Но перед нами возникло сразу три препятствия: политика Индии, наши собственные общественные дебаты и недисциплинированность нашей бюрократии.
18 мая, – когда мы уже довольно далеко продвинулись на стадии подготовки вместе с Исламабадом секретной поездки в Пекин, – г-жа Ганди предупредила Пакистан в открытом выступлении о том, что Индия «в полной мере готова к войне, если ситуации вынудит нас это сделать». Индийские послы предупредили Англию и Францию о том, что Индия «может быть вынуждена действовать во имя своего национального интереса» из-за потока беженцев, число которых на то время оценивалось в 2,8 млн человек[18]. Проблема беженцев была действительно громаднейшей; опасность межобщинных столкновений невозможно было отрицать. Но проходили недели, и мы все больше стали подозревать, что г-жа Ганди наметила для себя более крупные возможности. По мере нарастания изоляции Пакистана в международном плане она, как представляется, больше всего стремилась добиться унижения Пакистана, вероятно, пытаясь распространить центробежные тенденции с Восточного на Западный Пакистан. Когда Соединенные Штаты согласились взять на себя большую часть расходов на оказание помощи беженцам, Индия стала тут же настаивать на том, что проблема беженцев неразрешима без политического урегулирования. Но условия Индии для такого урегулирования расширялись с каждой неделей. Когда Соединенные Штаты предложили смягчить голод в Восточном Пакистане, Индия – вместе со многими людьми в самих Соединенных Штатах – потребовала, чтобы программа оказания помощи беженцам осуществлялась международным агентством. Предлогом для такого заявления была якобы забота о справедливом распределении, но таким образом были бы созданы помехи для завоевания пакистанским правительством кредита доверия среди собственного населения.
В мае 1971 года мы узнали из доселе считавшихся достоверными источников о том, что г-жа Ганди заказала планы на молниеносные удары «израильского типа» по Восточному Пакистану. И у нас были неоспоримые свидетельства того, что Индия распределяет самолеты и перебрасывает боевые подразделения и бронетехнику к границам. Никсон отнесся к сообщениям со всей серьезностью и 23 мая приказал, что, если Индия начнет такого рода атаку, экономическая помощь США Индии будет прекращена. Я собрал заседание ВГСД 26 мая для рассмотрения политики на случай войны. Примерно в это же время мы узнали о том, что индийские военные руководители посчитали предложенный г-жой Ганди удар по Восточному Пакистану слишком рискованным. Они опасались китайского вмешательства, военной помощи Пакистану со стороны других стран (особенно со стороны Ирана), неопределенности с возобновлением поставок советского оружия и вероятности того, что весь Пакистан, вероятно, должен быть оккупирован для того, чтобы довести войну до завершения. Индийские военачальники настаивали на том, чтобы, самое меньшее, выждать до ноября, когда погода в Гималаях затруднила бы китайское вмешательство.
Пока г-жа Ганди действовала систематически с тем, чтобы устранить эти возражения, и ждала выпадения снега в горах, у нас наступила хоть какая-то передышка. (Я должен подчеркнуть, что многие в правительстве Соединенных Штатов не доверяли этим сообщениям, в отличие от меня; многие высокопоставленные официальные лица рассматривали индийский удар как невозможный.) Мы использовали этот перерыв прежде всего для того, чтобы активизировать помощь беженцам; изначально выделенные весной 2,5 млн долларов в итоге увеличились в десятки раз до 250 млн долларов. В то же самое время мы настояли на том, чтобы Пакистан предпринял шаги по политическому урегулированию, требуя, чтобы Яхья Хан вначале интернационализировал усилия по оказанию помощи в Восточном Пакистане, а затем выдвинул политическое предложение. И мы рекомендовали сменить военного губернатора в Восточном Пакистане на гражданское лицо; нам удалось обеспечить общую амнистию, которая распространялась на все лица, еще не обвиненные в конкретном уголовном преступлении.
28 мая Никсон направил письма г-же Ганди и Яхья Хану с изложением нашей политики. Письмо Яхья Хану не было таким уж сильным; оно отражало нашу потребность в Яхья как в канале связи с Пекином. Но не оставляло сомнений в том, что мы ратовали за политическое, а не военное решение проблемы Восточного Пакистана. Никсон признал готовность Яхья Хана признать интернационализацию оказания помощи беженцам. Он поддержал Яхья в том, чтобы тот продолжил курс «политического урегулирования»: «Я также заметил с удовлетворением Ваше публичное заявление об амнистии беженцев и приверженности передачи власти избранным представителям. Я уверен, что Вы претворите эти заявления в жизнь». Никсон призвал к сдержанности в отношениях Пакистана с Индией; он считал «абсолютно жизненно необходимым» восстановить условия в Восточном Пакистане, что «смогло бы привести к возвращению беженцев с индийской территории, как можно быстрее».
Параллельное письмо президента г-же Ганди от 28 мая подчеркивало наше желание уменьшить поток беженцев в Индию и помочь облегчить павшее на Индию бремя путем оказания финансовой и технической помощи. Никсон информировал ее о наших усилиях оказать воздействие на Яхья Хана:
«Мы предпочли работать преимущественно посредством тихой дипломатии, как мы проинформировали Вашего посла и министра иностранных дел. Мы обсуждали с правительством Пакистана важность достижения мирного политического урегулирования и восстановления условий, при которых поток беженцев прекратился бы, а сами беженцы могли бы вернуться в свои дома. Я полагаю, что такой подход подразумевался, во всяком случае, в какой-то мере, во время пресс-конференции президента Яхья 24 мая и особенно в его открытом принятии международной помощи, предложении об амнистии всем беженцам и обязательстве передать власть избранным представителям».
Никсон похвалил Индию за жизнеспособность ее демократии и за ее социально-экономический прогресс, а также добавил скрытое предупреждение по поводу применения военного решения вопроса: «Друзья Индии были бы разочарованы, если бы этот прогресс был прерван войной». 3 июня я объяснил нашу стратегию Кеннету Китингу. Я был убежден в том, что Восточный Пакистан, в конце концов, станет независимым. Наша политика состояла в том, чтобы «дать возможность фактам самоутвердиться».
В июне индийский министр иностранных дел Сваранг Сингх прибыл в Вашингтон с тем, чтобы настоять на прекращении как военной, так и экономической помощи Пакистану. Индия все больше демонстрировала нам дилемму типа «Уловки 22». Утверждалось, что огромнейший поток беженцев рано или поздно вынудит Индию предпринять решительные меры. Но в то же самое время Индия не предпримет ничего для того, чтобы сдержать – на самом деле она готовила, вооружала и поддерживала – повстанцев, проникновение которых с индийской территории обеспечивало состояние разлада, приводившего к увеличению беженцев. Несмотря на объявление Яхья Ханом об амнистии, Индия ставила возвращение беженцев в Восточный Пакистан в зависимость от политического урегулирования там. Но Индия оставляла за собой право определять то, что составляло приемлемое политическое урегулирование на суверенной территории соседа. В середине июня г-жа Ганди объявила, что Индия не согласится ни с каким решением, означавшим «гибель Бангладеш». Другими словами, условием, при котором Индия воздерживалась от каких бы то ни было действий, являлся раскол Пакистана. При таком развитии событий, когда автономия отвергается, беженцы поощряются, а их возвращению создаются препятствия, Индия делала все возможное, чтобы нарастающий кризис стал неизбежным.
Многие в нашей стране все представляли совершенно по-иному. К сожалению, дебаты стали приобретать некую долю желчности и нотки сомнения, характерные для вьетнамских дебатов. А администрация, у которой было что сказать и сделать, ничем не помогала, ведя в игру в молчанку. Конгрессмен Корнелиус Галлахер из Нью-Джерси, председатель подкомитета палаты представителей, озабоченного этой проблемой, после посещения индийского лагеря беженцев заявил на заседании палаты 10 июня о том, что Индия «продемонстрировала просто невероятную сдержанность» в свете навалившегося на нее бремени беженцев. (Это было спустя три недели после угрозы г-жи Ганди начать войну.) 17 июня «Нью-Йорк таймс» устроила администрации разнос, назвав наше открытое заявление с призывом к сдержанности с обеих сторон «запоздалым»; наш призыв будет бесполезным, говорилось в газете, пока мы не будем слова сочетать с делами, то есть прекращать всю американскую помощь Пакистану до тех пор, пока не наступит полное политическое примирение в Восточном Пакистане. Газета также похвалила г-жу Ганди за проявление «значительной сдержанности» при столкновении с такой поразительной проблемой беженцев.
А потом произошло одно из медийных событий, из-за которых маленькие факты становятся заменителями более крупных дебатов, фокусирующихся на отдельных вопросах, а по ходу дела извращающих возникшие проблемы. 22 июня «Нью-Йорк таймс» поместила материал о том, что пакистанское грузовое судно готовится отплыть из порта Нью-Йорка с грузом военного снаряжения для Пакистана, как представляется, в нарушение официально объявленного запрета со стороны администрации. Затем было сообщено о втором судне с военными грузами на борту, направляющемся в Пакистан. В прессе и конгрессе было проявлено негодование, его поддержали также и из Индии. На следующий день «Нью-Йорк таймс» выступила с обвинением в том, что поставки стали «злоупотреблением доверием» американского народа и конгресса, а также и Индии, подрывающими «еще больше» американскую надежность. Сенатор Стюарт Саймингтон сказал, что это было сделано либо по неведению, либо было преднамеренным обманом. Объявление Госдепа 24 июня о том, что Вашингтон предоставляет дополнительно 70 млн долларов Индии для беженцев, утонуло в сообщениях о третьем пакистанском грузовом судне, отплывшем из Нью-Йорка в Карачи с военны