— Встретил тут кого-нибудь интересного? — спросила Пегги.
Он догадался, что она видела его с той девушкой.
— Одну девушку, — кратко ответил он.
— Я видела, — сказала она и посмотрела в сторону. — По-моему, милая, — добавила она, вглядываясь в раскрашенное изображение птицы с длинным клювом, висевшее на стене.
— Привести ее к тебе? — спросил Норт.
Так он, значит, ценит ее мнение? Она все еще держала его чуть выше локтя и чувствовала что-то твердое и тутое под рукавом; прикосновение к его телу вернуло ей ощущение близости других людей и их же отдаленности, так что желание помочь причиняет боль, и все же они зависят друг от друга; все это вызвало в ней такую бурю чувств, что она едва удержалась от того, чтобы закричать: «Норт! Норт! Норт!»
Все, нельзя опять выставлять себя дурой, сказала она себе.
— В любой вечер после шести, — произнесла она вслух, осторожно делая шаг на еще одну ступеньку вниз. Лестница кончилась.
Из-за двери комнаты, где был устроен ужин, гудели голоса. Пегги отпустила руку Норта. Дверь распахнулась.
— Ложки! Ложки! Ложки! — закричала Делия, по-ораторски размахивая руками так, будто обращалась к людям в комнате с торжественной речью. Она увидела племянника и племянницу. — Будь ангелом, Норт, принеси ложки! — крикнула она, выбросив руки в его сторону.
— Ложки для вдовы генерал-губернатора! — гаркнул Норт, имитируя ее интонацию и жесты.
— На кухне, внизу! — Делия указала на лестницу, ведшую в полуподвал. — Пегги, иди сюда, иди сюда! — Она поймала руку Пегги. — Мы все садимся ужинать!
Она ворвалась в комнату. Там яблоку негде было упасть. Люди сидели на полу, в креслах, на конторских стульях. Длинные конторские столы, столики для пишущих машинок были тоже пущены в дело. Они были усыпаны, завалены цветами. Гвоздики, розы, маргаритки были набросаны как попало.
— Садись на пол, садись куда угодно, — распорядилась Делия, неопределенно махнув рукой. — Ложки сейчас будут, — сказала она леди Лассуэйд, которая пила суп из кружки.
— Да не нужна мне ложка, — отозвалась Китти. Она наклонила кружку и сделала глоток.
— Тебе-то не нужна, — возразила Делия, — а другим нужна.
Норт принес пучок ложек, и она взяла их у него.
— Так, кому ложки нужны, кому нет? — спросила она, помахав ложками перед собой. Кто-то без них может обойтись, кто-то — нет, решила она про себя.
Те, кто сродни ей, думала она, в ложках не нуждаются, а вот другим — англичанам — они требуются. Она делила людей таким манером всю жизнь.
— Ложку? Ложку? — спрашивала она, с явным удовольствием оглядывая битком набитую комнату. Там были люди всех сортов. Она всегда к этому стремилась: перемешивать людей, избавляться от нелепых английских условностей. И в этот вечер ей это удалось, заключила она. Присутствовали и аристократы, и плебеи; кто-то был одет роскошно, кто-то — скромно; одни пили прямо из кружек, другие смирились с тем, что суп остынет, лишь бы принесли ложку.
— Мне ложку, — сказал ее муж, посмотрев на нее снизу вверх.
Делия наморщила нос. В тысячный раз он ущемил ее идеал. Она мечтала выйти замуж за смутьяна, а вышла за первейшего роялиста, страстного империалиста, респектабельного провинциального джентльмена — хотя и это сыграло роль, потому что даже сейчас он был еще весьма импозантен.
— Дай дяде ложку, — сухо сказала она Норту, вручив ему весь металлический букет.
После этого она села рядом с Китти, которая глотала суп, как девчонка на школьном пикнике. Китти поставила пустую кружку среди цветов.
— Бедные цветочки, — сказала она, подобрав со скатерти гвоздику и поднеся ее к губам. — Они же погибнут, Делия, им нужна вода.
— Розы нынче дешевы, — возразила Делия. — По два пенса за букет с тележек на Оксфорд-стрит. — Она взяла красную розу и поднесла поближе к свету, от чего цветок засиял полупрозрачными лепестками в прожилках. — Какая богатая страна Англия! — сказала она, положила розу обратно и взяла свою кружку.
— Что я тебе всегда и говорю, — вступил в разговор Патрик, вытирая рот. — Единственная цивилизованная страна в целом свете.
— Мне казалось, что мы на грани катастрофы, — сказала Китти. — Хотя сегодня в Ковент-Гардене особых признаков этого я не заметила.
— Увы, это правда, — вздохнул Патрик в тон каким-то своим мыслям. — К сожалению, должен признать, что мы такие дикари по сравнению с вами.
— Он не успокоится, пока не получит назад Дублинский замок[72], — съехидничала Делия.
— Вам не нравится свобода? — спросила Китти, глядя на чудаковатого старика, чье лицо всегда напоминало ей ягоду крыжовника с редкими волосками. Но фигура у него была великолепная.
— Сдается мне, что наша нынешняя свобода куда хуже, чем наше бывшее рабство, — сказал Патрик, тыкая в рот зубочисткой.
Как всегда, политика, деньги и политика, подумал Норт, который подслушал их разговор, разнося последние ложки.
— Неужели, Патрик, вы хотите сказать, что вся эта борьба была напрасна? — спросила Китти.
— Приезжайте в Ирландию, сами посмотрите, миледи, — мрачно ответил он.
— Еще рано — слишком рано судить, — возразила Делия.
Ее муж глядел мимо нее невинными глазами охотничьего пса, чьи лучшие дни в прошлом. Но эти глаза не могли долго удерживаться на чем-то одном.
— Что это за парень с ложками? — спросил Патрик, остановив взгляд на Норте, который стоял позади, как официант.
— Это Норт, — сказала Делия. — Сядь рядом с нами, Норт.
— Добрый вам вечер, сэр, — сказал Патрик. Они уже здоровались, но он позабыл.
— Что, сын Морриса? — спросила Китти, резко повернувшись. Она с чувством пожала Норту руку. Он сел и глотнул супа.
— Он только что из Африки. У него там была ферма, — сообщила Делия.
— Ну и как вам страна отцов? — спросил Патрик, приветливо наклоняясь к Норту.
— Здесь очень многолюдно, — сказал Норт, оглядывая комнату. — И все говорят о деньгах и политике. — Это была его дежурная фраза. Он произнес ее уже раз двадцать.
— Вы были в Африке? — спросила леди Лассуэйд. — А из-за чего же вы оставили вашу ферму? — Она смотрела ему в глаза и говорила именно так, как он ожидал: слишком властно, чтобы это пришлось ему по душе. Какое твое дело, старуха? — мысленно спросил он.
— Надоело, — сказал он вслух.
— А я отдала бы все, чтобы стать фермером! — воскликнула она. Это немного не укладывается в ее образ, подумал Норт. Так же, как и ее глаза. Ей стоило бы носить пенсне. — Но когда я была молодой, — сказала она с досадой — руки у нее были довольно натруженные, с грубой кожей, но ведь она занималась садоводством, вспомнил Норт, — это не позволялось.
— Да, — подтвердил Патрик. — И я считаю, — продолжил он, постукивая по столу вилкой, — что мы все были бы довольны, очень довольны, если бы все вернулось на круги своя. Вот что с нами сделала война? Меня, например, разорила. — Он покачал головой с видом меланхолического смирения.
— Мне печально это слышать, — сказала Китти. — Но для меня старое время было плохое время, злое, жестокое время… — Ее глаза стали голубыми от гнева.
А как же адъютант и шляпка с петушиным пером? — подумал Норт.
— Ты не согласна со мной, Делия? — спросила Китти, повернувшись к двоюродной сестре.
Но Делия, говоря со своим преувеличенно-певучим ирландским акцентом, обращалась к кому-то сидевшему за соседним столом наискосок от нее. Кажется, я помню эту комнату, подумала Китти; помню какое-то собрание, какой-то спор. Но о чем? О силе?..
— Дорогая Китти, — перебил ее мысли Патрик. Он похлопал ее по руке своей лапищей. — Еще один пример в пользу того, что я говорю. Теперь женщины получили избирательное право. — Он повернулся к Норту. — Стало ли им от этого лучше?
На мгновение во взгляде Китти проступила ярость, но потом она улыбнулась.
— Не будем спорить, мой старый друг, — сказала она, тоже похлопав его по руке.
— То же самое с ирландцами, — продолжал он. Он не может отвлечься от одних и тех же знакомых мыслей — бродит по кругу, как заезженная кляча, подумал Норт. — Они бы рады вернуться в Империю, уверяю вас. Я происхожу из семьи, — теперь Патрик обращался только к Норту, — которая служила королю и отечеству в течение трехсот…
— Английские колонисты, — сухо заметила Делия и отпила супа. Предмет их ссор наедине друг с другом, подумал Норт.
— Мы жили в этой стране триста лет, — не унимался Патрик, топая по своему кругу. Норта он держал за локоть. — И что поражает меня, старика, старого перечника…
— Глупости, Патрик, — вмешалась Делия. — Ты никогда еще не выглядел моложе. Ему можно дать пятьдесят, правда, Норт?
Но Патрик покачал головой.
— Мне давно за семьдесят, — просто сказал он. — Так вот, что поражает меня, старика, — он похлопал Норта по плечу, — жизнь так прекрасна, — он неуверенно кивнул в сторону плаката, приколотого к стене, — вокруг столько красоты. — Вероятно, он имел в виду цветы, просто его голова непроизвольно дергалась во время речи. — Так чего же ради эти люди стреляют друг в друга? Я не вхожу ни в какие общества, не подписываю никакие эти… — он показал на плакат, — как они называются? Манифесты. Я просто иду к моему другу Майку, или пусть это будет Пат — они все мои добрые друзья, и мы…
Он наклонился и потер свою ступню.
— Господи, эти туфли! — пожаловался он.
— Жмут, да? — сочувственно спросила Китти. — Сбросьте их.
Зачем они притащили сюда бедного старика, подумал Норт, напялили на него тесные туфли? Наверняка точно так же он беседовал со своими собаками. Когда он поднимал глаза, стараясь вспомнить, о чем он говорил, его взгляд был похож на взгляд охотника, который увидел птиц, поднимающихся полукругом над болотом. Но птиц было не достать выстрелом.
— …И мы говорим обо всем, — продолжил Патрик. — Сидя за столом.
Его глаза смягчились и опустели, как будто мотор выключился и его ум беззвучно плыл дальше по инерции.