11 июля мы захватили пленных из вновь подошедших соединений и частей противника, в том числе из штурмовой бригады РОА трехполкового состава, сформированной из предателей нашей Родины. Командовал бригадой Каменский, поляк по национальности, но советский гражданин, работавший до войны на спиртовом заводе в Орловской области; немцы ему обещали одно из поместий, отобранных у польских помещиков, не пошедших на поклон к гитлеровцам. Были пленные и из 367-й пехотной дивизии, подошедшей из района Львова, и 611-го охранного полка. Это и были подкрепления, с помощью которых немцы надеялись остановить наше наступление на реках Сервич, Шара, Зельвянка; эти неглубокие реки имели широкие и болотистые долины. Однако подкрепления вскоре стали сами нуждаться в подкреплении…
После освобождения города Волковыска наиболее плотная группировка противника оказалась перед правым флангом нашей армии, где находился корпус генерала В. Г. Жолудева, поэтому корпус отстал от общего продвижения. Рано утром 28 июля мною был вызван к телефону генерал Жолудев, и я проинформировал его о том, где находятся дивизии 40-го и 41-го корпусов, а также спросил, как обстоят дела у него.
— Плохо, — с горечью ответил Виктор Григорьевич.
— Не отстают ли командиры дивизий и полков от боевых порядков? — спросил я.
— Как будто нет.
— Выезжаю к вам, — сообщил я. — От вас поеду в 323-ю дивизию.
Когда я прибыл в штаб корпуса, мне доложили, что генерал Жолудев убыл в 323-ю стрелковую дивизию. Уточнив маршрут, я поехал следом за ним, сначала на командный пункт этой дивизии, потом на наблюдательный пункт, который был оттуда в одном километре. Там происходили спешные сборы к перемещению, и не напрасно: с этого наблюдательного пункта видимость была очень ограниченной. Командир корпуса и командир дивизии В. Т. Маслов стояли у машин, готовые к выезду. Я не стал задерживать их, лишь спросил, знают ли они дорогу ко вновь выбранному наблюдательному пункту, имеется ли там связь? Мне ответили утвердительно. Командир корпуса, оставив свою машину, поехал впереди с командиром дивизии, а моя машина следовала за ними. Отчетливо выраженных дорог не было, местность пересеченная, мы сперва ехали полевой, затем лесной дорожкой на запад.
Дороги не было. Сначала въехали в лес, потом повернули назад и поехали по какой-то малозаметной дорожке, потом снова повернули назад. Стало ясно, что командир дивизии дороги не знает. Когда наши машины сблизились на повороте, я слышал, как Жолудев упрекал В. Т. Маслова за это. Я следовал за ними. Конечно, тут и моя вина: нужно было остановиться, расспросить, а потом уже и ехать.
Когда мы выехали на хорошую полевую дорогу, справа у нас было поле, слева лес, у дороги стояли три отдельных дома, а в полутора километрах перед ними находилась невысокая, но широкая пологая высота, куда мы и держали свой путь.
Мне показалось подозрительным, что на склоне высоты, обращенном к нам, не видно ни людей, ни повозок, ни огневых позиций. Я приказал своему шоферу догнать переднюю машину и тихонько просигналить, чтобы оттуда оглянулись. Когда мы подъехали ближе, я настолько громко, чтобы там слышно было, сказал:
— Не останавливайтесь, продолжайте ехать, но тихо. Слушайте меня внимательно. Вы не знаете, куда едете. Я буду считать до трех. По счету «три» быстро соскакивайте все с машины и бегите за дом.
Своему шоферу я сказал:
— Как соскочим, быстро развернитесь и уходите назад, за бугор.
У третьего (последнего) дома генералы Жолудев и Маслов с адъютантами, а также я и мой адъютант выскочили по моему счету из машин и скрылись за домом. В тот же момент по нас открыли огонь из трех пулеметов и десятка винтовок. Оставленная на дороге машина комдива вся была продырявлена. Моя машина, от которой мы отвлекли внимание, уходила на большой скорости, прикрытая клубами пыли как дымовой завесой. Пули летели вдоль дороги, цокали о разбитую машину, застревали в стенах домов.
Противник был в 200 метрах от нас в хорошо замаскированной траншее. Ясно было, следя за стрельбой, что три пулемета были уже нацелены на наши машины на случай их остановки и несомненно расстреляли бы нас, если бы мы пытались повернуть назад, а если бы мы ехали вперед еще секунд двадцать, то попали бы в руки противнику.
Мы стояли всемером, укрытые домом, но стрельба не прекращалась. Дом был пуст.
— Куда вы нас везли? — спросил я мертвенно-бледного генерала В. Т. Маслова.
Он не ответил, только бледность на его лице сменилась краской стыда.
За него ответил Жолудев:
— Я говорил, что едем не туда, куда надо.
Все было понятно. Наши дивизии наступали по отдельным направлениям, не имея сплошного фронта; мы попали в промежуток между дивизиями.
Наших войск не было видно, противник мог сделать вылазку из своей траншеи, чтобы пленить нас, — нельзя было медлить и оставаться за этим домом. Но что делать? Как выйти из-за укрытия и не быть тут же убитыми?
Мы решили доползти по ржаному полю до дома, который был от нас метрах в двухстах, а потом до следующего, что был за ним еще метрах в ста пятидесяти. Ползти надо было по-пластунски, плотно прижимаясь к земле в невысокой ржи.
Было жарко. Мокрые от пота, мы, подгоняемые страхом, ползли, забывая усталость, и все время слышали выстрелы, хотя уже не прицельные. Наконец-то мы были метрах в 25 от второго дома, но нас отделяло от него картофельное поле, по которому ползти было бесполезно. Мы сделали передышку, изготовились к перебежке и одновременно оказались за домом; противник нас заметил поздно. Таким же образом мы перебежали и за следующий дом. Мы были уже метрах в пятистах от противника, боязнь быть плененными отпала, но не опасность быть убитыми. Оставалось преодолеть еще 500–600 метров, чтобы добраться до леса или скрыться за бугром. Это было тоже нелегко: мы должны были подниматься в гору на виду у противника. Решили идти, но быстро и зигзагом, взяв большой интервал один от другого. После небольшой передышки сделали бросок вперед. По нас стреляли из пулеметов, потом ударили из пушки и минометов: наверное, немцы поняли, какая крупная добыча уходит, может быть различив красные лампасы у троих беглецов.
Генералов В. Г. Жолудева и В. Т. Маслова потянуло к выступавшему в нашу сторону углом лесу, хотя я и пытался их остановить, говоря, что опушка, вероятно, противником пристреляна. Мы с адъютантом продолжали идти по полю, чтобы скрыться за гребнем высоты. Как только наши товарищи стали подходить к лесу, послышался артиллерийский залп, а потом мы увидели 10–12 разрывов у опушки. Рослый генерал Жолудев был подброшен взрывом кверху, а потом упал. Я понял, что случилось непоправимое несчастье.
Когда мы оказались невидимыми противнику и огонь прекратился, я послал адъютанта к лесу узнать, что произошло. Моя машина была прострелена в нескольких местах, но шофер и мотор остались невредимы. Я следил за адъютантом. Увидев, что он остановился у опушки и машет руками, я сел в машину и поехал к нему. Предчувствие меня не обмануло. Адъютант мне доложил:
— Подойдя к лесу, я услышал сначала стон и нашел контуженого и присыпанного землей генерала Маслова. Потом увидел генерала Жолудева, уже мертвого.
Мы не знали, куда девались их адъютанты и шофер. Оказалось, им удалось углубиться в лес. Они вышли оттуда на наш зов, помогли положить в машину тело Жолудева, посадить Маслова[24], и мы медленно поехали в штаб 323-й стрелковой дивизии. Затем тело В. Г. Жолудева мы доставили на КП армии, сообщив печальную весть в штаб корпуса. Вот к чему привело отставание командира дивизии от боевых порядков, но могло быть и хуже. Даже два испытанных в боях генерала не видели эту высоту и ничего подозрительного не заметили, и мы могли оказаться в лапах фашистов.
Когда мы приехали в штаб армии, узнали новое печальное событие: командующий артиллерией 40-го стрелкового корпуса полковник Медведев, заместитель командира 348-й стрелковой дивизии полковник Праслов и начальник разведывательного отдела 40-го стрелкового корпуса Шеймович ехали на одной машине и подорвались на противотанковой мине.
Гибель товарища по оружию, боевого друга всегда воспринимается с тяжелой болью. Но нелепая гибель В. Г. Жолудева, как и Л. Н. Гуртьева, и только что павшего в бою Я. Я. Фогеля, меня потрясла. Я знал, что В. Г. Жолудев участвовал в боях на КВЖД. В октябре 1941 года вступил в бой с гитлеровскими захватчиками, командуя воздушно-десантной бригадой. В боевую летопись уличных боев на берегу Волги золотыми буквами вписан подвиг гвардейцев 37-й стрелковой дивизии, которой командовал 37-летний генерал Жолудев[25]. Как-то за кружкой чая он мне сказал:
— В начале октября 1942 года на боевые порядки дивизии было совершено свыше семисот самолето-вылетов. Несколько раз заваливало в блиндаже попаданием бомб.
Как легенда в боевую летопись битвы на Волге вошел доклад тяжело контуженного генерала В. Г. Жолудева: «Товарищи Военный совет! 37-я гвардейская дивизия сражается и не отступит!»
Я молча стоял у свежевырытой могилы. Трудно было подобрать слова, чтобы выразить наше общее горе при похоронах. Мы лишились одного из способнейших генералов, прекрасного товарища, боевого друга. Горько было и за безвременную гибель товарищей Праслова, Медведева, Шеймовича.
В 1953 году во время маневров в Белорусском округе я был в городе Волковыске у могилы генерал-майора В. Г. Жолудева, полковника Праслова, полковника Медведева, майора Шеймовича, возложил живые цветы. Долго стоял без фуражки, не в силах удержать слез от волнения.
Вспоминая прошлое, думал: велика эта потеря, но могло быть и хуже. Лишь большой личный опыт, правильная ориентировка и быстро принятое решение скрыться за домом спасло нас от плена. Промедли мы десять секунд — проехали бы дом, а там… или неминуемая смерть, или так нелепо три генерала с адъютантами и два шофера попали бы в безвыходное положение.