Годы в Белом доме. Том 2 — страница 34 из 214

Война расширяется

2 декабря пакистанский посол Раза вручил от Яхья Хана президенту Никсону письмо, содержащее ссылку на статью 1 двустороннего соглашения 1959 года между Соединенными Штатами и Пакистаном как основы помощи США Пакистану[23]. Американское обязательство в отношении Пакистана, таким образом, было официально затронуто. Государственный департамент красноречиво утверждал, что не существует никаких таких обязывающих обязательств; он регулярно высказывал свое мнение на открытых брифингах. Им было отмечено, что статья 1 говорит только о «необходимых действиях», подпадающих под действие наших конституционных процессов; она не конкретизировала, какие именно действия должны быть предприняты. Госдепартамент также утверждал, что данное обязательство было ограничено контекстом, содержавшимся в резолюции 1958 года по Ближнему Востоку, ставшей «доктриной Эйзенхауэра»[24], которая, как было заявлено, предполагала исключение индийско-пакистанской войны. Госдеп просто проигнорировал все другие контакты между нашим правительством и Пакистаном.

Образ великой нации, ведущей себя подобно юристу-крючкотвору, выискивающему юридические лазейки, никак не мог вдохновить других союзников, подписавших договоры с нами или опирающихся на наши высказывания, свято веря в то, что мы серьезны, и смысл слов означает примерно то же самое, что они подразумевают. Договор с Пакистаном был идентичен с несколькими другими двусторонними и многосторонними соглашениями, – которые, судя по нашим заявлениям, теперь ставились под сомнение. И договор был подкреплен в случае с Пакистаном множеством дополнительных заверений в поддержке. Факт оставался фактом: на протяжении десятков лет наших отношений с Пакистаном вырос сложный механизм связи со стороны администраций Кеннеди и Джонсона, выходящий за рамки пакта 1959 года, одни договоренности были устными, другие оформлены письменно, их простой смысл заключался в том, что Соединенные Штаты придут на помощь Пакистану, если он подвергнется нападению со стороны Индии[25]. Конечно, цель состояла в том, чтобы обойти пакистанские просьбы о вооружении после индийского нападения на Гоа в декабре 1961 года и индийско-пакистанской войны 1965 года. Заверения в будущей поддержке со стороны США были заменителем немедленной материальной помощи. Но, если уж на то пошло, это даже усугубило ситуацию. Все выглядело так, будто Соединенные Штаты избегали поставлять оружие союзнику, вначале путем обещания позже оказать помощь, если угроза станет реальностью, а затем не сдержать обещания под предлогом сверхумного юридического комментария.

Я не предлагал слепо вести нашу политику только из-за того, что наши предшественники когда-то что-то сказали. Решения великой державы будут формироваться в зависимости от требований национального интереса, который воспринимался на момент принятия решения, а не просто в силу абстрактных юридических обязательств, неважно расплывчатых или точных. Не следует ожидать ни от одного государства, чтобы оно пошло на риски, если его интересы и обязательства вступают в полное противоречие друг с другом. Но точно так же страна, которая систематически игнорирует свои обязательства, возлагает на себя тяжкое бремя; ее дипломатия утратит гибкость, которая зависит от репутации надежности. Она не может больше отвечать на непосредственно поступающие запросы от союзников обещаниями будущих действий. Пакистан, более того, был союзником других союзников – Ирана, Турции – и другом Саудовской Аравии и Иордании, в то время изолированных в преимущественно радикализированном Ближнем и Среднем Востоке. И он был другом Китая и находился в тесной связи с Пекином, который осторожно и медленно продвигался к новым отношениям с нами, основанным на надежде на то, что мы сможем поддерживать глобальное равновесие. Мы не могли себе позволить заполучить репутацию ненадежности.

Никсон уютно устроился в Ки-Бискейне; мы с ним часто говорили. У него не было намерения оказаться вовлеченным в военные действия, но он был полон решимости сделать хоть что-нибудь. Он распорядился остановить выдачу оставшихся лицензий на оружие для Индии. Он хотел полного прекращения экономической помощи (я знал, что это никогда не произойдет с учетом привязанностей нашей бюрократии). Он хотел, чтобы Государственный департамент сделал заявление с жесткой критикой индийской непримиримости. «Если они не хотят этого, Циглер сделает это из Флориды, и это будет взрывом». Я передавал эти указания Роджерсу, который не испытывал никакого энтузиазма по их поводу и попытался проработать пути для того, чтобы огласить это заявление почти к концу дня, в результате чего был бы значительно уменьшен объем освещения со стороны прессы.

В очередной раз события на субконтиненте застали нас врасплох. Яхья Хан наконец-то был загнан в угол своим скрыто неумолимым противником из Дели. На протяжении кризиса длительные периоды паралича и бездеятельности Яхья Хана сменялись неожиданными попытками найти выход из затруднительного положения – как правило, слишком запоздалыми. В течение 11 дней он оставался безучастным, в то время как индийские войска врезались все глубже и глубже в Восточный Пакистан, фактически расчленяя его страну. Останься его войска вне военных действий на границах Западного Пакистана, Яхья Хан был бы свергнут. А отреагировать означало бы попасть в индийскую западню и дать предлог тотального удара по Восточному, а, в конечном счете, и по Западному Пакистану. Яхья Хан предпочел дорогу чести, так он это обозначил. 3 декабря он дал команду своей армии пойти в наступление в Западном Пакистане, что, как он должен был хорошо знать, было равнозначно самоубийству. В простой солдатской манере Яхья Хан решил, как я сказал Никсону, что, если Пакистан будет разрушен или расчленен, он должен пасть в борьбе.

Реакция нашего правительства заключалась в том, чтобы использовать пакистанский удар в качестве отличного предлога для того, чтобы отложить заявление с нападками на индийские преступления, которое Никсон приказал сделать накануне, под предлогом того, что в очередной раз у нас нет всех фактов. Это вело к повторяющимся спорам между мной и Роджерсом, считавшим, что с распространением войны обращение в Совет Безопасности становится неизбежным. Критика Индии в этих условиях означала бы принятие на себя роли судьи, которую лучше всего оставить для международного органа. Другими словами, мы стали бы действовать как судьи, а не как союзник или даже не как сверхдержава, имеющая свои интересы и обязательства. Выступив ранее против обращения в Совет Безопасности, Госдеп сейчас ратовал за это как повод избежать односторонней реакции Соединенных Штатов и затянуть с выбором нами той или иной позиции вообще. Я в итоге смирился и дал возможность департаменту лишь вскользь упомянуть об осуждении Индии, которое приказал сделать Никсон. А теперь, когда Совет Безопасности будет заниматься вопросом расширяющейся войны, мы можем поднять вопрос там. И я знал, что Джордж Буш, наш способный посол в ООН, осуществит политику президента. После долгих проволочек Госдеп, в конце концов, объявил 3 декабря о прекращении выдачи оставшихся лицензий на оружие для Индии – едва ли это можно было бы назвать сокрушительной реакцией на развязывание полномасштабных военных действий на субконтиненте.

К этому времени Никсон был на подъеме. Как всегда, его подход состоял из многих переплетающихся мотивов. Он хотел сохранить свою китайскую инициативу, и понимал, что «беспристрастность» будет играть на руку Индии. Он хотел отвести от себя вину за происходящее и страшно не хотел конфликта с Роджерсом. Но он был настойчив в том, чтобы придерживаться жесткой линии в Совете Безопасности. Его инициативы каскадом низвергались в мое ведомство, будучи вполне конкретными по определению направлений, но менее определенными в методах осуществления.

В такой атмосфере ВГСД собралась 3 декабря для выработки курса. Это была встреча, зафиксированная в записях, которые попали в руки автора колонки Джека Андерсона. Вне контекста эти записи звучали так, будто Белый дом одержим своими предубеждениями, но их можно было понять только с учетом фона нескольких предшествующих месяцев бесполезного и яростного сопротивления со стороны бюрократического аппарата недвусмысленным решениям президента. «Я получал взбучку каждые полчаса от взбешенного президента, который говорит, что мы не были достаточно жесткими», – комментировал я, как полагал, в приватной обстановке ситуационной комнаты. «Он действительно не считает, что мы выполняем его пожелания. Он хочет склониться в сторону Пакистана и полагает, что каждый брифинг или заявление делаются с совершенно противоположными намерениями». Это, разумеется, было чистой констатацией фактов.

Мой сарказм никоим образом не повлиял на пристрастия ведомств. Когда я передавал указания президента прекратить экономическую помощь Индии, Госдеп предложил сделать аналогичный шаг в отношении Пакистана, – несмотря на мнение президента о том, что Индия была виновной стороной из-за своей воинственности. Это побудило меня в раздражении вновь сделать заявление о том, кто к чему склоняется: «Трудно склоняться в пользу Пакистана, как этого хочет президент, если каждый раз, когда мы предпринимаем некие действия в отношении Индии, мы должны делать аналогичные вещи в отношении Пакистана. Просто имейте это в виду в неофициальном виде, пока я не довел это до сведения президента».

Представители Государственного департамента на межведомственных встречах чувствовали себя очень и очень неловко. Подвергаясь едкой критике с моей стороны за проволочки, находясь под давлением со стороны собственного начальства, требующего от них напористости в противостоянии с Белым домом, они вынуждены были маневрировать в опасных водах. Джо Сиско, к примеру, получил приказ от Белого дома 4 декабря проинформировать прессу в неофициальном плане и объяснить нашу критику индийской политики. Он это проделал вполне лояльно и умело к вящему недовольству со стороны государственного секретаря, который тут же запретил ему появляться на телевидении, чтобы повторить те же самые высказывания в записи. Ответственность за условия, которые я описываю, должна ложиться на лица в руководстве, включая меня самого. Я перечислил аппаратные игры не для того, чтобы оценить вину, а проиллюстрировать государственные архивы, которые будут выглядеть неполными без этого.