– А вот и наш паренек. Изгоенок. Гляди, слово сдержал.
– Вижу, Данила. Не сыпь на рану. Пошли.
– Недогрызло. Недогрызло парня.
Час, а может, и больше, мы молчали, спрятавшись за поваленным деревом. Все слова куда-то хором топиться пошли. Каждый из нас видел перед собой ту картину. Каждый из нас немало в Катарсисе повидал. Молчали.
– Не изгой это сделал, – разрушил стену Гет. – Учуял вонь арагора. Много раз выслеживал. В домах, подвалах, норах. Хорошо знаю этот запах. Не человеческий он. Нелюдя нора.
Говорил шепотом.
– И арагор сам люк отодвигает. И, будучи в своей норе, люк на место кладет и чем-то сверху накрывает, чтобы люка видно не было.
– Тоже подумал.
– То-то. Будет видно, Данила.
Помолчали.
– Слышу что-то, – сказал я. Егерь замер.
Прислушались.
Все ближе и ближе доносились голоса. Два голоса. Один из них мы узнали. Присмотрелись, узнали Мотылька. Рядом с ним стоял неизвестный, тоже не то в плаще, не то в длинных лохмотьях, высокий, худой. Не разглядеть лица. Он был выше Мотылька на две головы. Отодвинул люк Мотылек. Второй стоял рядом и смотрел на него. Сначала вниз спустился Мотылек, затем неизвестный.
– Ловушка это, Злой.
– Не понял.
– Нас заманили, – прошептал Гет.
– Говори прямо. Времени нет загадки разгадывать. Что заметил?
– Будь спокоен. Не делай резких движений, что бы ты ни увидел, Сашик. Все это иллюзия. Держи себя в руках.
– Да о чем ты, скажи. Ничего не вижу.
Данила повернулся ко мне лицом.
– Сына вижу. Стоит перед люком. Мне в глаза смотрел.
– Там никого нет.
– Там никого, Злой. Прав. Заманили.
Когда мы подошли ближе к люку, я понял, о чем говорил егерь. Лук выпал из рук.
– Чтоб тебя, Злой. Иллюзия это, – ударил Данила меня по лицу. – Приди в себя. Лук подбери.
Я быстро поднял лук с земли. В этот момент из люка наружу вылез Мотылек. Я не раздумывал. Тетива к подбородку. Спокойствие. Выстрел. На все это понадобилось не более двух секунд. Стрела проткнула солнечное сплетение изгоя. Гет выстрелил почти в тот же момент. В голову. У Мотылька не было шансов.
– Сейчас стражи сбегутся на выстрел, недалеко они, – сказал я.
– Что увидел, Злой?
– Пришел в себя после твоего отцовского леща. Это потом. Что со вторым делать будем?
Подошли к люку.
– Вылезай. Если вылезешь сам, не сразу пристрелим, – крикнул Данила.
Тишина.
– Я полезу, – сказал Гет.
– Он там сутки просидит, не вылезет, крыса. Без ствола он был. А в канализации ничего из железа не было.
– Осторожнее.
Егерь быстро спустился. Я смотрел вниз.
Он зажег спичку, держа револьвер перед собой.
– Злой…
– Что?
– Нет здесь второго.
– Как – нет?
– Пусто. Никого.
– Невозможно, – сказал я себе под нос.
– Спускаюсь.
Когда спустился, не понял, как это вышло. Залезли вдвоем, а вылез только один.
– Ты же сам видел, Гет? Не глюк же был?
– Видел. Кто знает?
– Его здесь нет. Это факт. В граде будем думы думать, надо подниматься.
– Замкнутое пространство. Некуда прятаться.
– Мы разное видели в Катарсисе, Данила, – напомнил я. – Вылазим.
В граде Покоя царила тишина. Смерть Пикассо и вся эта мрачная история с Мотыльком и неизвестным затронула за живое каждого из оставшихся в лагере.
Удалось даже немного подремать днем, наверное, от нервяка в сон склонило. Когда проснулся, зашел к Гету.
– Что дальше будешь делать, Данила?
– Закрыл свое. Остались еще вопросы, буду носить в себе. Но уже не здесь.
– Ночь сегодня начнется.
– Ночь переживем, даст Катарсис, и отправлюсь в путь. Пустоши – мой дом.
– Нужно пацанов похоронить.
– Похороним. Святое.
– Не сейчас уже, не успеем. После Ночи.
– Добро. Злой!
– Что смотришь так?
– Чего видел там, у люка?
– Что видел, того нет. Иллюзия.
– Не скажешь?
– Не нужно это никому, Гет. Да и мне тоже.
– Как знаешь. Больно иллюзии видеть.
– Да.
– Арагором воняло там. До сих пор чувствую этот запах.
– Он мог жить там до Мотылька.
– Мог. Эта версия меня устроила.
Не устраивает другое.
– Меня тоже.
– Есть предположения?
– Думается всякое, как и тебе.
– Ваар?
– Говорю же. А ответов нет.
– Что надумал сам: остаешься в граде Покоя или вперед пойдешь? Перед Мироном ты обещание свое сдержал.
– С тобой пойду.
– Не шутишь?
– Нет.
– Думаешь…
– Думаю.
– Лады тогда. После Ночи обсудим, Злой. Надо готовиться к новому демону, шесть суток этот демон не даст нам покоя. Оставь меня, хочу побыть в тишине, пока есть несколько часов. В ближайшие сутки у меня не будет такой возможности.
Через какое-то время мы почти одновременно спустились вниз, к Мирону.
– Я свое дело сделал. Больше меня здесь ничего не держит.
– А жаль, Злой. Куда пойдешь? В станицу Покинутых?
– Нет. В другое место.
– Не скажешь?
– Некому за лагерем присмотреть, не уберегли пацана, – сказал я Землекопу.
Посмотрел на егеря, он понял мой взгляд.
– Вот как оно бывает, Сашик. Когда вилами по воде пишешь, – сказал он.
– Это Катарсис.
– Как ему удалось выманить пацана из дома? – спросил Мирон.
– По-разному можно было. Захотел по нужде сходить, облегчиться. Присел за домом. И все. Нет пацаненка.
– Зачем тогда ствол оставил? Ты бы оставил ствол в доме, если бы приспичило, Злой?
– Я – нет. Думаю, и он бы не оставил.
Что-то, быть может, выманило его из дома. Это Катарсис. Здесь всякое бывает: и померещится, и послышится.
– Гадко все это, граждане изгои. Ну и история.
– Признал сразу тебя. Все так, как мы и думали. Непомнящих выбирал, – сказал я Гету.
– Так кто тела-то жрал? Этого не понял.
Мирон пил дуру.
– Мне по херу, Землекоп, – отрезал Данила. – Что этот Мотылек, что его друган – хрен пойми, человек, или нелюдь, или призрак. Или все вместе. Мне по барабану, кто жрал. Убраться отсюда хочу.
– Ты это, егерь. Запомни мою доброту. Что самую лучшую комнату выделил тебе из всего дома. А брал с тебя немного. Так, для приличия.
– Покажи документы на дом и на землю, старый мошенник, – улыбнулся Данила. – Развел меня, как малое дите.
– Ладно, проехали. Как говорится, много сладкого не надо, а то что-то слипнется. И слова хорошего не услышишь.
– Хорошо. Благодарю тебя: и за жилье, и за молчание.
– Ты это там, на своих землях скажи, чтобы знали изгои про Мирона, – довольно усмехнулся хозяин.
– Пойду я. Побуду один, сколько осталось до Ночи, не скоро еще выпадет такая роскошь, – егерь встал и вышел из комнаты.
Часть четвертаяНочь
– Решай, Злой, с кем останешься: с нами или с непомнящими?
– «С нами» – это с кем?
– Со мной и казначеем. Он остается у меня. В своем доме окна не заколачивает, свет дневной любит.
– Данила?
– С ними, так решил.
– Я тоже пойду к ним, Мирон. За приглашение благодарю.
– Твой выбор. Тогда предупрежу тебя, как старого приятеля, ты год в Катарсисе не был. Ночи стали страшнее, не каждый может эту ночь пережить.
– А что, Мирон, у тебя какие-то особые условия, чтобы Ночь пережить?
– У тебя есть выбор, Злой.
– И я свой выбор сделал, Землекоп. Даст Катарсис, переживем все эту Ночь.
– Погоди, Сашик. Вот возьми. Еды про запас. Переживешь Ночь, дуры мне принесешь еще, этим и отплатишь. Вам с непомнящими шесть дней что-то жрать нужно будет.
Мирон поставил на стол два ящика. Подготовил к моему приходу. Ожидал, что такое решение приму.
– А за это благодарю, Землекоп. Будет Рассвет, отплачу тебе. Бывай.
– Бывай, Злой.
Мы собрались всем градом в одном доме. Все окна были заколочены, все оружие было при себе. Двери закрыли на засов. Пришла Ночь в Катарсис. Напряжение нарастало, ощущалось волнение парней.
– Злой, может, вы нам историю какую-нибудь интересную расскажете? Из жизни. Чтобы время скоротать и отвлечься, – попросил Данила. Непомнящий из него, как из меня житель Коробки.
– Послушайте. Там что-то есть, на улице, – сказал Коля.
И мы все замолчали. Прислушались.
– Что бы вы там ни услышали – ни при каких обстоятельствах не открывайте дверь, – шепотом сказал я.
– Мы знаем. Уже не одну Ночь пережили. Нам всем жить хочется. А у вас, к слову, это первая Ночь после года нормальных ночей.
Я вернулся в Катарсис на Рассвете, счастливчик. А ведь многие возвращались и в Ночь. Не каждому выпадал счастливый билет – дойти живым до града Покоя.
Наступила тишина в доме. С улицы доносились какие-то звуки, шорохи. Голоса вдалеке.
– Там какая-то женщина с кем-то разговаривает, – сказал Гриб. – Точно, женский голос. Красивый голосок. Как из Коробки.
– Постарайтесь сосредоточиться на своих мыслях или моем голосе. Пока мы в доме, мы защищены. Пока вы слышите мой голос и понимаете мои слова, вы в своем уме. Не прислушивайтесь особо к тому, что там, на улице, говорят, даже когда начнете знакомые голоса слышать. Это еще одно испытание, и его нужно пережить, – сказал я.
– Однажды собрались мы в поход с Питоном – новые дороги исследовать на дары Катарсиса, да карты свои дополнить…
– А у вас большие карты, Злой?
– Какие есть, других нет.
Я начал свою историю…
«– Не река Самсона и не плод вечности – главные богатства Катарсиса. Фолиант ищу я, Злой.
– Что за фолиант?
– Древняя книга, в которой, по слухам, запечатаны все знания, карты, обозначения местности вместе с возможным местонахождением даров, и суть всех процессов, происходящих в Катарсисе. Что такое сам Катарсис. Что такое Ночь. Что такое нелюди и дары. Переплет этой книги – из досок, обтянутых свиной кожей с узорным тиснением, с застежками. Ее возраст – половина тысячелетия. На аукционе фолиант стоил бы столько, что все дары разом можно купить за эти деньги. Если она существует, то, возможно, в ней я смогу найти ответы на свои вопросы, почему внезапно исчезли все жители Катарсиса. Что с ними стало. Какой катаклизм привел к таким глобальным последствиям. Что такое Катарсис, и кому нужно заселять его изгоями.