Хотя мы были уверены, что противник не отведет своих войск с выгодного западного берега реки Друть, но, имея приказ о проведении такой разведки, не могли его не выполнить, а потому решили ее провести перед самой артподготовкой. Разведка подтвердила то, что мы уже знали: противник решил упорно обороняться.
В 3 часа 24 июня командиры корпусов доложили мне, что все находятся на своих местах, а проходы в минных полях и проволоке проделаны. Было слышно, как генерал Н. Н. Семенов звонил на основные артиллерийские наблюдательные пункты, сверяя до секунды их часы со своими, чтобы открыть огонь одновременно.
Вопреки моему приказу в эту ночь многие из генералов и офицеров почти не спали, но вид у всех был бодрый и торжественный.
Армейский командный пункт был в 5 километрах от противника. Начальник штаба армии генерал М. В. Ивашечкин не мог усидеть в штабе и находился на вышке моего наблюдательного пункта. Макар Васильевич часто с нетерпением поглядывал на часы, а за десять минут до артподготовки сказал:
— Удивительно медленно движутся стрелки часов, особенно в последнем получасе.
— Это потому, Макар Васильевич, что вы много и хорошо поработали со своими помощниками при подготовке к наступлению, — ответил я. — Если бы вы не успели сделать всего, что надо и что вам хотелось бы, стрелки двигались бы быстрее.
Наш НП был поднят на уровень вершин самых высоких деревьев, в наикратчайшем расстоянии от противника, с него просматривалась вся долина реки Друть. Мы видели, как саперы под гром артподготовки, несмотря на пулеметный огонь противника, приступили к постройке мостов на заранее забитых сваях и наводили штурмовые мостики из заготовленного леса. Сигналом к наступлению был повторный залп «катюш».
Поскольку наш НП находился в 2 километрах от противника, невооруженным глазом было отчетливо видно, как дружно выскочила из окопов наша пехота и пошла ускоренным шагом в наступление, соблюдая указанный интервал 10–12 шагов вместо 6–8. Вот через мосты прошли танки. Впереди них шли танки с полуторатонными тралами, которые должны будут продублировать работу наших саперов и проделать дополнительное количество проходов в минных полях и проволоке. Наступление пехоты и танков надежно обеспечивалось артиллерией и штурмовой авиацией, руководимой молодым, но на редкость способным и волевым генералом С. И. Руденко.
По распоряжению Г. К. Жукова на наблюдательный пункт армии в 22 часа 23 июня прибыл генерал С. И. Руденко с группой офицеров штаба армии. В девственном лесу были сооружены, как можно ближе к переднему краю, вышки для скрытого наблюдения за полем боя.
Для средств связи и управления авиаторами были оборудованы добротные блиндажи в несколько накатов. С генералом Руденко работалось легко. Мы понимали друг друга с полуслова. В период подготовки этой наступательной операции Сергей Игнатьевич для организации взаимодействия многократно бывал у меня, а начальник штаба воздушной армии генерал П. И. Брайко кропотливо, до мелочей отрабатывал вопросы совместных действий, организации связи, по согласованию времени, выделения целей, которые должны обработать доблестные авиаторы, с начальником штаба армии М. В. Ивашечкиным. В результате такой кропотливой работы все вопросы были полностью ими согласованы. Еще с большим вниманием и дотошностью работали, дополняя друг друга, начальник оперативного отдела штаба 16-й воздушной армии полковник И. И. Островский и начальник оперативного отдела нашей 3-й армии генерал-майор Гарнич. Остается добавить, что за первый день операции авиаторы произвели 3191 боевой вылет, несмотря на неблагоприятные метеоусловия.
Сигналом к началу артподготовки был залп гвардейских минометов. Их грохот был дополнен громом выстрелов более чем 2 тысяч артиллерийских и минометных стволов. Огненные фонтаны были видны всюду на территории противника. Противник был так ошеломлен, что не отвечал на наши выстрелы в течение часа, лишь со второго часа начал отвечать слабым артиллерийским огнем.
Все наше внимание в этот момент было сосредоточено на одном: ворвутся ли с ходу наши цепи в траншею противника или залягут перед ними? Вздох облегчения и выкрики «Ворвались!», «Ворвались!» были слышны вокруг, когда наши цепи врывались в траншею, и тревожное, без слов, переглядывание было тогда, когда наши залегали, хотя и ненадолго. Саперы добросовестно проделали проходы в минных полях и проволочном заграждении, но не могли сделать проходов в тех минных полях, которые находились за проволокой, непосредственно перед траншеей противника или на бруствере.
К исходу первого дня 35-й стрелковый корпус своим правым флангом, а 41-й — левым, преодолевая сильное огневое сопротивление и глубокое минирование, продвинулись на 3–4 километра, а наступающие с плацдарма продвинулись лишь на 1–1,5 километра, заняв одну и частично две траншеи. Столь малое продвижение наступающих с плацдарма объяснялось тем, что сплошное минирование оказалось не только перед первой, но и перед второй траншеей.
80-й стрелковый корпус по плану наступал на второстепенном направлении, через заболоченную долину, то есть там, где противник совершенно не ожидал его. Этот корпус начал наступление лишь после 20-минутной артиллерийской подготовки, продвинулся до 12 километров, части 283-й стрелковой дивизии генерала В. А. Коновалова овладели сильным узлом сопротивления — селом Хомичи на восточном берегу реки Друть. Во второй половине дня 80-й стрелковый корпус уже отбивал мощные контратаки противника, подошедшего с северного направления.
Левее нас в тактическом взаимодействии с 41-м стрелковым корпусом наступал 42-й стрелковый корпус соседа, он продвинулся на три километра.
Таким образом, уже в первый день была видна безошибочность нашего решения: наибольший успех одержан правее и левее плацдарма. Расчеты на успешное продвижение 80-го стрелкового корпуса вполне себя оправдали, 9-й танковый и 46-й стрелковый корпуса приходилось вводить только на правом фланге.
Наши попытки продолжить наступление ночью успеха не имели.
Второй день наступления начался мощной 45-минутной артиллерийской подготовкой. В результате всюду прорвали первую полосу обороны. Расширили плацдарм до 35 километров по фронту и на 5–13 километров в глубину. В этот день результативно работали авиаторы 16-й воздушной армии под командованием талантливого молодого генерала С. И. Руденко, будущего маршала авиации.
Захваченные пленные показали: «В этом наступлении, как никогда, овладела воздухом русская авиация».
К полудню я окончательно убедился, как бесцельно держать 40-й стрелковый корпус трехдивизионного состава, да еще с мощным усилением для обороны северного направления между реками Днепр и Друть. Решил под свою ответственность снять его с обороны и использовать для развития наступления. Но нельзя было не считаться и с категорическим приказом: «Прочно оборонять северное направление усиленным корпусом». Приходилось поступать так: сегодня — вывести из обороны и сосредоточить у села Литовичи 129-ю Орловскую стрелковую дивизию генерала И. В. Пинчука, завтра — вывести из обороны 169-ю стрелковую дивизию вместе с управлением 40-го корпуса, сменив ее запасным полком. Чтобы командование фронта не посчитало, что его мнение игнорируется, мы оставляли пока в обороне самую западную 283-ю стрелковую дивизию В. А. Коновалова, которая своими основными силами уже участвовала в наступлении и в овладении селом Хомичи. Ей подчинили запасной полк и заградотряд.
25 июня в приказе Верховного Главнокомандующего была объявлена благодарность войскам 1-го Белорусского фронта за прорыв обороны противника.
Победным салютом в Москве за прорыв сильно укрепленной обороны противника, прикрывающей бобруйское направление, чествовали и воинов 3-й армии, отличившихся в боях при прорыве сильной, глубокоэшелонированной обороны немцев с форсированием реки Друть.
В этом приказе Верховного Главнокомандующего были названы фамилии командиров дивизий и полков, особо отличившихся в ходе ожесточенных двухдневных боев.
На третий день успех нашего наступления превзошел все ожидания. Несмотря на то что противник видел сосредоточение наших сил на правом фланге и чувствовал наше стремление выйти на шоссе, а потому и подготовился к отражению нашего удара, натиск 35-го стрелкового корпуса, поддержанного бригадой танков, был таким стремительным, что противник был вынужден отступить. Наша пехота вышла на шоссе, а танкисты, выполняя поставленную им задачу, на предельных скоростях понеслись по шоссе к Бобруйску. Не давая противнику опомниться, 9-й танковый корпус без выстрела пленил все, что было на шоссе, включая танки, артиллерию, транспортные средства, освободил 5 тысяч советских людей, угоняемых в Германию, и к 20 часам того же дня вышел к реке Березине у Бобруйска, захватив район села Титовка на стыке двух шоссе, идущих от Могилева и Рогачева на Бобруйск. Основной путь отхода рогачево-жлобинской группировке был отрезан. Ворваться в город Бобруйск танкисты не смогли лишь потому, что мост через Березину был разрушен.
В этот день ударная группировка армии форсировала две заболоченные речки — Добрица и Добысна. Ее продвижение обеспечивал 80-й корпус, продвинувшийся на правом фланге на 10, а на левом фланге на 20 километров и весь день отражавший ожесточенные контратаки противника на шоссе. 46-й стрелковый корпус был введен между 35-м и 41-м корпусами. 40-й корпус, выведенный во второй эшелон, предназначался для ввода вслед за 46-м корпусом.
В это время наш правый сосед — 50-я армия — теснил противника от реки Прони к Днепру. Левее 48-я армия силами 42-го стрелкового корпуса вышла к реке Добысне; 65-я армия П. И. Батова продвигалась к Бобруйску вдоль западного берега Березины, а 28-я армия А. А. Лучинского устремилась к городу Слуцку.
Интересны показания пленного фельдфебеля Фридриха Лаубштера: «Наша 20-я танковая дивизия выступила из Бобруйска по шоссе на Рогачев, чтобы остановить наступление русских, но, пройдя 30 километров, получила уведомление, что русские танки в нашем тылу заняли село Титовка. Мы свернули с шоссе на проселочные дороги и пошли к северу, чтобы избежать окружения, но попали в болото, где увязли не только пушки, но и танки, а те, что не увязли, попали под артогонь и бомбежку авиации. У нас создалась паника, экипажи стали бросать танки, а расчеты разбегаться по кустам, бросая пушки. В этот день, не вступая в бой, мы потеряли до 50 процентов личного состава и техники».