месяцев назад было нашей позицией, и озаботились нашими страхами по поводу модернизации советских ракет. В тот момент я полагал, что нет никакого вреда в возврате к старой американской идее, до сего времени категорически отвергавшейся Советами, которая соглашалась с тем, что ограничения затрагивали не только размеры пусковых установок, но также и количество ракет. Это накладывало бы гораздо более строгие ограничения на советскую программу ракетостроения, поскольку они не будут в состоянии улучить их использование в существующем пространстве пусковых шахт. Брежнев, как представляется, был согласен с этим также. Это был последний раз, когда мы сталкивались с ним на переговорах по ОСВ без советников.
Я до сих пор не могу понять, что Брежнев думал о том, что он делает. Предлагал ли он нам действительно уступки? Знал ли он достоверно о нашей программе переделки «минитменов», чтобы рассчитывать на то, что мы отклоним его предложения? Или он просто оказался сбитым с толку из-за технических деталей и был не в состоянии уловить разницу между размерами шахтных пусковых установок и количеством ракет?
Когда два руководителя перешли к БРПЛ, они просто повторили аргументы, изложенные во время первого заседания. Было договорено, что Громыко и я встретятся на следующее утро и посмотрят, сможем ли мы сформулировать совместные указания своим делегациям. Но перед тем, как эта встреча фактически состоялась на даче Брежнева, произошла напряженная и несколько странная стычка между Никсоном и советским руководством.
Это драматическое столкновение произошло, когда Генеральный секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза похитил Президента Соединенных Штатов Америки. Брежнев пригласил Никсона на ужин 24 мая для того, чтобы обсудить «неурегулированные вопросы». Он сказал, что будет присутствовать только высшее советское руководство. Исключение Громыко было сигналом ограничить присутствие с нашей стороны членами аппарата СНБ. Нам сперва сказали, что Брежнев намеревался обсудить Ближний Восток, в полдень Добрынин сказал мне, что наиболее вероятным предметом разговора будет Вьетнам; на тот момент этот вопрос не поднимался, за исключением магической формулы о том, как «трудно» было советскому руководству принять Никсона. С учетом этого я уполномочил Уинстона Лорда, моего помощника по всем самым чувствительным переговорам, и Джона Негропонте, нынешнего эксперта по Вьетнаму в моем аппарате, сопровождать меня на дачу. План состоял в том, чтобы отправиться через час после ежедневной церемонии подписания (на этот раз о сотрудничестве в космосе), передвигаясь в составе кортежа автомобилей, даже в тех условиях составленного нашей секретной службой.
Брежнев всем заморочил голову. Покидая церемонию подписания, он неожиданно предложил, чтобы они с Никсоном отправились вместе на дачу прямо немедленно. Никсон согласился – ему ничего не оставалось делать, поскольку Брежнев силой подталкивал его в свой автомобиль, – и оба руководителя умчались в большом зиловском лимузине. Президентские помощники довольно быстро осознают необходимость держаться близко к своим начальникам, особенно во время поездок за рубеж. Я прыгнул в советскую машину сопровождения, крича помощнику, что Лорд и Негропонте должны добираться до дачи самостоятельно.
Это был абсурдный приказ. Ни один американец не знал, где находится эта дача. Ни один советский чиновник не скажет им это. Ни одной американской машины сразу же не нашлось. Лорд и Негропонте обратились в суматохе к ряду советских чиновников за помощью. Те стоически отговаривались, что ничего не знают – или не понимают по-английски, или отказываются брать на себя ответственность за заказ машины для поездки на строго охраняемую дачу. Почти в полном отчаянии, поскольку ни один президентский помощник не может добровольно пропустить встречу на высшем уровне – и у них были все мои справочные документы – Лорд и Негропонте в итоге умудрились (с помощью Билла Хайленда) связаться с генералом Антоновым, руководителем отдела КГБ, ответственного за безопасность иностранных руководителей. Он распорядился относительно их отъезда на дачу и предоставил автомобиль – но это все не было сделано до тех пор, пока Брежнев и Никсон (и я) не добрались до дачи. Тем временем маленький кортеж с Никсоном и Брежневым в одной машине и мной в другой помчались из Москвы. За ним проследовал собственный автомобиль Никсона, в котором было полно агентов секретной службы, бывших вне себя из-за того, что Президент Соединенных Штатов Америки был похищен у них на глазах коммунистом номер один Советского Союза.
Кроме полетов в иностранных самолетах, секретная служба терпеть не может иностранных водителей и автомобили. У них есть для этого все основания. Это оказалась весьма мучительная поездка. Главные проспекты Москвы имеют, по крайней мере, шесть полос, из которых внутренняя полоса резервируется для самого высокого уровня ВИП-персон. Любая машина на внутренней полосе имеет автоматическое преимущество на каждом перекрестке. Если бы советская публика была менее дисциплинированной или меньше знала правила дорожного движения, ни один член политбюро долго не прожил бы, поскольку их водители гоняют по Москве со скоростью примерно 120 километров в час и не обращают ни малейшего внимания на светофоры, исходя из того, что каждый перекресток будет очищен при их приближении. К тому же машины в кортеже не соблюдают дистанцию на скоростях гоночных автомобилей. Машины сопровождения то обгоняли кортеж, то отставали, гоняя то взад, то вперед. Если передняя машина остановилась бы неожиданно, мясорубка была бы неизбежной. Этот опыт являлся весьма тонизирующим. Через какое-то время пришло чувство фатализма. Единственное место, где я не мог преодолеть тошноту, был въезд в Кремль, когда вначале мчат по широкому бульвару при сильном транспортном потоке в обе стороны, а потом, пережив проезд через перекресток, на скорости въезжают через Боровицкие ворота XV века, ширины которых едва-едва хватает для одностороннего движения. Если водитель не заметит сигнал светофора, шансов на выживание на скорости, с какой гоняют советские ВИП-автомобили, крайне мало.
Дача находилась примерно в 40 минутах езды от Кремля даже при самой скромной скорости. Она была расположена на небольшом холме в заросшем густым лесом районе вдоль берега Москва-реки. Вблизи не было никаких других построек. Ее охраняли одетые в форму сотрудники КГБ. Дача была построена в классическом советском стиле, не очень отличавшемся от гостевых домов на Ленинских горах. Она была двухэтажной, удобной, не выглядела ни расточительно-роскошной, ни претендующей на элегантность. Первый этаж состоял с одной стороны из небольшого служебного помещения и уютно оформленной гостиной с видом на лужайку, ведущую к лодочному причалу на реке Москва. По другую сторону зала находилась будка киномеханика. Рядом с ним был зал для заседаний, не заставленный особенно мебелью, там был только овальный стол и напольные старинные часы, стоявшие у стены. Зал заседаний, как и гостиная, был с видом на реку.
Вечер явно должен быть отмечен неожиданными непредсказуемыми переменами. Успешно «выкрав» президента однажды, Брежнев в приподнятом настроении после нашего прибытия на дачу увлек его вниз к причалу для поездки на катере на подводных крыльях. Я следовал в другом катере вместе с Александровым[101]. Отставая, за нами неловко барахтались в волнах в обычной лодке те же самые агенты службы безопасности, которые теперь наблюдали, как их подопечного похищали во второй раз коварные советские руководители, на сей раз по воде.
Катер на подводных крыльях явно пытался перекрыть рекорд скорости официальных автомобилей, и, как мне известно, преуспел в этом. И все же, несмотря на потрясения и очевидную нервотрепку тех, чьи порядки были совершенно полностью нарушены, экскурсия придала мне чувство чрезвычайной умиротворенности. По обоим берегам реки росли березовые рощицы, которые оттеняли пейзаж с пологими холмами, зелеными волнами уходившими далеко за горизонт. Вид был скорее успокаивающим, чем зрелищным. Это был кусочек того океана земли, который назывался Россией. Через все эти просторы устремлялись вторгающиеся орды как с Востока, так и с Запада на протяжении многих веков. И в итоге все было преодолено благодаря извечному терпению народа, упрямо цеплявшегося за свю родную землю и сохранявшего собственную идентичность, несмотря на всю жестокость и насилие – даже со стороны своих лидеров.
Когда мы вернулись на дачу примерно через час, приехали Косыгин и Подгорный, как и очень и очень обиженные Лорд и Негропонте. Но прежде чем началась наша встреча, я должен был сперва уладить спор между КГБ и секретной службой. Полные решимости не допустить больше увоза их подопечного в очередную дикую гонку и, несомненно, негодуя от возмущения своими советскими партнерами, агенты секретной службы подогнали автомобиль президента прямо к крыльцу дачи, заблокировав вход и создав потенциальную опасность для всех в случае пожара. Кагэбэшники, разумеется, теперь были возмущены секретной службой точно так же, как те были полчаса назад. Во время переговоров, имеющих дипломатические последствия, как и все переговоры в моей карьере, я, в конце концов, убедил агентов секретной службы передвинуть автомобиль президента от главного входа Брежнева в ответ на обещание того, что Никсон больше не будет использовать иностранный лимузин или местных водителей для возвращения в Москву. Справедливости ради по отношению к секретной службе следует подчеркнуть, что у них была самая трудная работа из всех имеющихся в мире. Только небольшое число людей с редкой приверженностью своему долгу может брать на себя ответственность защищать президента – работа, при исполнении которой они не могут позволить себе ни единой ошибки. Они обязаны следовать собственным правилам; они не могут допускать какие-то исключения. Мои шутливые анекдоты о них в этой книге не должны скрыть моего восхищения и поистине симпатии к агентам, которых я знал и которые также защищали и меня. Они – первоклассная, талантливая и профессиональная служба.