В 1918 году член КПСС с апреля 1917 года И. Э. Якир, командуя сводным отрядом Тираспольского соединения, отличился в боях с австрийскими и германскими интервентами. В сентябре того же года он назначается начальником политотдела Южного участка отрядов завесы, а через месяц, в октябре 1918 года, 24-летний И. Э. Якир назначается членом РВС 8-й армии, одновременно командуя группой войск в районе крупного узла железных дорог Лиски, а также Коротояка и Острогожска. За бои в 1918–1919 годах и проявленное при этом мужество и отвагу И. Э. Якир был награжден орденом Красного Знамени. Для него это была первая столь высокая боевая награда. В июле 1919 года И. Э. Якир вступает в командование 45-й стрелковой дивизией, действовавшей в южной части Левобережной Украины, отражая при этом сильные удары перешедших в наступление войск Деникина.
9 августа 1919 года в связи с тем, что под угрозой захвата противником оказались Одесса и Киев, В. И. Ленин потребовал от Реввоенсовета Республики: «Обороняться до последней возможности, отстаивая Одессу и Киев, их связь и связь их с нами до последней капли крови». Эта задача возлагалась на 12-ю армию. Положение осложнялось. Так, дивизии 47-я и 58-я, а также 45-я стрелковая под командованием И. Э. Якира потеряли связь со штабом 12-й армии. Решением командования они были сведены в Южную группу войск 12-й армии. Через несколько дней командующим Южной группой был назначен И. Э. Якир. Под угрозой полного окружения и уничтожения войск группы И. Э. Якир разрабатывает план прорыва вражеского кольца из района Балта, Бирзула (Котовск), Рыбница с движением на север.
В середине сентября Южная группа под командованием И. Э. Якира вышла в район Сквира, Белая Церковь и установила радиосвязь с 44-й стрелковой дивизией, сражавшейся под Житомиром. Все усилия петлюровцев и деникинцев совместными ударами разгромить дивизии Южной группы были безуспешны. Части Южной группы прорвались через боевые порядки врага и во взаимодействии с 44-й стрелковой дивизией 18 сентября освободили Житомир, начав подготовку к освобождению Киева. Так завершился 600-верстный поход Южной группы 12-й армии по тылам противника.
Постановлением РВСР от 22 сентября 1919 года 45-я и 58-я стрелковые дивизии были награждены Почетными революционными Красными знаменами, а командующий Южной группой войск Иона Эммануилович Якир был удостоен второго ордена Красного Знамени. Прорыв Южной группы войск из окружения позволил восстановить боеспособность 12-й армии. Орденами Красного Знамени были также награждены многие бойцы и командиры, в том числе И. Ф. Федько, А. В. Немитц.
В последующие годы Иона Эммануилович командовал группами войск, 14-й армией на Юго-Западном фронте. Проводя искусно и смело задуманные операции, он вел подчиненные ему войска от одной победы к другой. Боевой подвиг полководца Якира был отмечен тремя орденами Красного Знамени — редким в ту пору бантом наград. Главной его должностью в мирное время была должность командующего войсками Киевского округа.
Постоянно занимаясь самообразованием сам, Иона Эммануилович подталкивал к этому и подчиненных. В беседах он неизменно называл книги крупнейших писателей и доверительно просил:
— И я прочту эти книги, прочтите и вы, поговорим и обсудим вместе. Договорились?
На учениях и маневрах командарм 1-го ранга И. Э. Якир на практике претворял принципы теории глубокого боя и операции, организации взаимодействия в бою различных видов войск, использования массированных ударов артиллерии и авиации. Нас, кавалеристов, как говорится, от бога, как-то незаметно приучил к технике, мы уже знали тактико-технические данные танков, авиации. Надо знать, постоянно напоминал Якир, что будущая война будет войной моторов.
Без преувеличения с гордостью могу сказать, что считал и считаю себя учеником Якира. Я постоянно на себе испытывал его благотворное влияние. Он терпеливо работал над моим общим образованием, расширением оперативного и тактического кругозора, духа творчества, повышенной требовательности к себе и партийной заботы о подчиненных. «Делай, как я» — вот один из главных жизненных принципов нашего командующего.
Многие, в том числе я, объясняли его угрюмость тем, что, по слухам, он переводится командующим в Ленинградский военный округ, меньший, чем Киевский. Но все это были только догадки и ничего достоверного.
С неприятно тяжелым чувством разъезжались делегаты с этой партконференции. А через несколько дней нам стало известно, что в поезде, на пути из Киева в Ленинград, где-то под Москвой командарм 1-го ранга И. Э. Якир был арестован «как участник заговорщицкой группы Тухачевского». Для меня это был удар грома среди ясного дня. Но все-таки где-то в глубине души теплилась еще надежда, что это роковая ошибка, что разберутся и освободят. Так думали многие из тех, кого я близко знал, но… об этом вслух говорили между собой только очень близкие люди.
Вскоре в Киевский военный округ прибыло новое руководство. Командующим войсками Киевского военного округа был назначен Иван Федорович Федько, один из четырех героев Гражданской войны, награжденный за совершенные им подвиги и умелое руководство войсками четырьмя орденами Красного Знамени.
Командарм 1-го ранга И. Ф. Федько пережил своего предшественника всего на год с небольшим. По приговору Специального судебного присутствия Верховного суда СССР бывший крестьянин Роменского района Сумской области И. Ф. Федько был обвинен в измене Родине, шпионаже, вредительстве стране, в которой был удостоен высших наград и высших воинских званий…
Член Военного совета округа Е. А. Щаденко с первого дня вступления в должность подозрительно приглядывался, а говоря проще — «принюхивался» к каждому командиру и политработнику войск округа, особенно это чувствовали на себе командиры штаба округа, старший командный состав корпусов, дивизий, полков. Приглядывался, даже не скрывая того, к людям, а вскоре развернул активную деятельность по компрометации командного и политического состава, которая сопровождалась массовыми арестами кадров.
На его совести, на его руках кровь и смерть тех, кто был репрессирован, не встал в строй защитников Родины в годы Великой Отечественной войны.
С Е. А. Щаденко мне довелось лично встречаться в те годы и в первые годы войны, и о нем свое мнение выскажу на последующих страницах своего повествования.
Прокатилась волна арестов гражданских ответственных советских, партийных работников. Однако чем больше разрастался круг арестованных, тем меньше верилось в предательство, вредительство, в измену. Но в то же время как этому было не верить? Печать изо дня в день писала все о новых и новых арестах, разоблачениях «врагов народа». В печати, на собраниях и митингах постоянно, как заклятие, были слова: «Никакой пощады изменникам!», «Уничтожить банду предателей и убийц!», «Смерть шпионам!».
В начале августа 1937 года командир нашего 7-го кавалерийского корпуса Петр Петрович Григорьев был срочно вызван в Киев. Командиры дивизий, и я в том числе, насторожились. Узнав, что он возвращается в Шепетовку вечером в субботу, я позвонил жене Григорьева Марии Андреевне и сказал ей, что приедем к ним в воскресенье узнать о результате вызова ее мужа в Киев.
Вместе с женой Ниной Александровной мы приехали к Григорьевым и застали их в весьма подавленном настроении. На мой вопрос Петру Петровичу, зачем его вызвали в Киев, он ответил:
— Вызывали в окружную партийную комиссию и предъявили обвинение в связях с врагами народа. Вот вам и причина плохого настроения.
Нас очень поразило это сообщение. «Ну, положим, что те были выходцы из богатых семей, — подумал я, — но он-то ведь рабочий и сын рабочего! Что-то тут не вяжется!»
Когда мы собрались уезжать, Мария Андреевна заплакала, а Григорьев, пожимая нам руки, грустно сказал:
— Кто знает, увидимся ли еще?
Желая как-то успокоить Григорьевых, я сказал Петру Петровичу:
— Ну уж тебе, потомственному рабочему, беспокоиться нечего! Выкинь мрачные мысли из головы. Там разберутся.
Но сами мы уехали от Григорьевых тоже грустные, весь путь до Староконстантинова молчали и думали, конечно, об одном.
Назавтра мы узнали, что Григорьев арестован. В тот же день во 2-ю дивизию, которой я командовал, прибыл начальник политотдела корпуса Богданов. Он приказал собрать дивизию на митинг и объявил, что командир корпуса «оказался врагом народа».
«Оказался» — это было в то время своего рода магическое слово, которое как бы объясняло все: жил, работал и вот — «оказался»…
На митинге было предоставлено слово и мне. Я сказал, что знаю командира корпуса Петра Петровича Григорьева более 14 лет. За это время мы вместе боролись с различными антипартийными уклонами. Никаких шатаний у Григорьева в вопросах партийной политики не было. Это один из лучших командиров во всей Красной Армии. Если бы он был чужд нашей партии, это было бы заметно, особенно мне. Верю, что следствие разберется и невиновность П. П. Григорьева будет доказана.
Выступавшие после меня ораторы подчеркивали чрезмерную, как они говорили, придирчивость, то есть деловую требовательность, Григорьева и выискивали недостатки в его работе. Мой голос как бы потонул в этом недобром хоре.
После митинга начальник политотдела корпуса Богданов и начальник политотдела дивизии Куликов упрекнули меня в «либерализме». Лишь моя жена — единственная из всех людей, бывших на митинге, — сказала, что я выступил правильно и правдиво.
А дня через два я узнал, что командир 7-го кавалерийского полка нашей дивизии Хижняк отдал своего прекрасно выезженного коня, завоевавшего первенство на окружных соревнованиях, уполномоченному особого отдела, который даже не умел ездить на лошади. Никогда не мог бы я прежде подумать, чтобы этот командир мог унизиться до такого поступка.
Вызвав его в штаб, я сказал:
— Вы, по-видимому, чувствуете за собой какие-то грехи, а потому и задабриваете особый отдел? Немедленно возьмите обратно коня, иначе он будет испорчен не умеющим с ним обращаться всадником!