Однажды проснулся и понял, что не другом меня считают повидавшие Катарсис изгои, не братом, а так, помощничком своим, ничем серьезным. Из жизни чем-то важным не делились, помалкивали, даже имен их настоящих не знал. Тогда понял я, что человеколюбие в Катарсисе должно быть другим. Сначала сделай себе имя, оружие в руках держать научись, да слова свои с делом связывай. А затем и помогай по доброте душевной, кому посчитаешь нужным, да люби, сколько тебе вздумается. Если вздумается после этого. Ушел в станицу Покинутых после Ночи, на Рассвете, никого не предупредив. С одним ножом. В граде Покоя решили, что сгинул. Куда мне в станицу Покинутых идти? Да еще и голым.
Я внимательно слушал друга. Мне подумалось, что так он еще не изливал душу никому.
– До станицы дошел. А в станице человека серьезного спас. Кровью истекал, на ублюдка неизвестного нарвался, шел к нему с опущенным стволом. Тот урод издалека назвался знакомым Володе именем. Сбрехал. Поживиться хотел, увидел, что оружие весомое в его руках.
Я вовремя подоспел. Орудовавший тесаком унес ноги вместе с оружием, когда меня издалека увидал. Исподтишка ударил, нелюдь проклятый. Много раз всадил, чтобы наверняка. Крепышом Володька оказался. Помог я ему. Сказал он мне, что нужно промыть и зашивать, иначе кранты, кони двинет. Надо, так надо. Хирургом никогда не был. Володя попросил достать иголку с нитками из его рюкзака. На огне иголку подержать. Сделал. Ручки-то тряслись, брат. Но сделал. Иголку согнул. И криво, косо зашивал. Бедолага кричал, в какой-то момент отключился. Перевязал я его тряпками всего, как мумию. Свою одежду резал. Когда раненый пришел в себя, сидел возле него. Немного погодя поднял на ноги и тащил на себе до самого отеля. Там нас встретили изгои, шедшие из отеля навстречу. Помогли. После этого поступка Володя дал мне имя Питон. И мое имя во всем Катарсисе знали, как имя пацаненка, спасшего серьезного человека.
– Почему Питон?
– Потому что мог, по его словам, спокойно добить, поживиться – карта у него в рюкзаке была, да деньги. Снять все ценное. А самого тихо прикончить. «Не мог, – сказал я ему. – Я – человек в первую очередь. А не питон». «Питон ты в первую очередь, а не человек, но человек в тебе крепкий живет, Питон».
Вот так он сказал, слово в слово. После этого я напарником его стал да опыт перенял. Однажды зашел в град Покоя, к тем лицам, которым пришныривал, даже не понимая этого. Они узнали, кто мой напарник, и о моих успехах наслышались, и тут началось. То кружку принесут, то за куревом сбегают до Мирона, то денежку в долг попросят: «Отдам, брат, слово даю». Там и сгинули, в граде Покоя, со временем, нос свой за его пределы не высовывали. На костреба нарвались, тот был явно не в настроении с ними в гляделки играть. Пошли на корм нелюди. Такая вот история.
– Кому-то рассказывал?
– Если бы кто спросил из самых близких… Никто не спрашивал.
– Поучительно.
– Когда-то и ты, дружище, даст Катарсис, передашь свой опыт другому.
– Будет видно.
– Тушенка попалась говно. Из нелюдей Катарсиса делают, что ли? Балычка бы с хлебушком белым, да с лучком.
– Белый ему подавайте, – усмехнулся я. – С балычком да с лучком.
Часть девятаяПлод вечности
На следующие сутки начал осматриваться в поселении. Разговорились с барышником Заком, который был со мной более приветлив, чем егерь и Альманах. Я снял комнату в его доме.
– Сколько изгоев в поселении?
– Десять душ. Вместе со мной.
Зак носил пышные усы. И был у него приятный моему глазу взгляд.
– Подскажи, барышник, где у вас в округе ручей? Набрать воды хочу.
– Выйдешь из поселения, пройдешь метров пятьсот на восток. Увидишь поваленное дерево, пройдешь это дерево. Через метров сто найдешь ручей.
– Только один ручей знаешь на этих землях?
– Тебе какой-то особенный нужно, Лучник? – улыбнулся Зак.
– Обрисуй в двух словах местность, будь добр, барышник.
– Выйдешь из поселения – на западе заброшенные дома встретишь. Не ходи в эти дома, что-то там обитает, что имеет не человеческий облик. Многие изгои, возвращавшиеся из тех мест, рассказывали, что, кроме нелюдей, всем известных, слышали, видели что-то другое.
– Не нагоняй жути, Зак. Я из града Тишины пришел.
– На юге дуру найдешь. Балуешься?
– Нет. Сейчас нет.
– К северу от поселения дары встречаются, но дорогу дальнюю топтать придется. Поблизости даров нет. Многие земли Пустоши, особенно на севере – неизведанные.
– Чем вы тут занимаетесь, барышник, сутками? Книжки читаете? Да истории страшные пересказываете друг другу?
– Прогуляйся по Пустоши, Лучник. Прогуляйся. Глядишь, и новые земли протопчешь, да новые дары на этих землях найдешь. Выживешь – неси дары ко мне. В округе другого барышника не встретишь.
– Это я уже понял. Рому Сказку где найти могу?
– Предпоследний дом по правой стороне, прямо возле выхода из поселения.
– Благодарю.
– Как там Мирон поживает? Слыхал, ушел из града Покоя.
– Ушел, жив Мирон, – коротко обрисовал суть вещей я.
– Ну и ладно.
– Скажи, барышник, кто-то из изгоев собирается в поход в сторону станицы Покинутых?
– Вот гость другой ушел несколько часов назад. С которым ты пришел.
– Кто-то еще?
– Если планы не поменяются, Хобот собирался. Дела у него в станице.
– Зак, вот письмо. Его нужно передать Начальнику, управляющему отелем. Дай Хоботу это письмо от своего имени. Я в ваших краях гость нежданный. Чужак. Будут присматриваться какое-то время. Из рук моих вряд ли что-то возьмут. Услуга за услугу. Чем я могу тебе быть полезен?
– На севере есть разваленный сарай. А возле него колодец. За колодцем цветы сна растут. Принеси мне побольше. Отвар сделаю.
– Принял.
Барышник забрал письмо.
– Только будь осторожнее, Лучник. Лук всегда под рукой держи. В тех местах костребы водятся.
– Благодарю. Буду иметь в виду.
Тихо было в поселении. Один постовой только службу нес. Все изгои сидели в своих домах. Решил, по возвращении к Роме Сказке зайду, познакомлюсь с известным во всем Катарсисе сказочником. Поприветствовал постового.
– Здорово.
– Здорово, – настороженно посмотрел на меня тот, пытаясь вспомнить, видел он меня раньше в этих краях или нет.
– Меня Злым кличут. Пришел из дальних земель к вам. Крест вашему брату егерю поставил. Не один день вместе провели с Гетом.
– Мое имя Быстрый. Наслышан о тебе, Злой. И о друге твоем Питоне. Куда путь держишь, Лучник?
– На север. В сторону разваленного сарая с колодцем.
– Лук держи…
– Знаю. Держу. Увидимся, Быстрый.
– Бывай. Возвращайся живым, Лучник.
С самого пробуждения нутро мое беспокойно было. По пути к сараю не встретил я ни живой души, ни мертвой. Ветер сильный был. Холодный. Будто предупреждал, что ливень долгий будет. Встретил я сарай. А возле него – колодец. За колодцем, как и говорил барышник, цветы сна нашел. Нарвал желтых цветов побольше, чтобы и самому отвар сделать. Неспокойно мне было.
– Мир тебе, изгой.
Сзади меня послышался чей-то голос. Обернулся.
В пятидесяти метрах от меня, облокотившись спиной о сарай, сидел незнакомец и смотрел на меня изучающе. Оружия ни в руках, ни рядом на земле я не заметил.
– И тебя пусть Катарсис бережет, незнакомец. Кто будешь? Не увидел тебя, когда подходил к сараю.
– Постой мое имя. Не слыхал ты обо мне.
– Постой? Прав ты, путник мой, не слыхал. Где в Пустоши обитаешь? Где дом твой?
– Сегодня мой дом здесь. В этом сарае. А завтра видно будет.
– Мое имя Злой. Слыхал обо мне, бродяга?
– Весь Катарсис о тебе слыхал, Злой.
– Постой, есть вопрос у меня к тебе. Ты как житель этих земель должен знать хорошо эту местность: ручей нужен мне. Не тот, что на востоке от поселения, у поваленного дерева, а тот…
– Который у стоящего дерева. Верно?
– Да.
– Недалеко этот ручей, Злой. Знаю, где он. Но просто так к этому ручью не попадешь. Западнее этого места, метрах в пятистах отсюда, начнется лесок. Там будут странные деревья. Они будут повалены друг на друга так, что треугольника форму примут. Иди вперед между этих деревьев. А выйти я тебе не подскажу, как.
Что-то было не так. Я не понимал, что именно, но нутро мое…
– Не ходи туда, Злой. Не нужен тебе этот плод.
– Где твое оружие, пожитки, бродяга?
Начал медленно подходить к нему.
– Оставь эту затею, отнеси цветы барышнику и не возвращайся в эти места.
– Кто ты?
Лук начал медленно подниматься в моих руках. Страхом повеяло. Инстинкт самосохранения.
– Неуправляемых процессов нет, Лучник.
Позади меня послышался треск, как будто кто-то тихо подкрадывался сзади. Резко обернулся. Ни души, ни нелюдя. Послышалось?
Когда повернулся в сторону бродяги, того уже не было. Исчез, как призрак. Зашел в сарай. Там земля. Голые стены. Ни пожитков, ни рубероида, ни места для костра. Ничего. Никаких следов, что кто-то здесь обитал или хотя бы делал привал.
Вышел я к леску, о котором говорил Постой. Ощущения подкожные в Пустоши не такие, как в станице Покинутых или в граде Покоя. Иначе ощущал эту местность, пугала она меня своей тишиной, непредсказуемостью, мертвостью. Почему назвали так? Пустоши. Как по мне, самое настоящее кладбище, будто гуляешь среди могил.
Странные деревья в этом леске, в Коробке таких не встречал. Одни – в форме круга, другие – в форме широкой двери или квадрата, третьи в форме треугольника. И расставлены они так, что дальше в лес не пройдешь, минуя их. Зашел я в треугольник. Видел еще лес перед этими деревьями, и лес, который находился за ними. Но вошел – и лес исчез, как впереди меня, так и позади. Ни одного дерева, ни одной птицы, ни изгоя. Куда привел меня, Катарсис?
Прошел я метров сто, никуда не сворачивая. Услышал журчание воды где-то совсем рядом. Остановился, чтобы понять, с какой стороны доносится это журчание. Пошел на него. Вперед. Звук приближался. Увидел, наконец, перед собой ручей. А за ним – дерево. Невысокое, около двух метров. Листьев на этом дереве не было. Подошел ближе к нему. С другой стороны дерева на одной из ветвей висел маленький черный плод размером с небольшое яблоко. Сорвал его. Не твердый плод, мягкий, как спелый абрикос.