– Говори, что у тебя случилось? Мнешься, будто целка перед первым разом.
– Хи-хи! Так, ничего такого. Мелочь, можно сказать.
– Давай к делу! Не тяни! Из-за мелочи не стал бы маяться.
– Сын у Эрны гимназию заканчивает. Вроде даже неплохо, и из гильдии написали – испытание прошел.
– Одаренный? Ну вот, а ты дочь отрезал.
– Пишут, что ему подтвердили шестой круг. Кажется, родовое у него пробудилось. По нашей и отцовской линии. Огонь и Жизнь. – Густав высказал новость и замолк в ожидании.
– Мелочь, значит? Сколько ему? Семнадцать?
– Вроде еще нет. Вроде скоро будет.
– «Вроде». «Кажется». «Ничего такого». У самого внук в шестнадцать без пяти минут магистр, а он ни в чем не уверен. Ах да! Не внук он тебе. Ты ж его мать от семьи отлучил. Бездарная и за твоего собутыльника замуж не пошла. «Дети тоже бездарными будут». Ты тут, помню, распинался: «Сухая ветка! Отрезать, чтобы соки не тянула». Молодец! Все правильно сделал! И что теперь?
– Хочу ему письмо с приглашением в гости послать и сто дукатов в подарок.
– А как не приедет? Ты внука когда последний раз видел? Год назад? Нет? Пять лет? Десять? Может, никогда? На зубок хотя бы талер подарил? Если он хоть сколько в наш род пошел, в нужник твои дукаты спустит и письмом подотрется. Кстати, и верно поступит. Корхилл, срочно в гильдию. Узнай, кто испытывал, и сам с ними поговори. Делай что хочешь, но снимок его ауры посмотри. Густав. Сейчас же поднимаешь связи, ищешь подходы к дочери и ее мужу. Узнай все: как живут, чем дышат, что едят на ужин и сколько раз гадят в сортире. Ната, ты у нас самая молодая мама. Пусть твой сын поищет общих знакомых с… Дьявол! Даже не знаю, как его зовут!
– Итак, господа, объявляю обсуждение законченным и прошу отдать свой голос за одно из предложений. Первое – просить всех участников скандала покинуть стены нашего университета. Второе – просить дворянина Сентоса покинуть университет по причине использования оружия, которое пристало лишь ворам и убийцам, но никак не дворянину. Остальным замешанным рекомендовать защитить свою честь в дуэли с оскорбленным ими гимназистом. Третье и последнее предложение – всем участникам происшествия предложить на дуэли дать удовлетворение юноше. Господа, дело серьезное, потому голосуем не тайно, а гласно, желательно поясняя остальным членам суда чести свою позицию. Секретарь нашего собрания запишет ваши мнения в протокол. Итак, прошу по очереди высказываться.
– Первое. Всех вон из университета. Мне противно видеть их битые морды.
– Третье. Надо дать ребятам шанс закончить дело с честью. Без сомнения, они поступили дурно. Но пятно на репутации не должно лежать всю жизнь.
– Первое. Четверым студиозам не справиться со всего одним гимназистом… Просто позор! Пьянчуги замарали честь студентов университета! Что теперь люди будут говорить про нас?
– Второе. Сентоса вон. Подлое оружие – подлый человек. Остальным стоит дать шанс. Если смотреть по действиям, против клинка и сам гимназист не возражал. Барона он просто вырубил, а Сентоса покалечил.
– Третье. Думаю, как дворянин, он согласится получить удовлетворение за свою обиду.
– Второе. За клинок любой может схватиться в пылу боя. Я никого не оправдываю, но они были пьяны и все такое. Однако носить с собой кастет – это что-то запредельно грязное, не для благородных людей.
– Ни одно решение не набрало большинства голосов. По регламенту, как председатель, я в этом случае должен единолично вынести решение. Так как большинство, четверо из шести, согласились дать шанс некоторым провинившимся, первое предложение отклоняю. Так как большинство, тоже четверо из шести, отказали в шансе оправдаться Сентосу, третье предложение я тоже отклоняю. Мое решение – принять второе предложение. Если Сентос захочет оправдаться, пусть ищет секунданта вне наших рядов.
– Да, логично.
– Граф, мы не зря выбрали тебя председателем. Даже я признаю справедливость твоего решения.
– Согласен, но вдруг гимназист не пожелает дать удовлетворения? Поймите меня правильно, я не сказал слово «испугается». Человек он не робкий, раз против четверых пошел. Опять же золотое оружие, солдатская звезда. Репутация его не пострадает, а вот университет будет дурно выглядеть.
– Господа, давайте не будем решать за юношу. Если он человек чести, значит, к мнению нашего собрания прислушается. И не будем тянуть, сегодня же пошлем письмо.
После завтрака оделся в наглаженную форму. Вечером мама долго не ложилась спать, раскочегарила утюг и стала приводить в порядок сначала мою, а потом и папину одежду. Утром накормила, одела, обцеловала, и мы с отцом ушли. Я во всем новом, с орденом на шее и кинжалом у пояса. Самописку с собой не взял, хоть она и удобная. У нас в гимназии пару раз те, кто побогаче, пытались ими писать, но классный надзиратель сразу такое дело прекратил. Сказал, что барство, вольнодумство и излишество. Еще вечером из поясного кошеля вытряхнул золото, однако оставил серебро и медь. Утром заставил батю взять дукат и двадцать талеров, на всякий случай. Подарки родителям отдам с окончанием гимназии. Они столько хорошего для меня сделали. Но про ренту и деньги купца я им потом скажу.
По пути в школу вновь встретил Роби и Марги, мы часто вместе ходим. Сразу ощутил бремя славы. Роби начал просить показать кинжал-часы-орден, рассказать, где взял и как ему можно тоже. Лучше прямо сейчас, а он никому не расскажет. Марги ничего не говорила, только стала использовать меня в качестве мишени для стрельбы глазами. Даже на шрам якобы не обратила внимания. Еле отбился, ну прямо как дети. Хотя они и есть дети. Это я – взрослый в теле юноши.
Сегодня мы сдаем последний выпускной экзамен. На этот раз математику. Только сел за свою парту, подошла Фрида, стала извиняться за родительницу. Пришлось напомнить, что я обещал никаких дел с ее семьей не иметь. Ушла, сильно расстроившись. Вообще мое прибытие вызвало в школе переполох. В дверь постоянно заглядывали младшеклассники, и лишь надзиратель, степенно стоящий у входа, отпугивал любопытных детишек. Со звонком зашла экзаменационная комиссия. Генерал, увидев мои награды, поинтересовался:
– По какому полку представлен к ордену?
Я вскочил, сразу встав в стойку «смирно». Мне не сложно, а уважение выказать надо.
– По Горно-егерскому принца Лагоза лейб-гвардейскому полку, ваше превосходительство.
– А! Горлохваты! То-то ты маршируешь ловко. Садись.
Сел, но чинное течение экзамена сразу было прервано зашедшим школьным инспектором со служителем, одетым в дворцовую ливрею.
– Прошу прощения, – деликатно извинился инспектор. – Просят камер-юнкера Тихого, – и пропустил вперед ливрейного.
Тот зорко оглядел класс, подошел ко мне, изящно поклонился и весомо сообщил:
– Ваше благородие, его величество требуют во дворец. Экипаж уже подан.
Такой, понимаешь, тонкий намек, что срочно. Дескать, нечего рассиживаться, сам государь ждет.
У всех присутствующих челюсти вновь на полу. Я вскакиваю и вопрошаю у директора:
– Виноват! Служба! Разрешите идти?!
Тут все – директор, инспектор, учителя, генерал – стали уверять, что я здесь совсем-совсем не нужен. Действительно, зачем на письменном экзамене ученик? Я собрался за минуту и порадовался, что глаза не лазеры. Иначе во мне прожгли бы дыры. Когда шел к выходу, ребята из класса отчаянно завидовали, а девочки… девочки так смотрели! Директор оставил за себя инспектора и проводил меня до самого выхода. Уважаю. Настоящий профессионал. Сразу почувствовал, куда ветер дует. Сказал, на субботнее торжество по случаю выпуска могу прийти «по возможности» и «не в ущерб службе». Из министерства пришло указание – оценки получу такие, как в табеле за год, а раз у меня там «отлично», то так же будет в аттестате.
По прибытии во дворец с час ждал вызова, сидя на удобной скамеечке в дежурном помещении. Когда позвали наверх, меня проводили не в тронный зал, а в небольшой кабинет. Прошло не больше минуты-двух, затем вошел его величество. Низко кланяюсь. Теперь без разрешения руку целовать невместно, я уже не недоросль, а камер-юнкер. За государем шагнул генерал-аншеф граф Орнер фон Лаунгер, разных орденов кавалер и личный друг государя. Про воинские победы генерал-аншефа складывают легенды. Кому-то в коридоре повелительно махнули рукой, и тот остался за захлопнувшейся дверью.
– Здравствуй, малыш, – поздоровался государь.
– Здравия желаю, ваше величество! – Стою как каменный и ем глазами начальство.
– Не тянись уж слишком, вижу, выправка хороша. Что за внучку вступился, ты молодец. Что никому не сказал про то, другой раз молодец. Газетенкам только дай наше имя потрепать в грязных статейках. Потому за это дело наградить тебя как положено не могу. Однако и должным быть не желаю. У тебя есть какая мечта? Проси, исполню.
Э, нет! Это мы уже вчера проходили. Фигушки я чего попрошу.
– Ваше величество, достиг я всего, о чем мог желать. Получил награды, службу и аудиенцию первейших людей королевства. Крайний предел мечтаний достигнут.
– Может, пойдешь ко мне служить?
– Виноват, ваше величество. Мой долг служить вам на любом посту. Однако со всем моим смиренным почтением скажу – перейти к вашему величеству никак не могу. Только вчера принял службу у его королевского высочества принца Лагоза и не могу отказаться от нее, при всем моем к вашему величеству почитании.
– А коли титулярным камергером поманю? Согласишься?
Ого! Чин восьмого класса! Хочу-хочу-хочу!!!
– Ваше величество, еще раз прошу вашего высочайшего прощения. Это было бы совсем неправильно – бросать своего господина ради другой службы, пусть куда более великой и почетной. Примите мое самое искреннее раскаяние. Но я не могу отказать своему господину, хотя буду верен вам всегда.
За отказ могу сейчас получить по шее так, что вылечу со службы со страшным свистом. Государь переглянулся с аншефом.