дложил переплыть. Все документы в пилотку, амуницию в сумку, посередине реки устал, сбросил сумку в воду, блокноты свои сохранил в пилотке». Кулиев Василий Георгиевич, 28 лет. Работал до армии в райкоме комсомола заведующим отделом пионеров. Отец — пастух. Образование среднее, военно-политическое училище и два курса Академии им. Ленина. Редактировал комсомольскую страничку в районной газете, писал в газету военного училища и был оставлен редактором газеты.
13. Записная книжка
Осень 1943 года. Украина
Левее Киева сосновый лес. Глубокий песок. Киев виден из окна хаты, в которой мы живем.
В хате парализованная вот уже 10 лет старуха. Ее принесли из соседней сгоревшей хаты. Все ее просят умереть. Она не может. Она спит сидя, и голова ее прижимается лбом к ногам. Каждый раз она просит разогнуть ее. «Красноармейцы, разогните меня», — мы ее разгибаем. «Спасыби». Лицо ее прикрыто платком, мухи глаза выели. Старик муж проклинает ее страшными, грубыми словами, требует, чтобы она умерла. Но, когда был пожар, ее единственную он вынес из хаты, все вещи сгорели. Теперь он и за это проклинает ее.
Когда старуху во время пожара тащили из избы, старик сломал ей руку.
Саперы прокладывали мост из досок по фермам разрушенного моста через Днепр и пели песни, а немцы их сбивали, и они падали в воду.
Командир дивизии генерал-майор Замировский необъятно толст. Он, когда лежит, чтобы принять вертикальное положение, валится с кровати и в этот момент распрямляется. Китель его невообразимо засален от непомерной и жирной еды. Он хохочет, когда говорит о жестоком и страшном. Расстреляли дезертира — хохочет. Повесили шпиона — хохочет. Рассказывает, как немцы убили его отца и мать, и вдруг смеется. Начальник штаба дивизии, полковник, с болью, гневом и горечью говорит о рукоприкладстве старших командиров к нижестоящим командирам и красноармейцам.
Встреча в отряде с московскими знакомыми. Приехал Эренбург.
Разговор с капитаном Олейником о песне, он пишет музыку. Песня о Казарьяне, который плясал и пел возле взорванного орудия; когда же подошли немцы, он взорвал гранатой себя и немцев. Все авторы дивизионных песен убиты, а песни сгорели, их сжег в политотдельском грузовике «мессер».
«В немецькому царстви таке хозяйство — зажигалки и сахарин, бильшь нима ничого», — говорит старая женщина.
Немцы переправились через Днепр, захватили коров и снова переправились на свой берег.
Расчет Петухова встретил на марше «Т-6». Мгновенно развернулись, прицелились. Два выстрела прозвучали одновременно. Погиб расчет, и погиб «Т-6».
Изба. Сволок — некрашеная и немазаная, нарядно обструганная доска-балка с крестом.
Трашки — поперечные балки под потолком.
Пол — нары.
Пичь — жерло.
Груба — подтопок.
Припечек — лежанка.
Рогач — ухват.
Рассказы деревенских женщин о письмах, получаемых от девчат, вывезенных в Германию.
Иносказания: «Идет дождь семь дней, и мы сидим в подвале. Дождь такой, как у нас на аэродроме шел».
«К нам часто приходят в гости Андрюшка и Васыль» (хлопцы, пошедшие в авиацию).
«Ванька и Гришка стеклять викна», — Ванька и Гриша — это символ России…
Еще из писем: «Вижу много молока, но пить не приходится ни капли».
«Мы уже ходим на базар, гуляем по городу».
«Моя хозяйка получыла лыста, що ее чоловика вбылы. Вона плачеть за чоловиком, а я плачу, що живу в неметчини. Вона кажить: будешь мени дочькою, не уйдешь от мине, поки сама не схочешь».
Украинская одежда.
Платок — маленький, по-нашему платочек.
Хустка — шаль.
Спидниця — юбка.
Сачек — зимний пиджак.
Дядьки носят зимой пиджак, кожух, фуфайку. Летом носят мужики жакет-пиджак легкий, не на вате.
Карсет — кофта без рукавов.
Лыштва — нижняя вышитая юбка с нарядной отделкой.
Доктор Фельдман из Броваров. Крестьяне называют его Хвельдман. Он старый холостяк, взял к себе на прокормление старуху и несколько сирот. Когда немцы его повели на казнь, осенью 1941 года, народ отпросил его, криком, плачем. После этого он прожил еще год, но новый врач, присланный немцами, стал сживать его, так как все больные шли к Фельдману. Фельдман отравился, но его спасли. После этого его казнили немцы, он сам себе выкопал ямку. Рассказала мне это крестьянка Кристя Чуняк в деревне Красиловка, Киевской области, Броварского района.
На обратном пути в Москву.
Семья в деревне в Курской области. Дочери недовольны раздельным образованием, они за равноправие:
«Вот при немцах пришли мы на сход, а нам говорят — женщинам нельзя. Так мы даже не обиделись. Нам только смешно стало».
Народный характер: украинец робок, мягок, уступает гостям стол, и даже иногда после того, как гости уже поели, семья ест на лавке или на нарах. Курский хозяин сразу сел вечерять вместе с нами, да еще своего гостя посадил.
Рассказы о немцах, финнах, власовцах.
Немец сопливый. Зимой ходил по нужде, велел бабам расстегивать и застегивать себе штаны, пальцы мерзли.
Старуха рассказывает: немец велел мыть себе жопу. Другой убил петушка, приказал ощипать, приказал обжарить, приказал себе в сумочку положить.
Рассказ о том, как девка дралась с немцем.
Он ее по морде, а она его коромыслом. Дед стоял и кричал: «Так его, так его, покрепче!» «Она девка прочная, он от нее побег».
И, как всегда в прифронтовых поездках, последнее впечатление самое сильное. Женщина, странно похожая на Люсю, измученная, светловолосая, голубоглазая. Ее гнали с семью детьми за Десну. Немцы били. Двое близнят по полтора года. За Десной украинцы, плохие люди, не пускали в хаты, гнали. Работала на них день и ночь, а ей не платили: «Я тебя годувала».
Вырвалась домой. Избу спалили. Те, что вернулись раньше, ограбили ее поле и огород. Живет в чужой хате, с выбитыми стеклами. Темно, окна завешаны тряпьем. Дети веселые. Ее обидели все — и немцы, и мы, и украинцы, и соседи. Она одна, и когда глядишь на нее, ничего не поймешь, только кричать хочется. А она улыбается, улыбается, щиплет солдатский хлеб, что я дал ей, и ест.
14. Записная книжка
Весна 1944 г. Взятие Одессы
Штаб фронта в деревне Новая Одесса, в 90 километрах от Одессы. Чудовищная грязь. Если бы не помощь Рудного, не дополз бы со своим чемоданом от аэродрома до штаба.
Наступление по грязи требует огромного напряжения физических сил, перерасхода бензина.
Подвижные группы режут немцам пути сообщения, подвоза и связи. Немцы иногда отходят хаотически.
Вся степь наполнена воем машин и тягачей, рвущихся из грязи. Дороги шириной в сотни метров.
Надпись над румынскими буфетами: «Немцам вход воспрещен».
Немецким командованием предан суду командир 16-й мотодивизии — его объяснения: «Мои люди без техники слабей пехотной дивизии».
Беседа с генералом Желтовым, членом Военного совета фронта.
Противник боится окружения, не верит в прочность рубежей, ибо его все время обманывает командование.
Перед наступлением Военный совет фронта только и думал, что о погоде. Все время смотрели на барометр. Вызвали профессора-метеоролога, старика, знатока местной погоды, определявшего ее по одному ему известным признакам. Слушали лекции по метеорологии.
Никополь — его значение. Сейчас мы пожинаем Никопольский успех.
Черты наших командиров на новом этапе: 1) Воля. 2) Уверенность. 3) Презрение к противнику. 4) Умение воевать силами танков и артиллерии с силами малой пехоты. 5) Умение экономить, учитывать каждый патрон и снаряд — большая война с бедными запасами. 6) Научились спешить, это не лозунг, это в крови у всех. Спешат через реки, ибо на палочке верхом в сто раз быстрее, чем когда сутками ждешь понтонов. Скорость преследования дружит со скоростью отхода противника,
День взятия Одессы. Пересыпь. Пустынный порт. Клубы дыма. Грохот военной техники, вливающейся в город. Толпы людей.
Из здания гестапо выносят обгоревшие трупы. Обуглившийся труп девушки с сохранившимися роскошными, золотистыми волосами.
Первое заседание Одесского обкома. Секретарь обкома меня приглашает. Впервые я, беспартийный, присутствую на подобном заседании.
Много продуктов — сахар, пирожные, мука. Население ругает румын неохотно, из вежливости.
Одесские старики на бульваре. Их фантастические разговоры о полной реорганизации Советской власти после войны.
Поэт, напечатавший при румынах книгу стихов «Я сегодня пою». Его разговор со мной. Крайне противный. Вижу — под окном стоит его мать. В ее глазах безумный ужас за сына.
Евреи. Айзенштат Амнон — сын знаменитого раввина из местечка Островец. Ему спасла жизнь русская девушка, скрывала его у себя в комнате больше года. Его рассказ. Гетто в Варшаве. Восстание. Оружие передавали поляки. Польские евреи носили белую ленту. Бельгийские и французские евреи носили желтую ленту.
Треблинка под Варшавой. Лагерь уничтожения евреев. Под баней была камера с движущимися ножами. Тела рубили на куски, а затем сжигали. Горы золы по 20–25 метров. В одном месте евреев загнали в пруд, заполненный кислотой. Крики были так страшны, что окрестные крестьяне покинули дома.
58 000 одесских евреев были сожжены заживо в Березовке. Часть — в вагонах, часть вывели на поляну и, облив бензином, сожгли.
Рассказ секретаря обкома Рясенцева. Местом казни евреев являлась Доманевка. Казнь осуществлялась руками украинской полиции. Начальник полиции в Доманевке лично убил 12 000 человек. В ноябре 1942 года Антонеску издал закон, дарующий евреям права, и массовые казни, длившиеся весь 1942 год, прекратились. Начальник доманевской полиции и 8 его ближайших сотрудников были арестованы румынами, отвезены в Тирасполь и там судимы. Суд приговорил их за незаконные действия по отношению к евреям к трем месяцам принудительных работ.
Особо бесчинствовал следователь, одесский юрист, русский, — он для развлечения убивал 8–9 человек в день. Это называлось ходить на охоту. Убивали партиями. Пулеметным огнем. Детей бросали живыми в рвы, устланные горящей соломой.