В полосе армии находятся две крепости и две шоссейные дороги, идущие к ним; на правом фланге — крепость и город Остроленка, на восточном берегу Нарева, а на левом фланге — крепость и город Рожаны (на западном берегу реки). Естественно, противник на этих направлениях имел плотные группировки сил и средств; предполье в 15–20 километров перед крепостями и рекой Наревом мы преодолевали пять суток. В такой обстановке мы вышли к реке, не имея даже полка в резерве армии. А противник успел завершить планомерный отход и занял подготовленную позицию на том берегу.
С нашего берега можно видеть в обороне противника две сплошные траншеи, а местами и третью, всюду проволочные заграждения в три, а местами в четыре-пять колов. Там, где мы пытались форсировать реку, части всюду натыкались на минные поля, на организованную оборону и плотный огонь; глубина обороны нам была неизвестна, так как просматривался лишь берег реки, а данные фотографирования, проведенного в первой половине августа с воздуха, устарели.
Мы сделали все необходимое, только начало форсирования я отложил на сутки, потому что соединения в одну ночь не могут занять исходное положение. Форсировать такую реку, в спешке прорывать подготовленную оборону, не обеспечив войска даже боеприпасами, считал нецелесообразным. Мы могли израсходовать остатки пехотного ядра и не выполнить задачи. Мое предложение — отложить форсирование, пока не укомплектуем каждую нашу дивизию хотя бы до 5 тысяч человек; если же пополнения получить нельзя, то дать соединениям возможность лучше изготовиться, изучить противника и его оборону — на это потребуется не менее 5–7 суток, а установленный лимит снарядов и мин увеличить при форсировании реки и прорыве обороны желательно в 2–3 раза.
Кстати, не лишним будет напомнить, что за истекшие 5 дней Военный совет 3-й армии уже дважды давал объяснение штабу фронта, почему перерасходован был мизерный лимит боеприпасов и когда, — в то время, когда велись ожесточенные бои и нас торопили скорее выйти к реке Нареву.
В тот же вечер командующий перенес начало форсирования на 11 сентября, а потом отложил на 14-е. Мы, конечно, были этому рады и работали с особой энергией — изучали противника, его поведение, оборону, «подчищали» наши тылы, чтобы укомплектовать стрелковые роты двухбатальонных полков. Старшие офицеры готовили младших, а младшие учили сержантов и солдат. Напряженно работал транспорт, так как норму боеприпасов на проведение операции нам увеличили втрое.
С 12 сентября мы начали получать пополнение — и в большем количестве, чем ожидалось. В тот же день получили указание, что форсирование откладывается приблизительно до 1 октября.
Получив в свое распоряжение 18 суток, мы в тот же день дали указания всем начальникам о проведении регулярных занятий со всеми категориями личного состава по 7 часов в день, о создании в полках третьих батальонов, а в батальонах — третьих стрелковых рот.
В обороне оставили лишь три дивизии, по одной от каждого корпуса, а остальные вывели во второй эшелон. Дивизии первого эшелона оборонялись системой опорных пунктов, с наличием промежутков между ними; в каждом из опорных пунктов находился усиленный взвод; промежутки между пунктами простреливались огнем ручных пулеметов. Мною была написана специальная брошюрка о службе в опорном пункте. Эти же дивизии отрабатывали варианты обороны. Служба наблюдения велась специально отобранными и закрепленными за сектором наблюдателями, добытые ею данные ежедневно обобщались и сличались с данными других видов разведки. Авиация фотографировала, проверяла действительность батарей противника, засеченных нашими артиллеристами. Шесть дивизий второго эшелона готовились к форсированию. Подготовка офицеров проводилась, как правило, на местности и на рельефных планах, в пример ставились наиболее удачные бои, проведенные в прошлом наступлении как с форсированием рек, так и овладением городами и населенными пунктами. Ставилась в пример рота капитана 922-го стрелкового полка Мосина, которая перехватила шоссе, подбила танк, захватила 4 легковых, 8 грузовых машин, 53 лошади, 11 мотоциклов и другие трофеи. Удерживая шоссе, отбила яростные контратаки, захватив 170 пленных, уничтожив до 300 солдат и офицеров противника. За это наступление весь состав роты получил награды, а некоторые и по две. Командир роты был удостоен ордена Красного Знамени.
Подполковник Качур, командир батальона 556-го стрелкового полка южнее города Замбров, так организовал оборону батальона, что в результате отражения ряда контратак и перехода батальона в наступление имел незначительные потери, тогда как противник оставил на поле боя более 200 убитых солдат и офицеров; было захвачено 10 орудий, 8 минометов и 6 пленных.
Особое внимание мы уделяли подготовке разведчиков. В пример ставились действия разведгруппы старшего лейтенанта Васильева. Хорошо подготовившись, бесшумно, с помощью саперов Кривошеенко и Сердюка, разведчики пробрались через минное поле и проволоку, залегли перед траншеей и стали присматриваться и прислушиваться к действиям противника. Увидев прохаживающегося по траншее часового, приготовились к его захвату. Разведчики действовали умело и смело, подползли к часовому, а старший сержант Зюбенко смело поднялся и пошел ему навстречу.
— Офицер, проверяю службу!
И в это время группы захвата набросились с двух сторон. Захваченный ефрейтор 608-го пехотного полка 292-й пехотной дивизии Герман Эггерман дал ценные сведения.
Большую работу проводила служба тыла, возглавляемая активным генералом М. П. Ереминым. Создавались необходимые запасы для наступления; госпитали освобождались от выздоравливающих раненых, вылечившиеся от ран и болезней направлялись в батальоны выздоравливающих или непосредственно в части; требующие более длительного лечения — в глубокий тыл; одевали солдат и сержантов пополнения; заготавливали теплую одежду к зиме; ремонтировали дороги. Говоря о воинах тыла, нельзя не сказать о наших отважных девушках. В каждом соединении их было более двухсот. Все они пришли в армию добровольно. В преодолении трудностей боевой службы они не уступали солдатам. Как санитарки, медицинские сестры, связистки, регулировщицы, хлебопеки, машинистки, делопроизводители были просто незаменимы.
Многие из нас, командиров, очень виноваты перед девушками в солдатских шинелях за то, что мало заботились о них, об их отдыхе, о подходящем обмундировании, мало с ними беседовали. А ведь они, не жалея своей крови и самой жизни, выносили под пулеметным огнем раненых, в зной и пургу, в мороз и ливень стояли со своими флажками на перекрестках дорог, указывая проезжающим дорогу, по две смены месили и выпекали хлеб, сутками под бомбами и разрывами мин и снарядов дежурили у раций или телефонов, стояли у операционных столов медсанбатов. Как можно забыть тяжкий, грязный труд молоденьких девушек в банно-прачечных отрядах! Там, где кончались силы воинов-мужчин, без ропота и упрека выполняли свой долг перед Родиной-матерью наши юные воительницы.
Сколько погибло в огне боев сестричек! Порой они оказывались под гусеницами танков с крестами на бортах и погибали вместе с ранеными бойцами, которых вытаскивали из пламени боя. Наш долг не забыть их. Постоянно проявлять о них заботу, оказывать помошь в устройстве их быта, медицинском обслуживании, а когда подойдет время, то и в пенсионном обеспечении.
С этой огромной просьбой я обращаюсь к мужчинам и женщинам, для которых наши юные воительницы будут старенькими бабушками. Забыть их ратный подвиг — безнравственно.
Хочу сказать несколько слов о так называемых штрафных ротах и батальонах. Предыстория их появления такова.
В истории Великой Отечественной войны два приказа Верховного Главнокомандования Вооруженных Сил СССР были настолько суровы, что два этих приказа остались навсегда в памяти народной.
Первым таким приказом был «Приказ Ставки Верховного Главнокомандования Красной Армии № 270 от 16 августа 1941 года». Суть этого приказа — выполнять свой воинский долг до конца, не сдаваться в плен и сражаться, повышая сопротивление врагу. «Многочисленные факты свидетельствуют о стойкости наших войск, высоком моральном духе наших бойцов, командиров и комиссаров», — говорится в приказе № 270.
Приказ народного комиссара обороны СССР № 227 был объявлен 28 июля 1942 года. Нужно вспомнить то жаркое лето. Бои шли в районе Воронежа, на Дону, в районе Клетской и Калача. Гитлеровцы рвались к грозненской и бакинской нефти, к Волге. Почти без боя, без сопротивления были сданы Новочеркасск и Ростов-на-Дону.
И июльский приказ наркома обороны № 227 бьет как набат: «Мы потеряли более 70 миллионов населения, более 800 миллионов пудов хлеба в год и более 10 миллионов тонн металла в год… Отступать дальше — значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину»…
Это был суровый приказ. Требование приказа «Ни шагу назад!» стало законом жизни армии и флота. Стойко защищая свой рубеж, каждый воин победит смерть, победит врага.
Но в ходе войны в войсках армии появлялись неустойчивые командиры и красноармейцы, мародеры, дезертиры, лица совершавшие членовредительство. Таких лиц по приговорам судов военных трибуналов направляли в штрафные подразделения. Кроме того, по мере продвижения на запад в войска армии вливалось значительное количество лиц, которые в тяжелую годину для Родины оказались на стороне врага. Во многих случаях люди, проштрафившиеся и получившие наказание в виде направления в штрафные подразделения, старались себя реабилитировать. Вот один из примеров. С бригадой партизан имени 25-летия Белорусской ССР в армию влился дивизион казаков под командованием старшего лейтенанта Холодного. По приказу немцев этот дивизион был создан в 1942 году полковником Павловым из военнопленных, уроженцев Ставропольского и Краснодарского краев. Видя, что в лагере для военнопленных им не выжить, они согласились взять оружие из рук врагов своей Родины, рассчитывая таким образом, как они уверяли, на то, что рано или поздно перейдут на сторону Красной Армии.