела в бой в годы Великой Отечественной войны от одной победы к другой. В его гибели — кровь, гибель без славы и пользы для Родины тысяч воинов нашей Отчизны на полях сражений с гитлеровскими захватчиками…
Боевые дела продолжались: нашу бригаду комкор В. М. Примаков подчинил начальнику 17-й кавалерийской дивизии П. М. Боревичу. Позже начальником этой дивизии стал знаменитый Григорий Иванович Котовский, награжденный тремя орденами Красного Знамени, Почетным революционным оружием — боевые отличия за мужество и отвагу, проявленные в боях за власть Советов. И я горжусь, что Г. И. Котовский был моим командиром. Ну а тогда, в том далеком 1920 году, В. М. Примаковым нам было приказано с ходу вступить в бой за село Клинины, которое, как и другие населенные пункты, мы хотели захватить в конном строю, но противник встретил нас сильным огнем; вдобавок перед селом с восточной стороны была заболоченная долина, а с севера протекал гнилой ручей. Мы готовились повторить атаку в пешем строю, но в это время подъехал командир 17-й кавалерийской дивизии; после моего доклада об обстановке и решения атаковать спешенными он приказал не торопиться с атакой и обождать еще один кавалерийский полк, который в ходе боя отставал.
У нас все было готово к атаке, и, боясь, что противник скроется за госграницей, которая находилась в 7–8 километрах, мы, не дождавшись подхода полка, атаковали село в пешем строю, с обходом его с севера. Село было захвачено, а вместе с ним штаб дивизии, до 600 пленных, 6 орудий, машины и другие трофеи, а остатки петлюровцев мы преследовали до границы. Город Волочиск был захвачен 8-й кавалерийской дивизией Червонного казачества.
К концу 1922 года недобитые петлюровские банды, действовавшие в Подольской губернии и в прилегавших к ней уездах, были рассеяны и полностью ликвидированы.