Перед выступлением в назначенный район полку был предусмотрен день отдыха. В этот день красноармейцы, командный состав стриглись, брились, мылись, приводили в порядок лошадей, чистили до блеска амуницию и стремена.
На окраине городка вместе с командиром дивизии мы заняли высотку, чтобы еще раз посмотреть полк, как выглядит он при выходе на маневры. Еще раз убедились, что сформированный полк выглядит солидно, все пригнано, ничего не болтается, не бренчит, в повозках все уложено аккуратно, затянуто брезентом и выглядит опрятно. Командир дивизии, пропуская подразделения, здоровался с каждым эскадроном и желал успеха на маневрах, того же пожелал на прощание и мне, добавив: «На разборе обязательно буду, послушаю, что скажет народный комиссар о ваших действиях на маневрах».
Маневры проводились в районе западнее Киева. Наш отдельный полк, несколько усиленный непосредственно перед маневрами, противопоставлялся 3-й кавалерийской дивизии, выступавшей на стороне «синих». Я знал, что во главе дивизии поставлен грамотный и волевой военачальник Елисей Иванович Горячев, активный участник Гражданской войны. О его заслугах перед Родиной, личном мужестве и отваге говорили три ордена Красного Знамени. Он только что занял этот пост, сдав командование отдельной кавалерийской бригадой, в которой подготовке к парадам начальство требовало уделять большее внимание, чем полевой выучке. Как и многие, комкор Е. И. Горячев погиб в 1938 году, на 46-м году жизни.
Посредником в наш полк был назначен хорошо знающий военное дело, опытный и требовательный командир, начальник военного училища Василий Степанович Попов. С генералом В. С. Поповым, командующим армией, мы плодотворно рука об руку работали в годы Великой Отечественной войны.
На первом этапе маневров отрабатывалось начало войны, нападение «неприятельских войск» на Советский Союз. Разведка, высланная нами, своевременно обнаружила главные силы «синих» — 3-ю кавалерийскую дивизию, нарушившую нашу условную границу и следующую по нашей территории двумя бригадными колоннами лесными дорогами, удаленными одна от другой на 7–13 километров. Разведка следила за продвижением противника и систематически доносила мне о виденном.
Мы решили сначала нанести решительное поражение одной бригаде противника, а потом и другой. Всем полком заняли лес близ дороги, по которой следовала бригада, с тем чтобы атаковать противника на марше во фланг. Но самую опушку леса мы не занимали, учитывая, что по ней может пройти разведка и дозоры противника.
Следили по часам и подсчитывали, где находится противник. Вот вдали показалась разведка противника, ее головной дозор шел по дороге, а левый дозор проскакал по самой опушке леса. Прошло мимо нас и ядро разведки, но мы не были обнаружены.
Наши наблюдатели, сидевшие на деревьях, внимательно следили за дорогой. Мы доложили о появлении головы колонны в трех километрах от нас. Все напряжены, но спешка и проявление нетерпения может испортить все дело. Командиры эскадронов предупреждены: первые три эскадрона нашего полка под моей командой атакуют первый полк «противника», а следующие эскадроны под командованием моего заместителя атакуют другой полк «противника», предварительно обстреляв колонну «противника» пулеметным огнем.
Когда головной полк «противника» оказался перед нашими тремя эскадронами, он был сначала обстрелян, а потом атакован. Одновременно с ним был атакован и другой полк «противника», который шел в километре позади главного.
Наша атака была настолько неожиданной и стремительной, что противник не успел принять каких-либо контрмер.
Посредники пришли к единодушному мнению: признать успех нашего полка, бригаду «противника» считать разбитой, а командира бригады и часть штаба дивизии плененными.
К этому должен добавить: перед первым столкновением нашего полка с противником к нам прибыли командующий войсками округа Иона Эммануилович Якир и нарком обороны К. Е. Ворошилов. Командующий спросил меня: что знаю о противнике, как оцениваю обстановку и какое принял решение?
После того как я ответил на его вопросы и доложил: атакую в конном строю ближайшую к нам бригаду противника на марше, а судя по исходу боя, буду решать, что делать дальше, командующий и нарком переглянулись между собой и уехали.
Перед самым столкновением они снова появились в нашем полку. И. Якир строгим тоном вновь спросил меня: «Так вы, товарищ Горбатов, все еще придерживаетесь своего активного решения? Подумайте, пока не поздно».
Этим вопросом я был озадачен, стал проверять последние сведения о противнике и снова услышал голос командующего: «Ну как, товарищ Горбатов, изменили или остаетесь при прежнем решении?» — «Остаюсь при прежнем», — ответил я.
Они остались в нашем полку, чтобы наблюдать атаку. После нее что-то обсуждали с посредниками, а когда посредники объявили результат атаки, командующий подошел ко мне и сказал:
— Передайте от нас благодарность полку за лихую и успешную атаку, хочется верить, что она не последняя на этих маневрах. — И еще добавил: — Я не был уверен, что вы, товарищ Горбатов, не откажетесь от своего правильного решения, хорошо, что его не изменили.
Успех сопутствовал нам и дальше.
Мы были уверены, что «противник» через три-четыре часа повторит наступление, и готовились к этому бою более тщательно, подготовив все огневые средства. Мое решение было таково: оставить на занимаемом рубеже все станковые пулеметы и артиллерийскую батарею, а весь полк отвести за левый фланг в село и в перелесок; контратаковать «противника» в конном строю после того, как он захватит наш рубеж; из артиллерии и пулеметов по расположению «противника» вести огонь.
Наш расчет оказался правильным. «Противник» начал сильный обстрел нашего рубежа артиллерийским и пулеметным огнем, кроме того, пустил дымовую завесу (которой мы не ожидали) на всем фронте. Наблюдатели доложили, что за дымом движется масса конницы «противника». Приказываю: пулеметам усилить огонь сквозь дым, а эскадронам полка изготовиться к конной атаке, которую начнем, как только «противник» проскочит рубежи и подставит нам свой правый фланг.
Мы контратаковали три полка «синих». «Противник» был ошеломлен нашим ударом, его боевые порядки были скомканы. Посредники и на этот раз присудили нам полный успех.
В ходе маневров мы еще трижды наносили поражение «синим».
На различных этапах маневров два раза я докладывал оценку обстановки и свое решение, первый раз начальнику Штаба РККА Б. М. Шапошникову в присутствии начальника штаба округа, второй — наркому в присутствии командующего войсками округа И. Э. Якира.
Нарком, обращаясь к командующему войсками округа, сказал: «Придется Горбатова направить комбригом в третью дивизию. Он поучит ее командиров, как работать в поле».
На разборе маневров начальник Штаба РККА Б. М. Шапошников в своем обстоятельном четырехчасовом докладе много раз останавливался на действиях отдельного кавалерийского полка, его выгодном положении по отношению к противнику, отмечая большие «потери» 3-й кавалерийской дивизии. Несколько раз в качестве примера приводил твердость комполка Горбатова в доведении принятого решения до конца.
Народный комиссар в своем подробном разборе также много раз касался действий отдельного кавполка, каждый раз высоко оценивал его действия на всех этапах маневров. Особенно обращал внимание на хорошую разведку, правильность оценки обстановки и решения, инициативные действия полка. В заключение доклада сказал: «На фоне этих маневров светлым местом являются действия отдельного кавалерийского полка, которым командовал Александр Васильевич Горбатов». А затем приказал мне встать и показаться участникам маневров. Я поднялся и был рад тому, что находился в задних рядах: лишь немногие заметили мое сильное смущение.
После разбора киевских маневров все, знавшие меня, равные мне по должности и старшие начальники, подходили ко мне, поздравляли с высокой оценкой наркома. Только командир 2-го конного корпуса Николай Николаевич Криворучко, мой сослуживец по особой кавалерийской бригаде Г. И. Котовского, проявивший отвагу и мужество в боях с польскими интервентами, с петлюровцами и антоновщиной, косился на меня недоброжелательно, так как 3-я кавалерийская дивизия, «битая» нами на маневрах, была из корпуса, которым командовал он.
Словам же наркома относительно моего перевода в 3-ю кавалерийскую дивизию я не придал большого значения, считал, что это было сказано так, между прочим, скорее всего в укор стороне, не имевшей успеха. Другого мнения держался командир нашей дивизии П. П. Григорьев, он говорил не раз мне: «За массой дел действительно нарком может забыть сказанное на маневрах, но ему напомнят те, кто находился при нем и записал сказанное им. Вот увидишь, заберут тебя от нас». Так оно и получилось.
Не прошло и трех недель, как был получен приказ о назначении меня на должность командира бригады в 3-ю кавалерийскую дивизию. На этот раз я с радостью встретил назначение. Но расставаться с полком, которым прокомандовал семь лет, мне было тяжело, да и, как говорится, «сжился» с личным составом, командирами и политработниками 2-й кавалерийской дивизии, в которой высоко ценилась моя работа. Специально изданным приказом я вновь поблагодарил своих подчиненных за хорошую работу и за оказанную мне помощь во время командования полком. У меня сохранилась копия и этого приказа.
26 ноября 1928 г.
г. Староконстантинов
Приказом РВС СССР от 6 октября 1928 года я назначен командиром 2-й бригады 3-й Бессарабской кавалерийской дивизии, а посему предписываю начальнику штаба полка тов. Кармалюку вступить во временное командование 7-м кавалерийским полком.
На мою долю выпало семь лет командовать 7-м кавалерийским полком, начиная с тех пор, когда полк из расположения по селам — крестьянским хатам — перешел к казарменному расположению. Не легко было красным бойцам, участникам Гражданской войны, располагаться в казарме без окон и дверей, жить в холодной казарме, при свете пос