И вот я увидел Пяндж, за которым простирались ничем не примечательные сухие горы Афганистана.
В глубокой горной долине, окаймлённой скалистыми склонами с каменными осыпями и утёсами, течёт мутная вода — здесь рождается великая среднеазиатская река Амударья, которую я не раз видел в её среднем течении и низовьях. Пяндж нисколько не напоминал Амударью, подобно тому как человек в детстве не похож на себя в зрелом возрасте и в старости. Ущелье Пянджа местами настолько сужается, что водам в нём тесно, и струя, подмывая скалы, оставляет на них тёмные полосы — следы высоких летних паводков. Воде разливаться некуда, и она углубляет дно, подмывает берега. Реки Бадахшана текут в таких ущельях, глубина которых достигает тысячи метров. Дно ущелья Пянджа местами на 3 тысячи метров ниже громоздящихся над ним гор. Где ещё можно встретить такой пейзаж? Разве только в Восточном Тибете и Гималаях, где реки Брахмапутра, Инд, Меконг, Салуин текут в грандиозных каньонах.
В ущельях Бадахшана солнце — недолгий гость, в них царит сумрак, в жаркий день прохладно и сыро.
Уже давно были предприняты попытки построить дорогу по берегу Пянджа. «В 1915 году, — свидетельствует академик Д. В. Наливкин, — царское правительство решило проделать по всему Пянджу вьючную дорогу, по которой можно было бы пройти с караваном вьючных лошадей. Для этой цели в виде наказания послали несколько сапёров, участвовавших в ташкентских волнениях 1912 года. Наказание было достаточно суровое, и когда я в 1915 году первым проехал верхом по проделанной ими дороге, то уже двое из них вместе с несколькими таджиками сорвались в клокочущий Пяндж. Трупов их так и не нашли. Единственным памятником осталась проведённая ими дорога»[62].
Это была дорога не в нашем понимании, по ней не могла пройти даже арба. Только вьючная и верховая лошадь, осторожно ступая, проходила по горной тропе. Несмотря на громадные трудности, связанные со строительством автомобильной дороги в диких ущельях Бадахшана, всё же в наши годы бадахшанцы построили по берегу Пянджа такую дорогу из Хорога в Душанбе. Они взрывали горы, рушили скалы, строили мосты через боковые притоки. Строители должны были прокладывать путь только по правому берегу реки, так как левый берег не наш, а чужой.
По этой дороге мы отправились в дальнейший путь. Была середина сентября. Ещё некоторое время на высокой террасе Дашт видны были тополя ботанического сада. Люди изменили природу: сухая степь зацвела садами, и только как памятник минувшему сохранилось местное название Дашт.
Это слово в такой форме и в форме «дешт» часто встречается в составе географических названий Средней Азии, Кавказа, Афганистана, Ирана в значениях «равнина», «сухая степь», «пустыня», «каменистая пустыня», «неорошаемое плоское урочище», а в армянском языке — «поле». Большая пустыня в Иране называется Дештилут. У средневековых восточных авторов обширные равнины юга нашей страны от Днепра на западе до Тянь-Шаня на востоке именовались Дешт-и-Кипчак — «кипчакская степь», то же «половецкая степь».
Машина шла вдоль берега Пянджа, послушная дороге, то спускаясь к самой реке, то поднимаясь по склонам ущелья. С каждым километром мы спускались всё ниже и ниже. Появлялись новые виды растений, которых не было в Шугнане и на Памире.
Справа в Пяндж впадает большая и сильная река Бартанг, которая собирает воды Мургаба, Сарезского озера и Кокуйбеля, а в отдалённом прошлом принимала и сток Каракуля.
По узкому ущелью Бартанга не было колёсной дороги, всё необходимое населению завозилось на вьючных ослах. Бартангцы любят кино, и кинопередвижки осторожно переносят на руках в крупные кишлаки, чтобы колхозники посмотрели «Падение Берлина» или яркую цветную картину «Таджикистан».
Бартанг — значит «узкий в поперечнике», и недаром бартангцы говорят: «Кто не ходил по Бартангу, тот не видел ущелий и троп Бадахшана», «Лучше сто раз пройти по ущельям Гунта и Шахдары, чем один раз по Бартангу». Поговорки эти ушли в прошлое. В 1952 году бартангцы начали прокладывать к районному центру автомобильную дорогу вверх по ущелью. Громким эхом в горах раздавались взрывы. То рвали отвесные скалы, с шумом падающие в реку. Дорога неуклонно углублялась в горы, и нужно думать, что теперь бартангцы уже ездят на автомобилях в Хорог и Душанбе.
За устьем Бартанга в расширившейся долине Пянджа теплее, чем в Хороге; мы увидели первые чинары и большой богатый посёлок, районный центр Рушан, когда-то известный под именем Кала-и-Вамар. Рушанцы горды своей родиной, зелёной долиной Пянджа и плодородными её землями. А некогда здесь была только пограничная крепость»
У писателя Бориса Лапина есть зарисовка этих мест: «Был ясный вечер, когда я стоял у Кала-и-Вамара. Его высокие двухсотлетние стены из серого камня были угрюмы. Огромные, обитые железом ворота напоминали неприступные стены Вавилона. Вокруг лежали дома, селения и маленькие разгороженные поля. На одном из них стоял старый таджик, с тяжёлым трудом ковырявший землю мотыгой.
— Погляди вокруг, — сказал он, — наш край носит название Роушан, что значит «светлый». Видал ли ты что-нибудь светлее нашей родины?
Я огляделся вокруг. Солнце заходило. Низкие и мрачные, надвигались со всех сторон горы. Это было какое-то торжище холодных ущелий и каменных скал, пересечённых глубокими —синими тенями. Наверху, как облака, маячили вечные снега, излучая грязноватое сияние»[63].
Быстро преображается земля у нас в Советской стране. В Рушане нет уже больше маленьких разгороженных полей, нет мотыг, тяжёлого крестьянского труда. Колхозные сады и поля дают такие урожаи, о каких не мечтали.
Труд упорный и многовековой озаряет светом Рушан и Шугнан. Этим трудом создал человек великолепные оазисы среди скал. По сложным водопроводам он подвёл к садам воду и вывел замечательные культуры плодовых деревьев в горах на такой большой высоте, какая мало где встречается в других сельскохозяйственных странах мира. Фрукты здесь не деликатес, не третье блюдо после сытного обеда, а продукт питания. Плодами шелковицы, абрикоса, персика, ореха, яблони население питается в течение года. Я не знаю, где ещё на земном шаре можно видеть земледельцев, каждодневной пищей которых являются плоды деревьев? Быть может, только на островах Средиземного моря — Корсике и Сицилии с их благодатным климатом, где каштаны и оливки в питании населения соперничают с хлебом. Или ещё в пышных абрикосовых долинах Гималаев да на тропических островах Тихого и Индийского океанов.
Светлые кишлаки Рушана строились бадахшанцами веками. Рушан — край зелёных плодоносных деревьев, зелёных люцерновых газонов, ароматных роз, украшающих сады.
В Шидзе мы ели первый виноград, правда ещё не совсем созревший, он был кисловат. Я записал: «Колхозники выращивают виноград на уровне 1900 метров[64]. Всё больше и больше теплолюбивых культур появляется в долине Пянджа. У Хихека растёт раскидистое дерево инжира (1700 метров)».
У Шидза заметны следы грандиозного обвала, некогда перегородившего долину Пянджа, где было озеро длиной до 80 километров и глубиной в сотни метров. Затем обвал-плотина был размыт сильной рекой, озеро исчезло, а его дно покрылось наносами песка, ила, камней. На остатках этих древних озёрных отложений зеленеют поля рушанцев.
Ниже Шидза мы ехали глубоким ущельем, где река суживается и быстрит на валунах.
На афганской стороне не видно ни автомобильного тракта, ни колёсной дороги. Вдоль реки проложена тропа, которая, огибая скалы, то поднимается высоко по склонам ущелья, то уходит в воду. Но вот не остаётся места и тропе. Внизу у отвесных скал пенится поток, наверху, сколько видит глаз, — гладкая поверхность гранитных глыб или крутые осыпи камней. На таких участках устроены овринги — зыбкие, качающиеся мостики. Они каким-то чудом держатся на деревянных кольях, вбитых в расщелины скал. Если пройдёт осторожный ослик по оврингу, то за ним пройдёт и человек.
Сводная карта маршрутов путешествий по Средней Азии
В одном месте тропа с оврингами окончилась у обрыва бокового ущелья. К скале были прислонены две простые деревянные лестницы, образующие два яруса. Путники взбирались по первой лестнице, затем по второй, а развьюченный ослик был поднят на арканах. Ноги болтались в воздухе, но животное было спокойно, видимо, не в первый раз ему приходилось совершать подобное путешествие.
Я видел уставших и согнутых под тяжестью груза крестьян. Возможно, они несли зерно в котомках, быть может, урожай с крошечного клочка пашни, затерянного между скалами.
Когда-то и по нашему берегу Пянджа висели овринги, и немало людей, лошадей и ослов, сорвавшихся с них, нашли могилу в водах беспокойного Пянджа или, разбившись о скалы, бесформенными трупами катились к его берегам. «Хотя несчастные случаи довольно редки, но людям со слабыми нервами не следует путешествовать по дорогам верховьев Пянджа», — прочитал я в старом, но обстоятельном описании Туркестанского края В. И. Масальского[65].
Но послушаем, что говорит об оврингах Бартаига Окмир Агаханянц, много лет жизни отдавший изучению географии и растительности Памира: «Между рекой и скалами остаётся узкое пространство каменистых осыпей, по которым проложен путь. Террасы здесь узкие, размытые, встречаются они лишь на отдельных участках, где ущелье расширяется. Но иногда нет ни террас, ни осыпей — одни скалы, уходящие прямо в воду. Путнику, чтобы найти место для лагеря или просто для ночлега, нужно иной раз пройти вдоль русла немало километров. Человек не муха, по отвесным скалам ходить не может. Поэтому и появились знаменитые овринги Бартанга. В трещины скал вбиваются деревянные колья, на них укладываются жерди, на жерди насыпается хворост, который сверху прижимается плитками камня или щебнем. Получается карниз — навесная тропа. Это и есть овринг. Ширина его чепуховая — метра полтора, а зачастую и того меньше. Ходить по оврингу довольно неприятно: он трясётся, создаётся впечатление, вот-вот рухнет в воду. Хорошо, если за оврингом следят и вовремя его ремонтируют, а вот запущенные овринги, как решето: хворост расползся, камни просыпались в воду, под ногами зияют дыры, сквозь которые видна несущаяся вода. Многие не выносят и пешего перехода по оврингу, главным образом из-за головокружения. Вступая на овринг, кони опасливо похрапывают, почему-то обнюхивают навесную тропу (погонщики уверяли меня, что лошади так узнают, проходили ли до них другие кони, и если проходили, меньше боятся) и, очень осторожно ступая, проходят опасный путь. Некоторые овринги тянутся на две-три сотни метров»