Вернулся к ручью. Достал из рюкзака склянки. Набрал воды. Выпил. Пил столько, чтобы утолить жажду и не испытывать ее еще полдня. Подумалось мне, что можно лопнуть, если выпью еще – начнет литься через нос и уши. Потом склянки водой до краев наполнил, и первую, и вторую, взял с собой. Плод зарыл шагах в тридцати от ручья. Вырыл яму ручной лопатой, которая больше напоминала кухонный изогнутый нож – приобрел ее у Мирона еще в день прибытия. Рядом с плодом положил вещь, которая была дорога мне. Ту самую, что подарил мне Питон, – кинжал бедуинов. В любой дороге – всегда со мной.
Когда закончил, присел на землю отдохнуть. И спать захотелось. Крепко же поспал перед походом. Начал зевать. Положил рюкзак под голову, лег на землю и уснул.
Впервые со мною такое было, чтобы не в поселении, не в граде, не в отеле, не в доме заброшенном, пустом, а на улице, прямо на земле – лечь спать. Кому рассказать – покрутят пальцем у виска. В Катарсисе так не делают.
Когда открыл глаза, передо мной сидел Питон. Он смотрел на свои ноги. Я даже шевелиться не стал. Дышал тихо, носом, чтобы не привлекать к себе внимания. Изучал – он ли это.
– Проснулся, – неожиданно сказал он, даже не посмотрев в мою сторону.
– Проснулся.
– Кинжал принес я тебе. Рядом с тобой положил. По правую руку. Будить не стал.
– Ты ли это, Питон?
Я не знал, что делать, что говорить. Это было похоже на реальность. Только Катарсис научил меня за годы, проведенные здесь, не всему верить, что видишь перед собой.
– Меня искал.
– Я…
И в этот момент я ощутил постороннее присутствие. Кто-то здесь был еще. Прислушался. Привстал, чтобы осмотреться. За спиной Питона, метрах в ста, стоял костреб. Как статуя, стоял. Шевелились только крылья. Смотрел на меня своими красными, как банки крови, глазищами. Лук лежал по левую руку, вместе со стрелами.
– Пришел я, Злой, – сказал Питон. Даже не безрадостно сказал, а совсем никак. Без всяких эмоций, оттенков и полутонов.
– Позади тебя, – шепотом сказал я. – Не оборачивайся.
Питон молчал.
– Ствол есть?
Он отрицательно покачал головой. Я начал думать, успею ли все сделать, если тварь в любую секунду молнией полетит к нам. Спокойствие, Злой. Спокойствие – сила твоя. Изучает. Не нападает. Только без резких движений. Первым не надо – можно и не успеть. Близко он.
– Воду будешь, Злой? У меня для тебя есть вода.
Я молчал и смотрел в глаза костребу. Насколько у нелюдя нервы – канаты, чтобы стоять без малейшего движения и все это время смотреть в глаза. Своей жертве или сопернику? Непонятно, кого он увидел во мне сейчас. Я даже не подумал отвести взгляд. Нельзя показать замешательство, волнение, страх. Даже на секунду нельзя упустить врага из виду. Катарсис может не простить такой ошибки.
– Возьми воды, выпей.
– Питон, позади тебя костреб. Если он сдвинется с места, я крикну, беги вперед. Услышал меня?
– Вода…
– Не хочу пить.
Питон медленно достал из кармана маленькую склянку, открыл крышку и вылил воду на землю.
Костреб приблизился. Или мне показалось? Наверное, уже крыша течет. На месте стоит. Привиделось. Лук и стрела уже были в левой руке. Медленно пальцами полз к ним, как улитка.
И тут произошло то, чего я больше всего боялся. Питон неожиданно дернулся. Все случилось молниеносно. Действие, движение быстрее мысли пронеслось. Лук уже в руках. Вдох. Тетива к подбородку. Костреб метрах в трех от Питона. Выстрел. Его туша упала на сидевшего все это время Питона. Тот скинул костреба с себя. И так же невозмутимо продолжал рассматривать мокрую землю перед собой. Стрела пронзила голову нелюдя. Я смотрел на всю эту картину и молчал. Все слова куда-то делись. Даже дышать старался негромко.
– Мертв, – сказал Питон.
Я подошел к трупу нелюдя и вытащил стрелу.
Что-то было не так во всем этом. Не нравилось мне то, что я видел, слышал, ощущал нутром.
– Надо идти, – сказал я про себя.
Питон поднялся с земли. И встал передо мной во весь рост.
Посмотрел ему в глаза. Почти сразу же отвел взгляд в сторону.
Я не знал, куда идти. Не знал выхода отсюда в тот лесок с изогнутыми деревьями. Или другой дороги, ведущей обратно. Решил, что нужно идти назад от ручья, в ту сторону, с которой пришел.
Питон будто прочитал мои мысли. Молча развернулся и пошел в ту самую сторону. Я двинулся вслед за ним.
Не знаю, сколько времени мы блуждали, час или три. За все это время нам не встретились ни дерево, ни постройка. Ни дорога, ведущая хоть куда-нибудь. Такое ощущение, что все это время мы не шли никуда, только двигались.
– Есть еще вода. Пить хочешь? – спросил у меня путник, впереди идущий.
– Выпей сам ее.
Питон, не останавливаясь, вытащил из кармана склянку, открутил крышку и вылил всю воду себе под ноги. Затем выбросил склянку в сторону вместе с крышкой.
– Больше воды нет.
Мы шли сутки, не меньше. Ноги гудели так, что казалось, если сейчас присяду, то не смогу встать. Не понимал, что двигало мною, почему в его присутствии даже отдохнуть присесть не хотелось. Поскорее бы увидеть перед собой хоть что-то. Выйти бы из этого места. Где мы? Воды оставалось немного во второй склянке.
– Пить хочешь? – спросила фигура, идущая впереди. Я молчал. Скоро начнется Ночь. Не успею вернуться к поселению. Времени нет. Помоги мне, Катарсис. Начал про себя просить о помощи, понимая безвыходность ситуации.
Спустя какое-то время путник снова спросил меня:
– Пить хочешь, Злой?
Шли вперед. Если даже удастся выйти в лес в ближайшее время, добежать до сарая, возможно, успею. А в сарае что? Не спрячешься там. Ни дверей, ни засова. Почему не остановил меня Постой? Почему рассказал про лесок и про ветви, изогнутые в форме треугольника?
Постой. Странное имя. Постой.
– Обернись, Питон, – сказал я, остановившись. Путник не сразу встал. Прошел еще несколько шагов вперед. Повернулся ко мне лицом.
Стойка. Плечи. Тетива к подбородку. Цель. Спокойствие. Выдох.
– У меня не было ни брата, ни друга. Ни близкого человека, который мог бы на толику увидеть меня. А о том, чтобы кто-то понял меня или захотел попытаться понять – о таком даже не мечтал. У меня было трудное детство, юность, становление. Как и у многих. Каждый день задаю себе один вопрос. Люди ли мы теперь, после того, что с собой сотворили? Не знаю, где ты сейчас, мой друг, что ты есть сейчас, и нашел ли ты ответы. Я благодарю тебя, гой. Все богатства Катарсиса, все его дары собрать в одну кучу и положить у твоих ног – этого будет мало, чтобы описать благодарность, которая меня переполняет. Ты протянул мне руку, когда был выше меня. Ты протянул руку изгою, когда был ниже его. А тот протянул руку тебе после того, как встал на ноги. И поднял тебя на свой уровень. Ты, в свою очередь, поднял меня. Прав ты оказался, Питон, я стал тобой. Ты живешь во мне – в каждом моем движении, в каждом взгляде и слове я нахожу тебя. И в другом ты был прав – ощущение, что я всегда тобой и был.
Прощай, друг, пусть Катарсис от начала града Покоя и до последнего камня на другом конце мира его знает тебя. Пусть Катарсис от начала и до конца времен своих помнит тебя, кем ты топтал эти земли. Я не сказал тебе этого при жизни.
Выстрел.
Тело путника упало на землю спиной. Стрелу не стал доставать из его лба. Прямо возле тела начал рыть яму, чтобы похоронить. Долго рыл. Вода давно закончилась. Не силами рыл, а огнем, переполнявшим меня, пожитки закончились давно. Молил Катарсис о дожде. И о выходе. Долго землю для друга своего рыл. Ночь началась давно. Только не добралась она до этого края. Не укрыла собою эти земли. Из земли торчала стрела. Я уснул возле этой стрелы.
– Зак, тебе письмо от Начальника, – сказал Хобот, вернувшийся в Пустоши из станицы Покинутых на четвертый день после Ночи. – Что там наш гость? Фокусов никаких не выдал? Напарника его видал по пути в станицу Покинутых.
– Ушел он. За сутки до Ночи. С тех пор не видел его. Часть пожитков его в комнате осталась, которую у меня снимал.
– Значит, уходить далеко не собирался?
– Нет, за цветами сна отправил его. Не вернулся.
– Сгинул. Ночь ему не пережить за пределами поселения. Без шансов.
– И я так думаю, – сказал барышник.
Зачитал письмо:
«Здорово, Злой. Рад, что добрались живыми до Пустоши. Благодарю за рекомендацию твою, да только не вернулся Спичка обратно из вашего края. Хобот принес мне это письмо, не читая его. И он же весть другую принес: что Спичку твоего мертвым нашел в доме града Тишины. Не нелюдь это был, тело не тронуто. Будто отдохнуть прилег парень, да забыл проснуться, в такой позе нашел его изгой. Такие вести, Сашик. Надеюсь, ты сделал то, что нужно было сделать тебе. Легкой дороги тебе, куда бы ты ни держал свой дальнейший путь. Даст Катарсис, свидимся.
Начальник».
2051 год. Коробка.
Я шел по земле, и со всех сторон на меня смотрела Коробка. Сзади, спереди, справа, слева. Не было такого места на Территории, где не было бы видно Коробку. Она внушала мне ощущение безысходности, бессилия.
Чаще всего, когда выходил из дома, я шел, лишь бы идти. Лишь бы не давили стены. На улице встречал те же стены. На каждом шагу.
– Прошу прощения, – вежливо обратился к молодой женщине, идущей мне навстречу, чтобы спросить про одно слово. Мне нужно было освежить память. Компьютера в моем мозгу не было, один из минусов его отсутствия – необходимость искать информацию другими путями.
Девушка даже не посмотрела в мою сторону. Она шла, разговаривая с собой, глядя куда-то вдаль перед собой.
Ладно. Нужно найти библиотеку, быть может, еще не все закрылись. Раньше не было этих машин, встроенных в мозг. Чтобы изучить нужную тему, набирали стопку книг в местной библиотеке, получали читательский билет. Сейчас спроси у детей Коробки, как записаться в библиотеку, – они посмотрят в своем информационном потоке и перескажут прочитанный ответ. Но проблема не в машинах, прогресс – неотъемлемая, важная часть течения вод. Проблема в другом – дети приобретают знания, мнение, позицию относительно всех процессов, происходящих в Коробке, не с помощью анализа, изучения, сравнения, жизненного опыта, а потому, что им вкладывают в голову готовую информацию. Дети Коробки – потерянное поколение нового времени, не знающее ничего, кроме Коробки и мира внутри мира. Не способное само произвести или хотя бы сперва осознать ценность. Есть и среди детей Коробки исключения, мятежные души, зажженные факелы тех