– А если ее нет? Что, если это одна из выдумок местных трепачей?
– Не может, Сашик, такого быть, чтобы вся эта шелуха – дары, река, плод – не были ширмой, за которой спрятано настоящее богатство. Не верю я в это…»
– Если бы мне пришлось выбирать, – сказал Коля, – я бы никогда не выбрал этот фолиант. Я в школе читать не любил. Литература была одним из самых нелюбимых уроков. Я бы плод вечности выбрал и продал бы его за столько, что до конца моих дней ни в чем бы не нуждался.
– А я выбрал бы воду из реки Самсона, – сказал Серега. – Влюбился бы в женщину, вернувшись в Коробку, полюбила бы она меня на весь остаток своей жизни. И горя бы не знал.
– А ты? – раз пошла такая пьянка, спросил я у Данилы.
– Фолиант бы меня заинтересовал, однозначно, – сказал тихо Гет.
В дверь дома постучали. От неожиданности Гриб аж подпрыгнул.
– Чуть душа под землю не ушла через запасной выход, – сказал он. – Что за диавольщина?
– Откройте. Из станицы Покинутых шел, изгой я. Попал в Ночь. Еле добежал до вашего града. – Настойчиво лупил кто-то в дверь.
– Не рыпайся, – прошептал я Сереге. – Даже не вздумай.
– За мной нелюди бегут. Не выжить мне. Откройте дверь.
– Почему он в нашу дверь стучит? – спросил Гриб. – У нас же нет света в доме, шепотом говорим, мышь на втором этаже не услышит нас.
– Наконец прозвучал правильный вопрос, – сказал Данила.
– Откройте.
– Это испытание, повторяю вам. И отнеситесь к этому соответственно. У нас цель – пережить шесть суток. Во что бы то ни стало мы обязаны эту цель выполнить.
В дверь перестали стучать. Спустя какое-то время послышался смех. Хотел бы я этот смех никогда не слышать.
– Сдохнете вы все. Сдохнете. Немного вам осталось.
Серега смотрел на меня, в его глазах были растерянность и страх. Нехороший взгляд.
– Если никто не станет больше перебивать, продолжу историю свою…
«– По слухам, в свежей могиле он зарыт. На неистоптанных землях. Возле могилы этой протекает ручей с чистой питьевой водой. Выпить нужно этой воды перед тем, как копать могилу.
– Все это похоже на какой-то развод, Питон. Могила. Ручей. Фолиант.
– Будет видно. Так можно было бы сказать и про реку Самсона, если бы сам воочию не увидел ее и не набрал оттуда воды.
– Да, так оно и есть, – не стал я отрицать очевидное. – Зачем тебе все эти ответы?
– Повторяю, Злой, ценность фолианта для тех, кто понимает его подлинную силу, выше всех даров, разом взятых в Катарсисе. Это не просто старинная книга. Это мощное оружие. И если она на самом деле существует и попадет не в те руки, будет большая беда, исправить которую будет почти невозможно.
– Не понимаю тебя.
– Некоторые вещи тебе непонятны не потому, что ты глуп. А потому, что эти вещи не входят в круг твоих интересов. Поймешь, Злой. Не расстраивайся, придет время – обязательно поймешь».
Запасы еды постепенно уменьшались. Воды оставалось на несколько глотков. На третьи сутки начался дождь. Каждый из нас мысленно просил Катарсис прекратить его, чтобы душу не травить. А он, будто издеваясь над нами, продолжался целые сутки. Большое везение, что Гет, поднимаясь на второй этаж, где мы организовали временную уборную, заметил в крыше щель, из которой капала вода. Каждый из нас набрал себе на несколько глотков. И на том спасибо, живы пока.
На пятые сутки почти вся еда закончилась. И произошло кое-что интересное.
– Кто на этот раз стучит? – усмехнулся расслабленно Гриб. Все мы уже привыкли к Ночи и даже ощущали себя в относительной безопасности в этом доме.
– Открывайте, парни. Мирон это, – послышался знакомый голос.
Все непомнящие посмотрели на меня. Данила смотрел на дверь.
– Барышника голос, точно, – сказал Гриб.
– Ага, – поддержал Серега.
– Не отвечайте, – сказал спокойно я. – Барышник лучше в землю полезет, чем выйдет из своего дома. Нелюди Ночи это. Не барышник.
– Злой, открой дверь. Хватит в игры играть, да детвору запугивать страшилками. Я вам еды ящик принес. Уже, поди, закончилась. Здесь пока тихо, в граде никого нет, кроме нас. Откройте. Сколько еще буду ногами стучать, руки отваливаются.
Гриб сделал движение, скорее неосознанное. Все были на нервах, я в том числе. Не нравилось мне это.
– Сиди, сопляк, – рубанул я. – Даже не вздумай.
Мне показалось на секунду, что если бы он решил подойти к двери и тронуть засов, я бы его рукой за шею схватил и поднял над землей. Поставить под угрозу не только свою жизнь, но и жизни всех нас… Дурные мысли ворвались мне в коробку.
– Я и не думал, – немного огорченно отозвался он.
– А ты, Злой, так жить хочешь. Хочешь, да? Не ищи, и, может, останешься жить. В любом случае рано или поздно сдохнешь, как и Питон. Всем вам туда дорога.
– Слыхали, как барышник заговорил? – улыбнулся я. – Как будто черт в него вселился.
Обстановка начала разряжаться. Напряжение постепенно спадало. Спустя какое-то время начались шутки, вспомнились анекдоты. А Гриб даже историю рассказал, как однажды над градом костреба, парящего в небе, увидел.
Прошла Ночь. Пережили ее.
Пришел Рассвет в град Покоя, и вместе с ним пришло чувство шаткого внутреннего спокойствия и расслабленности.
Отодвинули засов и вышли на улицу. Парни припали к земле, думал, землю целовать начнут, ан нет, воду хлебали из луж.
Гриб крикнул на весь град:
– Ура! Пережили ночь!
Я разделил с ним его неконтролируемые эмоции и похлопал Данилу по плечу. Он стоял рядом и улыбался, глядя на пацанов, пивших воду с земли.
– Пережили, приятель. Пережили.
– Пережили, Злой, – улыбнулся он мне. – Наконец, пережили.
Гриб напросился с нами в поход. На Катарсис одним глазком поглядеть да опыта набраться.
– Было время подумать. Хочу попробовать выбраться отсюда. Только не назад, а вперед. Не так просто мне было то видение дано. Возьмите меня с собой. Под ногами мешаться не буду, что скажете, сделаю. Буду идти, сколько надо, могу без перерыва.
– Головой идти надо, – сказал подошедший к нам Гет. – А не без перерыва.
– Возьмем парня с собой, Данила?
– Почему бы и нет? Пусть идет. Еще один боец нам лишним не будет.
Оказавшись на месте, Гриба мы отправили заняться костром. А сами спустились вниз.
– Злой, тут барахла самого разного кучи, сжечь бы все это. Вместе с этим местом. Смертью все здесь смердит.
– Всю одежду разом сожжем. Ножи, ложки, вилки, часы, кольца, кресты сложим в рюкзаки. Надо бы закопать вместе с пацанами.
– Так и сделаем. Что с этим? Я его хоронить не буду.
– Я тоже, Гет.
– Не мучает вопрос тебя, Злой?
– А толку от него? Растворился. Померещилось, может?
– Еще одна иллюзия? Мы слышали, как оба разговаривали. Должно быть, эта мразь поехала котелком вместе с нами, и все втроем поймали глюк. Да не верю я в это. Был второй. Точно был.
– И что теперь. Где его искать прикажешь?
Вынесли потихоньку и парней, и их вещи. Одежду сожгли.
– Почему не здесь, Злой?
– Ванаки выкопают. Падальщики они. Не вариант здесь. Похороним на погосте в граде. Среди наших уснувших: и непомнящих, и изгоев.
– Это мысль.
Толя, Гриб который, сам напросился спуститься в люк и посмотреть своими глазами. Мы отговаривать не стали, было понятно, что не костры разжигать ему в Катарсисе хотелось да барахло жечь, а жути хапнуть. Залиться увиденным до краев. Залился. Замолчал. Всю дорогу назад не сказал ни слова.
– Завтра утром отправляемся в путь. Дорога дальняя, Злой. Тройку не ночей будем спать, где придется, может, и под открытым небом.
– Напугал изгоя рекой Самсона.
– Пожитков у Мирона закупим. Да еще дуры ему сегодня принесем. Знаю место дара одного, посмотрим по времени, может, прогуляемся до Земель трупов. До источника обязательно дойти надо, воды в склянки набрать в дорогу… Стрел побольше возьми. Патронов.
– Пойдем через станицу? – поинтересовался я.
– Да.
– Отлично. Заскочу к Начальнику на два слова.
– Дело твое. В отеле засиживаться не резон.
– Мне тоже интереса нет.
– Обрисуй весь путь.
– Град Покоя – станица Покинутых. Станица Покинутых – Мертвые воды. Мертвые воды – Град Тишины. Град Тишины – Пустоши.
– Сколько, по-твоему, дней уйдет?
– До следующей Ночи должны успеть. Не бу-ду загадывать, Злой. В дороге все может произойти. Даже самые близкие маршруты можно пройти так, как самые дальние не ходил. Не меньше пяти точно.
– Барышника два на пути. Мирон – град Покоя. Начальник – станица Покинутых. Или я кого-то упустил, путь этот не знаю и его обитателей, соответственно?
– Все правильно. Два. В Мертвых водах и граде Тишины барышников не встретим.
– Что в граде Тишины творится?
– Катарсис. Как и везде. Смерти не меньше, чем в Мертвых водах. Будем идти максимально тихо и осторожно, чтобы без шума и пыли.
– Дальше начала Мертвых вод не был. Весь Катарсис малюет Мертвые воды самым опасным местом в этом мире. Град Тишины тоже малюют мрачными красками.
– Поменьше слушай, Злой. Не так страшны Мертвые воды, как их штурмуют языками под дуру в отеле. Языком мы все штурмовики, и языком диавол страшнее ближнего своего.
Не был ни разу – будешь. Увидишь все сам. Не нагоняй жути заранее – и все будет, как и должно быть. Ладушки?
– Ага.
– Удивил меня малой. Толя который.
– А чего ты хотел? Зубы режутся у парня.
– Насмотрелся за сегодня столько, сколько за три месяца в граде не видал.
– Надо смотреть и слушать. Без этого никак.
Тоже думал, что побежит к хранителям, умолять тех будет, чтобы выбраться помогли.
– Навеяло о своем, далеком. Родила как-то сука двоих щенков. Один рыжий, как мать. Короткошерстный. Подвижный, кусался. Второй – лохматый, как медведь. Медленный. Добрый. Лишний раз рот не открывал, все бегал ко мне, чтобы я его гладил. Мне лет семь было. Отец сказал, что оставит короткошерстного рыжика, потому что он злой. И будет хорошо службу нести. А этого лохмача кому-нибудь пристроим. Случилось так, что меня не было дома, уезжал куда-то. Вернулся на следующий день. Медведь изменился до неузнаваемости. Он нападал на рыжика, кусал его, рычал. Показывал, кто хозяин. Начал гонять соседских котов, на прохожих гавкать. Я долго не мог понять, что произошло. Немного повзрослел – понял. Отец оставил лохматого, и прозвали его Барсом. Около двадцати лет пес нес службу отменно. Был злым, когда нужно, и ласковым, когда просил погладить.