Противник, отступая от Людинова и Бытоша на юго-запад и на запад, отрезал вторгнувшийся в его глубину 2-й кавалерийский корпус от тылов и от стрелковых соединений; живая связь с корпусом была утрачена. Но корпус, оказавшийся отрезанным, не только отражал атаки противника, но еще и захватил плацдарм за Десной. Связь с корпусом через 36 часов была восстановлена. С ним соединились 380-я и 308-я стрелковые дивизии, наступавшие в полосе 50-й армии.
50-я и 3-я армии форсировали Десну и, успешно развивая наступление, угрожали обходом противнику, занимавшему Брянск. Таким маневром они вынудили его к отходу 17 сентября 1943 года. Город Брянск освобожден! В этот же день был освобожден город Бежица.
20 сентября временное полевое управление нашей армии перешло в село Соколья Слобода, где находился командный пункт 80-го стрелкового корпуса под командованием генерал-майора Ивана Леонтьевича Рагули. Его левофланговая 342-я стрелковая дивизия с рассветом перешла в наступление, встречая слабое сопротивление, а 362-я и 17-я дивизии к 13 часам не продвинулись ни на шаг.
На мой вопрос: «Где сейчас находится 342-я дивизия и чем вы больше всего обеспокоены?» — командир корпуса генерал Рагуля ответил:
— Не могу сказать, где сейчас находится 342-я стрелковая дивизия, так как с ней не могу связаться в течение более двух часов, и это меня беспокоит.
— Откуда вы получили последнее донесение?
— Из Печни Слободы.
По карте было видно, что Печня Слобода находится в 12 километрах за левым флангом переднего края обороны 362-й дивизии. Я высказал предположение: когда штаб 342-й дивизии доносил об успешном наступлении из Печни Слободы, их наступающие полки находились значительно дальше. Штаб и командир дивизии не хотели отставать от полков и пошли вперед. Вероятно, 342-я стрелковая дивизия продвинулась на 20–25 километров, поэтому с ней и нет связи. Думая о ней, надо беспокоиться главным образом за ее открытый фланг и заботиться о том, чтобы она не сбавила темпов своего наступления. Не меньше следует беспокоиться о соседних с ней 362-й и 17-й стрелковых дивизиях, которые топчутся на месте. Можно сказать уверенно, что противник перед этими двумя дивизиями давно отошел.
Вставали две задачи: не допустить остановки 342-й стрелковой дивизии и обеспечить немедленное продвижение 362-й и 17-й стрелковых дивизий.
Как ни странно, я решил поехать в 342-ю стрелковую дивизию сам, командиру корпуса приказал ехать в 362-ю и начальнику штаба в 17-ю дивизию, чтобы обеспечить немедленное их продвижение и как можно быстрее вывести хотя бы один полк 362-й по маршруту 342-й стрелковой дивизии. Заместителю начальника штаба армии генералу Б. Р. Терпеловскому я приказал довести до сведения войск армии о смелых, решительных действиях и успешном продвижении 342-й дивизии полковника Логвина Даниловича Червония. Принимая к исполнению это приказание, Борис Робертович настойчиво отговаривал меня от поездки в 342-ю дивизию, советуя послать в нее кого-нибудь из корпуса. Но я настоял на своем.
Когда я прибыл в Печню Слободу, от оставленных там солдат узнал, что командир дивизии выехал вперед часа четыре тому назад.
По отвратительной, покрытой глубокой грязью дороге проехал десять километров и увидел колонну противника силой до батальона. За ней тянулся обоз. Отходящая колонна двигалась в полутора-двух километрах левее нас по большаку, на который мы хотели выехать. Конечно, мы продолжали ехать по проселочной дороге, но, увеличив скорость, через три километра обнаружили еще две колонны, шедшие по большаку одна за другой, каждая в батальон. Наших не было видно, не слышно было и артиллерийской стрельбы впереди.
Проехав еще десять километров, догнали своих. Сначала встретили в деревне Поляховке резервный батальон, а потом доехали и до тех подразделений, которые вели бой. Таким образом, наш левый фланг оказался открытым на расстоянии более чем в 30 километров. На высоте 205.5 у деревни Поляховки наконец нашел командира дивизии полковника Л. Д. Червония и лично убедился, что подталкивать его не придется: он использовал все свои возможности, вел бой не только в западном, но и в северном направлениях, а ведь с востока к нему подходили три отступающих батальона противника, о которых он еще и не знал.
Мне осталось только выразить восхищение «суворовским» 40-километровым переходом 342-й дивизии, да еще в такую грязь. Я поблагодарил командира, просил его передать мою благодарность подчиненным ему частям и сообщить, что я нахожусь на наблюдательном пункте их дивизии.
Мое восхищение несколько омрачалось заботами. Куда повернут три батальона противника, которые я видел в пути? Не замкнут ли они кольцо вокруг дивизии? Удалось ли генералу Рагуле вывести хотя бы полк 362-й дивизии на маршрут 342-й? И как буду возвращаться обратно в штаб армии?
Сообщил командиру дивизии, что командир корпуса принимает все меры, чтобы продвинуть 362-ю стрелковую дивизию по его маршруту, тем уменьшить разрыв и обеспечить его левый фланг.
Командир дивизии, докладывая, показывал рукой: противник обстреливает нас пулеметным огнем: с севера — с высоты 192.6; с запада — из села Осколкова и деревни Работка; из-за рощи и высоты ведет минометный огонь. Доложил и о том, что в резерве у него два батальона — один в Поляховке, другой в Трусовке. Наблюдатели подняты на строения и деревья и наблюдают во все стороны. Как бы оправдываясь, добавил: подавив пулеметный огонь на высоте 192.6, можно было бы продвинуться еще, но снарядов и мин маловато, не хочется расходовать последние, да и люди приустали; поэтому он решил перейти к обороне, пока не подойдут соседи.
Я одобрил его решение и сообщил командиру дивизии, что час тому назад видел в тылу у него две колонны противника, которые спешили на запад. Рекомендовал послать в резервные батальоны артнаблюдателей для своевременного предупреждения, чтобы можно было обстрелять подходящего противника артиллерией, заранее подготовив данные для стрельбы в этих направлениях. Заметно было, что мое сообщение произвело неприятное впечатление на командира дивизии, но я не считал нужным скрывать от него ничего — надо знать истину, хотя и горькую. «Лучше пусть понервничает при мне, чем получит внезапный удар от противника, когда я уеду», — подумал я.
Еще раз поблагодарил командира дивизии, пожелал дальнейших успехов. На прощание, пообещав подогнать 362-ю стрелковую дивизию, я просил донести на командный пункт армии, что я убыл.
Возвращались тем же путем. Иногда останавливались, чтобы в бинокль тщательно рассмотреть все подозрительное впереди. Особенно настороженно въезжали в населенный пункт. Противника нигде не было видно. Вспоминая слова генерала Терпеловского, я признавал, что он был прав, отговаривая меня от этой поездки, но исправить ошибку было уже невозможно. Подыскивал мотивы, оправдывающие мою рискованную поездку. Я их не находил, так как смелый полковник Червоний и без моего подталкивания сделал все, что от него зависело. Пытался оправдать себя и тем, что кто-то другой, кого бы послали, мог бы выехать на большую дорогу и попасть в плен, не предупредил бы полковника Червония о грозящей опасности с тыла, и командир дивизии не выставил бы артнаблюдателей на эту дорогу. Но и эти гадания не подходили для оправдания по существу неоправданного риска.
Так с переживаниями, но без приключений я доехал до своих. Сначала встретил части 362-й стрелковой дивизии, а потом посланную мне навстречу машину. Не могу сказать, чтобы не доставили тревог и эти встречи с частями и машиной — ведь неизвестно было, чьи они.
Следующий этап наступления — выход на реку Беседь и захват плацдарма на ней — был завершен за шесть суток. За это время 41-й корпус прошел 70 километров, а 80-й корпус — 100 километров по чрезвычайно труднопроходимой местности, особенно в районе рек Воронуса, Уданка, Ипуть со множеством притоков и под непрерывным дождем.
Освободили 22 сентября 1943 года города Мглин и 25 сентября Сураж (хотя последний был за нашей левой границей). Овладели городами Самотичи и Костюковичи 28 сентября.
Честь освобождения Костюковичей — города на белорусской земле, который был оккупирован 14 августа 1941 года, — выпала воинам 283-й и 120-й гвардейской стрелковых дивизий под командованием полковника В. А. Коновалова и генерал-майора Н. К. Масленникова. Освобождению города способствовали партизанские отряды 2-й Клетнянской партизанской бригады Тимофея Михайловича Коротченко.
Человек, владеющий пером, мог бы занять описанием Брянской операции — от города Кирова и Людинова до реки Сож через брянские леса, реки и болота, при полном бездорожье и осенней распутице, — целую книгу. Я же, не имеющий этой способности, уложился, к сожалению, в несколько страниц. Я действительно об этом жалею: легко сказать — расстояние в 280 километров по прямой преодолели в 22 суток. Но если учесть ожесточенные бои и то, что у солдат нет крыльев, они ходят не напрямик, а по кривым дорогам и большей частью совсем без дорог, совершают обходные движения, перегруппировки, отступают и снова наступают, то для солдата эти 280 километров превращаются в целых 500 километров. Легко сказать — «преодолевали реки», но даже малоизвестная заболоченная речка Ветьма оказалась настоящей «Ведьмой», как называли ее солдаты. На ней шли ожесточенные бои в течение трех суток. Деревни и села на ее берегу по нескольку раз переходили из рук в руки. А таких речек было множество на нашем пути.
В этих боях особо отличились части полковника Крылова, подполковника Подольского и саперы майора Белуха. Эти соединения и части за стойкость и мужество, дисциплину и организованность, проявленные в боях, были переименованы в гвардейские.
Колоссальную помощь Красной Армии оказали боевые действия партизан.
В войсках противника моральное состояние резко ухудшалось. Пленные говорили: «Нам обещали большое успешное летнее наступление, оно и было успешным, но только не для нас. После июльских неудач нам говорили, что русские израсходовали все свои людские резервы и больше не в состоянии наступать, что дальше Десны отступать не будем, а все отступаем и отступаем. Теперь говорят, что на реках Сож и Днепр построен восточный вал, но никто этому не верит».