– Согласен.
– На том и договорились.
– А могли к этому времени уже быть в станице Покинутых.
– Не будем, Данила. Могли уже и в земле червей кормить.
– Резон.
– За нашим градом кто-то присматривает. Надо не забывать об этом.
– В норе отморозка был один матрас. Одно ведро, один нож и ложка. Одна чашка.
– Заметил.
– Не складывается пазл, Сашик. Как бы ни пытался.
– Все сложится. Терпение.
– Чем займешься сейчас?
– Есть идеи, Гет?
– Нужны твои связи. Поговори с хранителями. Пусть расспросят у своих в нашем крае – не видели ли кого-нибудь постороннего, может, кто терся возле линии.
– Ну, скажут: да, терся. Хер знает кто, звать хер знает как. Много поможет?
– Предлагаешь сидеть без дела да палец свой жевать?
– Помню твои слова, егерь. Не ногами идти надо, а головой. Хорошие слова.
– Злой, не могу я сидеть сложа руки и думы думать. В процессе думать буду. Прогуляюсь я.
– Куда курс возьмешь?
– Прогуляюсь к источнику. Нужно пройтись.
– Удачной прогулки, егерь.
Я тем временем подошел к гостю. Он сидел с Толиком в комнате, изгоенок наш чему-то поучал непомнящего, важничал.
– Меня Злым называют, – представился я.
– И вправду злой?
– Какая губа у бабы не дура: верхняя или нижняя?
– Не дурак.
– Катарсис покажет.
– Вот и поговорили.
– Не сопи в две ноздри, здесь тебе зла не желают.
– А где желают, Злой?
– У зеркала не желают? Ты имя свое не назвал.
– Мирон сказал, какое у меня имя в Зоне.
– Нет, из прошлой жизни имя. Как в Коробке называли.
– Ярослав.
– Если будут у тебя вопросы, можешь обращаться. Тебя освобождаю от дежурства на первые сутки, Ярослав. Осмотрись. Пообщайся с местными. Понюхай каждый дом. Делай все, что хочешь, в пределах того, за что тебе пулю в лоб не всадят. После этих суток будешь вместе с нами смотреть по сторонам, да железякой мух отгонять.
– Рассказали мне, каких мух отгонять железякой буду, – в его голосе будто прозвучал укор.
– И? Есть что сказать?
– Нет. Нужно – значит, буду.
– Вот и славно. Пойдем за погост. Напомню, как стреляет эта железяка. Бутылок ненужных нет, но что-нибудь придумаем.
– Идем.
Странный товарищ. Чересчур бесчувственный, что ли. Это, к слову, хорошее качество в Катарсисе. Но у парня явно перебор. У него будто наглухо отбиты эмоции. У многих изгоев, которые не один месяц Катарсисом живут, бывает так. Приобретенная в Катарсисе опытность. Когда понимаешь, что в некоторых нестандартных ситуациях найдешь, как себя повести, иначе можно сыграть в ящик. Эмоции излишни. Только мешают.
Перед тем как заступить в свою смену, зашел к Гету.
– Как сходил?
– Напился, да набрал в склянки, спасибо, что живой. Ничего не нашел, никаких гениальных мыслей в коробку не залетело. Такие дела, Злой. А у тебя что?
– Пообщался с непомнящим.
– И что?
– Тебе не показалось, что нутро у парня похоже на изгойское?
– Сразу обратил внимание, что для непомнящего зашуганного он шибко вумный и раскрепощенный. На вопросы отвечает правильно, в рот, как пряник, не лезет. Про прошлое не треплет. Как ему выгодно, так и отвечает. Какую-то школу жизни, первые классы где-то отхватил явно.
– Но револьвер в руках держать не умеет. Сдается мне, не играет. Не дружит с железом. Так привиделось. Если не так, то актер получше тебя будет.
Да, с вопросами не теряется. Но сам знаешь, не только Катарсис учит этому. В Коробке тоже мест достаточно, в самых узких кругах, где можно этого начерпаться.
– Обратного не утверждал.
– Присмотримся. Рано или поздно проявит себя, к пророкам не ходи. А дальше станет понятно, как с ним диалог строить.
– Рассказать тебе кое-что хочу, Сашик.
– Говори.
– Был я у источника, воду в склянку набирал. Спиной почувствовал, что смотрит кто-то, физически этот взгляд ощутил на себе.
Обернулся. Вижу ванака метрах в ста от меня. Стоит и смотрит на меня. К револьверу рука потянулась, состояние гадкое, словами не передать. Что-то почувствовал, а описать не могу. Не ванака боялся, ситуации. Стоит и смотрит, даже не пошевельнулся. Хотел уже было камень с земли поднять и запустить в его сторону, чтобы ломанулся своей дорожкой, да только лыжи сверкали. А он вдруг, как будто понял, что я хочу швырнуть в него каменюку, так спокойненько глянул на прощание и ушел прочь. Чутье у меня нехорошее, Сашик.
– И на погосте музыка играет. Рейтузы успевай сушить.
– Как будто что-то сказать мне хотел. Передать. Но вот что?
– Катарсис на загадки силен. Пойду я, егерь. В смену заступать нужно. Отдохни. Разбужу тебя.
– Лады.
На том и попрощались.
Смена выдалась тихой. Коля был спокоен, молчалив. Нем, как труп. Нравится мне эта черта в нем. Я первым завязал разговор.
– Что слышно, Николай?
– Все тихо.
– Как настроение – боевое?
– Если на град нападут, буду защищать.
– Правильный настрой, боец. Спокоен ты?
– Это маска.
– Хорошая маска. Такая в Катарсисе нужна. Да и не только в Катарсисе.
– Александр…
– Да.
– Все мы здесь передохнем, да?
– Не боись, Коля. Даст Катарсис, переживем эту смену. Что конкретно отягощает? Спроси, если есть нужда.
– Не знаю уже, что лучше: пойти к хранителям, там спрятаться, если не прогонят, или ждать смерти здесь.
– По кайфу быть сладкой булочкой, да?
– Не понимаю, о чем вы.
– Нехорошую позицию выбрал, Николай. Не протянет Катарсис руку жертве, когда придет час. Непомнящих губит отсутствие даже не опыта, а стремления отрастить зубы и выбрать другую роль в этой системе. Ну, ничего, Мирону всегда будут нужны те, кто старую рубашку постирает, порядок в доме наведет.
– Скажите мне, если можно спросить, каково это – быть изгоем?
– Спросил так спросил, – усмехнулся я. – И что тут ответишь? Образ жизни такой, Коля. По-другому пробовал, да не можешь. Не уходишь, когда страшно, не потому, что некуда возвращаться. Никто в Коробке не ждет, так оно и есть – не ждет, но не только поэтому вперед идешь. По кайфу мне жить в системе, где в любую минуту могу принять ислам – мазохист я, что ли? Этим манит Катарсис меня. Никогда не знаешь наверняка, доживешь до конца дня или нет. А еще – неизведанностью. Загадкой Катарсиса, которую никто не может разгадать.
– Да, странная у вас философия. Катарсис – наркотик.
– Еще какой. Думал, возьму «истому» и уйду навсегда. Не срослось. Другие у Катарсиса планы на меня.
Ну что, Николай. Пора спящих красавиц будить, да самим отдыхать ложиться. Вот и смена наша подошла к концу.
Уснул сразу. Снилась Коробка. Питон снился. Проснулся оттого, что лезвие к шее приставили – острое, холодное лезвие. Уже был в жизни пренеприятнейший опыт, чудом не лишился коробки. Хорошо запомнил это прикосновение.
– Ну что, просыпайся.
– Проснулся, – не растерялся я.
Передо мной, у кровати, с клинком, лезвие которого было приставлено к моей шее, сидел на стуле, как его Мирон прозвал, Кафка. Учитель русского языка и литературы.
– Бережет тебя Катарсис, Злой. Сохранил тебе жизнь. Не услышал ты криков, выстрелов, рек крови прилива в град Покоя. Не услышал ничего, хотя беспокойно спишь. И крика товарища своего, егеря – тоже. А звал ведь тебя.
– Все?
– Все, Злой. Только ты. Катарсиса любимец. На егере тоже поставил клеймо, выжил бы, если бы первым на меня не пошел. Будешь знать, вот тебе урок на чужих ошибках: и Катарсис бессилен, когда помеченный им на меня первым оружие направит.
Запомнил?
– Запомнил.
– Что снилось тебе, счастливчик?
– Назовись. Чем бы ты ни был, назови свое имя.
– А что, Кафку во мне не признал? Верно не признал, старый пройдоха. Вааром дразнят. Духом, как ты любишь говорить.
– Что ты такое?
– Каждый камень, лежащий у тебя под ногами, каждый ванак, пробегающий мимо, каждый костреб, каждый куст, каждый дар – глаза мои и уши мои.
– Теперь понял, что именно Гет, упокой Катарсис его душу, говорил.
– Да, не подвело чутье егеря. Смотрел мне в глаза, да не мог объяснить словами, что не ванака ободранного перед собой видит, а другое. Эта штука очень часто спасает вас, что вы чутьем называете.
– Мотылек ни при чем, да? Он не убийца, не потрошитель.
– Нет, подчинил его разум, взял его тело. Да бродил в его теле. Как и этого Кафку – у самого града принял, из Коробки шел. Память не до конца угасла, сознание тоже – наполовину я, наполовину он. Но моя часть сильнее. Он бы и хотел что-то предпринять, да не способен.
– Много еще в Катарсисе порождений, подобных тебе?
– Всякое здесь обитает, Злой, не мне тебе рассказывать.
– Почему мы видели тебя с Гетом у люка? Этот облик, это был ты?
– Я. Думал, ты смышленее окажешься, да поймешь, что к чему. Когда разделил нас на две половины в прямом смысле.
– Теперь все проясняется.
– Тебе еще в Катарсисе жить, изгой. Запомни урок номер два: увидишь бедолагу, разговаривающего с собой и отвечающего самому себе, проходи мимо, пить из одной кружки не лезь, да в кореша не набивайся. Может быть, уцелеешь, если Катарсис того захочет.
– Что будет дальше?
– Превратится град Покоя в пустые земли. В мертвые и опасные земли. Барышника в здешних краях не будет. Когда расцветет град Покоя вновь, ты уже будешь далеко от этого места. Есть у тебя все шансы, изгой, стать одним из главных любимчиков Катарсиса. Вижу, не боишься меня.
– Не боюсь. Ты пришел не по мою душу.
– Верно.
– Почему непомнящих? Ритуал такой?
– Их проще выманить, заманить и убить. Не понимают еще законов Катарсиса. Таких, как Захар – труднее. Знает, как все устроено. Но получилось и Захара в смуту ввести. Удачно карта легла.
А ты расскажи мне про свой страх, парень. Кровоточит рана. Видел я, как кровоточит. Лук свой потерял, лучник, да ключи от здравого смысла. Кровью весь истекаешь.