Как я и предсказывал, результатом первого раунда переговоров Ярринга стал тупик. Джо Сиско сказал мне 21 января, что он не рассчитывал на большее; целью этого усилия было, как он сказал на этот раз, поощрить египтян и подтолкнуть их на возобновление прекращения огня, когда срок действия закончился в начале февраля. Цель была достигнута, но в течение двух недель Ярринг при поддержке Государственного департамента выдвигал собственные содержательные идеи в попытке выбраться из тупика.
Сценарий, свидетелями которого мы были, был точной копией ситуации 1969 года – активность ради активности при установке окончательных сроков, которые могли бы быть достигнуты только путем попытки уладить непримиримые расхождения, они же, в свою очередь, делали взрыв еще более неизбежным. Основываясь на документах, обмен которыми состоялся в январе, Ярринг представил новое предложение обеим сторонам 8 февраля, попросив Израиль уйти на границы с Египтом 1967 года (при условии практических мер по обеспечению безопасности), а Египет – подписать мирное соглашение с Израилем. Израильтяне были в ярости; они посчитали документ Ярринга (имея на то основание) как взявший за основу план Роджерса 1969 года, тогда же ими отвергнутый. Они также поставили под сомнение полномочия Ярринга в отношении выдвижения собственных идей, считая, что он должен, прежде всего, являться курьером и ограничиваться только тем, чтобы задавать какие-то вопросы. Для Израиля документ Ярринга вызывал возражения не только по существу; сам по себе факт его вручения устранял необходимость, по мнению Израиля, для Садата соответствовать позиции Израиля, сконцентрированной на «мирных» условиях.
Всю эту дипломатию проводили без какой-либо реальной координации с Белым домом. К примеру, Ярринг представлял свои собственные документы обеим сторонам в тот самый день, когда проходило заседание старшей группы анализа, которое я собрал, как я надеялся, для обсуждения будущей стратегии. Кроме того, ряд важных контактов в январе между госсекретарем Роджерсом и египетским министром иностранных дел Махмудом Риадом прошли мимо Белого дома и стали известны только постфактум – способный эксперт моего аппарата Хэл Саундерс постарался их отследить. Эти контакты включали заверение Роджерса Риаду в том, что Соединенные Штаты предпримут «максимум усилий» для обеспечения урегулирования в 1971 году, – на что не было никакой поддержки со стороны Белого дома, – на основе плана Роджерса. Если израильтяне были возмущены существом предложений Ярринга, то египтяне вскоре были разочарованы, когда предложения, которые мы посоветовали Яррингу сделать, получили слабую поддержку со стороны США. Теперь обе стороны были сердиты на нас, когда вновь повторился тупик 1969 года. В конце февраля исследования Ярринга были вызваны израильским отказом принять принцип возврата к границам 1967 года и настойчивым требованием египтян на этом принципе. Ярринг, однако, добился кое-какого прогресса. Египет согласился на мирное соглашение, не очень-то желая идти на простое объявление об отказе от участия в военных действиях, если Израиль вернется к границам 1967 года. Но поскольку это было с яростью отвергнуто, миссия Ярринга фактически была закончена.
В правительстве США было некое ощущение необходимости навязать план Роджерса израильтянам. Но у президента не было для этого достаточной силы воли в разгар лаосского кризиса. Да и не было никакого стратегического смысла в этом. До тех пор пока Египет фактически был советской военной базой, у нас не могло быть никакого стимула отворачиваться от союзника и помогать советской марионетке. Именно по этой причине я всегда выступал против всеобъемлющих урегулирований, которые были бы отвергнуты обеими сторонами и могли только играть на руку Советам, либо демонстрируя нашу слабость, либо показывая, что может быть получено в результате давления со стороны Москвы. Моя цель заключалась в том, чтобы вызвать тупик до тех пор, пока Москва не потребует компромисса, или до тех пор, что даже лучше, пока какой-то умеренный арабский режим не решит, что путь к прогрессу лежит через Вашингтон.
На самом деле, если бы мы лучше понимали тонкости ближневосточной дипломатии, то могли бы уловить первые намеки на фундаментальные перемены в египетской позиции. В выступлении перед египетским парламентом 4 февраля, в котором он принял расширение масштабов прекращения огня, Садат высказал идею промежуточного соглашения: частичный уход Израиля из зоны Суэцкого канала, позволяющий возобновить его работу, в качестве «первой стадии графика, который будет составлен позднее для выполнения положений резолюции Совета Безопасности (№ 242)». И, как отмечалось, ответ Египта Яррингу от 15 февраля включал впервые готовность подписать мирное соглашение с Израилем. (Конечно, это было обусловлено уходом Израиля к границам 1967 года, что Израиль никак не хотел принимать.)
Садат рассматривал эти шаги в феврале 1971 года как начало его долгого, трудного и необычного пути к миру[117]. Его предложение обсудить промежуточное соглашение о разъединении вдоль Суэцкого канала оказалось в центре внимания дипломатии в 1971 году – вариант этой концепции в итоге был отражен в соглашении о разъединении египетских и израильских войск в январе 1974 года, которое дало старт мирному процессу после войны 1973 года. Его готовность подписать мирное соглашение с Израилем должно было стать знаменательной реальностью восемь лет спустя. Наше восприятие значимости действий Садата в то время было, к сожалению, по-прежнему омрачено присутствием более 15 тысяч советских военных в Египте и его подписанием договора о дружбе с Москвой.
Концепция промежуточного ухода из зоны Суэцкого канала родилась в изобретательном мозгу израильского министра обороны Моше Даяна в конце лета 1970 года. В изложении Даяна она требовала взаимного ухода или сокращения вооруженных сил по обе стороны канала. Концепция Даяна тогда, однако, не являлась официальным предложением израильского правительства, и, когда Даян посетил Вашингтон в декабре 1970 года, он был вынужден дезавуировать ее, представив лишь как «теоретическую альтернативу» стандартной израильской позиции, которая заключалась в том, что Израиль не предоставит Египту благо вновь открыть Суэцкий канал до подписания итогового мирного соглашения. На самом деле г-жа Меир спрашивала меня, что я думаю об идее Даяна, когда я встречался с ней в отеле «Шорхэм» 25 октября 1970 года во время ее визита в Вашингтон в связи с 25-й годовщиной образования ООН. Я сказал ей, что не изучал ее в деталях, но она представляется неплохой идеей. Предложение было возобновлено в начале 1971 года, когда египетский генерал 11 января обратился к главе нашей миссии в Каире и, выступая от имени Садата, выразил интерес к предложению Даяна. И далее Садат повторил ее открыто в своем выступлении 4 февраля.
Причина, по которой промежуточное соглашение так и не было осуществлено в 1971 году, была той же самой, что помешала всеобъемлющему подходу: обе стороны имели радикально противоположные цели в стремлении к его достижению. Египет хотел промежуточное соглашение как первый шаг к полному уходу; Даян выдвинул его как средство, которое могло бы обеспечить эту перспективу. Для Даяна частичное разграничение было привлекательно с точки зрения как прекращения дипломатии Ярринга, так и сведения переговоров к ограниченной схеме, с которой было бы легче справляться при помощи внутренней политики Израиля. Более того, было бы отсрочено обсуждение вопроса об окончательных границах. Если бы промежуточное соглашение было заключено, оно стабилизировало бы суэцкий фронт и уменьшило бы вероятность враждебных действий; Египет с меньшей вероятностью начал бы войну, если бы ему предстояло потерять экономические выгоды от возобновившего работу канала. Такая аргументация убедила г-жу Меир принять предложение Садата об отходе по обе стороны от канала, выдвинутое им в речи 9 февраля.
Для Садата, однако, размежевание включало гораздо более обширный уход Израиля, чем ограниченный отвод, который предусматривал Даян. Даян предлагал отход или сокращение войск с каждой стороны; Садат предлагал в «Ньюсуике» 22 февраля, чтобы израильтяне отошли к «линии за Эль-Ариш» (более чем полпути через Синайский полуостров) и позволили войскам ООН занять Шарм-эш-Шейх. Садат также настаивал на том, что египетские войска должны пересечь Синай, когда Даян представлял себе это как взаимный отход от Суэцкого канала. Но самое важное то, что Садат обусловил соглашение согласованным графиком полного ухода на линии в соответствии с планом Роджерса. А это израильтяне полностью отвергали.
Разъединение не имело шансов на успех до тех пор, пока переговоры о нем должны были вестись вместе с общим урегулированием. А если не было никаких шансов на успех, то я не видел никаких причин для нас подключаться к процессу. Наш козырь в рукаве заключался в том, что, если бы мы сделали правильный расклад, то могли бы получить осязаемый прогресс в дипломатии, в то время как Советы могли обещать только помощь в войне. Но чтобы эта стратегия сработала, мы должны были быть результативными; мы не могли угрохать наш престиж на бесплодные маневрирования. Для того чтобы добиться успеха, промежуточное соглашение должно быть в результате отделено от всеобъемлющего урегулирования. Если они будут взаимоувязаны, мы просто-напросто растратим наше влияние, гоняясь за миражом, имевшим все трудности всеобъемлющих схем, которые оно, это соглашение, должно было бы заменить и создать который мы были не намного способнее Москвы.
Так или иначе, в отсутствие какой-либо альтернативы Государственный департамент активно подхватил промежуточное соглашение, как только в конце февраля миссия Ярринга провалилась. Госдеп в первую неделю марта начал закрытые обсуждения с израильтянами положительных сторон возможного промежуточного шага, затрагивая конкретные идеи с Рабином уже 6 марта. Скорость, с какой продвигался Госдеп, – только через восемь дней после того, как Израиль отверг 26 февраля предложение Ярринга, и имея совсем мало времени для оценки последующих шагов, – едва ли могла облегчить присущие Израилю тревоги по поводу того, что его могут снова очертя голову втянуть в дипломатию, увязывавшую промежуточное с окончательным урегулированием на условиях, против которых он выступал. В отсутствие согласованных целей казалось невозможным преодолеть пропасть между концепциями обеих сторон при помощи процедурных манипуляций. В разное время каждая сторона была склонна считать, что мы позитивно относимся к ее версии концепции промежуточного решения; разочарование, крушение надежд и тупик оказались неизбежным результатом.