Годы и войны. Записки командарма. 1941—1945 — страница 56 из 125

Вернувшись в корпус, я без преувеличений, но ясно и четко доложил о всем виденном командиру. Он со всем согласился. Но на устранение недостатков времени у нас уже не было — в воздухе пахло войной.

Ее ждали все, и не так уж много было среди военных людей, у которых теплилась еще надежда на то, что войны можно избежать. Однако, когда было объявлено о внезапном нападении авиации противника на Житомир, Киев, Севастополь, Каунас, Минск, на железнодорожные узлы и аэродромы и о переходе дивизий противника через нашу границу, это сообщение всех поразило. Почему? Причин тому было много. Но я, пожалуй, не ошибусь, если скажу, что главная наша беда заключалась в роковом заблуждении Сталина.

Ему мы тогда верили безоговорочно, а он оказался слеп и дезориентировал всех пресловутым «Сообщением ТАСС» от 14 июня 1941 года…[4]

Первой моей мыслью после начала войны было: как хорошо, что я на свободе и успел уже набраться сил! Но вторая мысль была о жене: каким ударом это будет для нее и увижу ли я ее еще?

Я говорил с ней по телефону, слышал ее голос. Переживая сама безысходное горе, она старалась ободрить меня, говорила, что все самое плохое осталось позади, что она была так счастлива эти три месяца и у нее хватит сил ждать дня победы.

Глава 6Фронт откатывается на восток

Несмотря на то что войну ожидали с каждым новым днем, все же в народе хоть и небольшая, но теплилась надежда, что ее можно избежать. Пришла она внезапно и обрушилась как молот на голову каждого советского человека. Лица стали озабоченными, но и более сосредоточенными и решительными.

После разговора с женой по телефону в тот же час, как говорят, по уши ушел в лихорадочную работу в условиях уже военного времени. Находясь в дивизиях, отрадно было видеть результаты двух с небольшим пятилеток: увеличившееся количество танков, отечественных автомашин и усовершенствованной техники. Не напрасно, значит, за это время мы «подтягивали ремешок» то на одну, то на другую дырку, думал я. Численность Советских Вооруженных Сил к июню 1941 года составляла свыше 5 миллионов человек: в сухопутных войсках и войсках ПВО — свыше 4,5 миллиона человек, в ВВС — 476 тысяч человек, в ВМФ — 344 тысяч человек. На вооружении армии состояло свыше 67 тысяч орудий и минометов, 1860 новых танков и свыше 2700 боевых самолетов новых типов. Кроме того, в войсках было большое количество устаревшей бронетанковой и авиационной техники. Военно-морской флот имел 276 боевых кораблей основных классов, в том числе 212 подводных лодок.

К 22 июня 1941 года фашистская Германия и ее сателлиты сосредоточили против Советского Союза 190 дивизий (в том числе 19 танковых и 14 моторизованных) и большое количество боевой техники. Эта группировка насчитывала 5,5 миллиона человек, около 4300 танков и штурмовых орудий, 47,2 тысячи орудий и минометов, 4980 боевых самолетов и свыше 190 боевых кораблей. Дивизии противника были полностью укомплектованы личным составом, вооружением и боевой техникой, транспортными средствами, обладали высокой подвижностью и имели боевой опыт. На ряде направлений противник превосходил советские войска в 3–4 раза, а на направлении главных ударов — и более.

Я остро переживал радость оттого, что снова нахожусь в строю и могу быть полезным в своем любимом деле.

Первый и второй день войны дивизии приводили себя в боевое состояние. В это же время командование корпусом вместе со штабом выехало к Днепру, южнее Киева, к находящимся там двум дивизиям.

Сводки Информбюро за первые дни войны приносили только печальные вести: следя по карте, было видно, как быстро продвигается на восток противник, несмотря на сопротивление, оказываемое ему нашими войсками. 25 июня 1941 года мы узнали, что противник занял города Каунас и Вильнюс. На восточном берегу Днепра появились беженцы, целыми селениями уходившие с Правобережной Украины. Они рассказывали об ужасах и жестокости только что начавшейся войны. Тревожное настроение населения еще больше усугублялось.

Основной причиной столь быстрого продвижения немецко-фашистских войск считалась внезапность нападения. Большое значение придавалось и тому, что коалиция Германии в составе Австро-Венгрии, Болгарии и Турции в войне 1914–1918 годов была небольшой, а против этих четырех государств в войне, кроме России, Англии, Франции, выступили США, Италия, Испания, Япония и Китай. Война длилась четыре года. Теперь Германия подчинила себе почти всю Европу, поставила на службу промышленность этих стран. Я видел более грозную силу, чем в войне 1914–1918 годов. Считал, что в этой ожесточенной войне нам придется надеяться только на себя. Учитывал, конечно, что Советский Союз является несравнимой силой с той, какую имела Россия в 1914–1917 годах, что руководит страной не царское правительство, а Коммунистическая партия. В этом я видел залог нашей победы. Но меня не покидали прежние опасения: «Как же будем воевать, лишившись стольких опытных командиров еще до войны?»

Это, несомненно, была по меньшей мере одна из главных причин наших неудач. Хотя о ней не говорили или представляли дело так, будто 1937–1938 годы, очистив армию от «изменников», увеличили ее мощь. Не случайно гитлеровская разведка накануне войны отмечала ухудшение качественного и количественного командно-политического состава Красной Армии, что сказалось на боевых действиях советских войск в начальном периоде войны…

Тем временем дивизии нашего корпуса сначала перешли Днепр у Киева и сосредоточились в лесах северо-восточнее, но в связи с быстрым продвижением противника на западном направлении и сдачей нашими войсками Минска мы снова вернулись на восточный берег Днепра и погрузились на станциях Дарница и Бровары для переброски на Западный фронт.

По планам советского высшего военного командования, а точнее Сталина, предполагалось, что основной удар немецко-фашистских войск будет нанесен по важнейшему экономическому региону страны — на юго-западном направлении. Поэтому из внутренних военных округов к рубежу Днепра и Западной Двины началось выдвижение 22,16, 19-й армий и 25-го стрелкового корпуса. На юго-западное направление были выдвинуты к началу войны 19-я и 16-я армии под командованием генералов И. С. Конева и М. Ф. Лукина. На западное направление выдвигалась только лишь 22-я армия (командующий генерал Ф. А. Ершаков).

Фактически, исходя из директивы немецкого командования от 31 января 1941 года, вошедшей в историю как план «Барбаросса», основной удар немецкие войска наносили на западном направлении силами группы армий «Центр». Он ставил целью: «Разгромить войска противника в Белоруссии. Затем, сосредоточив подвижные соединения, наступающие южнее и севернее Минска, возможно быстрее выйти в район Смоленска и создать тем самым предпосылки для взаимодействия крупных танковых и моторизованных сил с группой армий «Север» с целью уничтожения войск противника, действующих в Прибалтике и в районе Ленинграда»[5].

«Группа армий «Центр» фельдмаршала фон Бока в составе двух армий и двух танковых групп, насчитывающих тридцать одну пехотную, семь моторизованных, одну кавалерийскую и девять танковых дивизий, была наиболее сильной из всех групп армий».

В то же время группа армий «Юг» фон Рундштедта, насчитывавшая в общей сложности двадцать шесть пехотных, четыре моторизованных, четыре егерских и пять танковых дивизий, «наносила главный удар своим сильным левым крылом с выдвинутыми вперед подвижными силами в направлении на Киев».

Так как немецко-фашистское командование именно на западном направлении ввело в действие мощные сухопутную и воздушную группировки, советскому командованию пришлось в первые же дни войны перегруппировать туда 19-ю и ряд соединений 16-й армии и с ходу бросать их в сражение в составе Западного фронта. В силу этих обстоятельств на западное направление был передислоцирован и наш 25-й стрелковый корпус.

Следуя с одним из эшелонов, я думал: ведь мы неплохо воевали у озера Хасан и на реке Халхин-Гол, почему же отступаем сейчас? На остановках переходил из одного вагона в другой, говорил с солдатами и офицерами, рассказывал им о том, как 27 лет тому назад ехал впервые на войну, веря, что меня не только не убьют, но и не ранят. Тогда, на второй год войны, у русской армии своего почти ничего не было — седла были канадские, ботинки американские, винтовки японские, а воевали храбро и стойко. А в Гражданской войне защищали ту же Родину, но уже свою рабоче-крестьянскую власть. Говорили и о том, что особо страшно бывает лишь в первом бою, а потом привыкаешь. Разъяснил, что в результате индустриализации страны мы вооружение имеем свое, советское, хорошее, и нам нельзя воевать хуже, чем воевали русские солдаты в Первой мировой войне.

Узнал у командиров, что многие призванные из запаса красноармейцы плохо знакомы с новым оружием. Я дал указание, чтобы в пути проводили с ними занятия, а на длительных остановках, которых в пути было много, организовывали даже стрельбы боевыми патронами.

В голове и хвосте поезда были установлены наблюдатели и пулеметы, чтобы отражать нападения с воздуха; но всякий раз, когда обнаруживался самолет противника, поезд останавливался, все люди без команды покидали вагоны и разбегались по полю. Самолет скрывался, трубач играл сбор, и солдаты не спеша возвращались в вагоны…

Я видел в этом чрезмерную боязнь, проявление недисциплинированности. Относил это к недостаточной требовательности командиров, недостаточной подготовленности к руководству подразделениями, не хватало жизненности и энергии.

Наш эшелон предназначался к выгрузке на станции Рудня; не доезжая до города Витебска, он задержался на несколько часов в Смоленске. Проходя по путям железной дороги и между эшелонами, я встретил генерал-лейтенанта И. С. Конева, командующего 19-й армией, представился ему и доложил о прибытии эшелона.

Внимательно всматриваясь в меня, Иван Степанович спросил: