– Здорово, – сказал он.
– Здорово.
– Войду.
Отошел в сторону и дал дорогу гою. Он присел на свободный стул. Я – на кровать, напротив него. Какое-то время он изучающе смотрел на меня, не произнося ни слова. Долгая пауза была. Нужно было ее выдержать.
– Передал твои слова мне Рома. Вещь Хряща земле предали, к остальным его вещам. Но не по этому поводу я к тебе пришел.
– Слушаю тебя.
– Кто тебе сказал про Амена?
– Никто из поселения.
Гэко был негласным лидером в поселении. Если происходил какой-то конфликт, ситуация, требующая решения, шли к нему. К его слову прислушивались местные гои.
– Слыхал, Гет твоим напарником был в граде Покоя. В походы ходили.
– Ходили.
Снова наступила пауза. Это был его стиль общения – сначала произнести что-то, затем выждать, и только после этого продолжать диалог. Я принял его условия.
– Стало быть, не знаешь, кто такой Амен?
– Не знаю.
В этот раз пауза была короче предыдущих.
– Амен – мой сын.
Часть втораяЗабытое время
– Он уснул однажды и не проснулся. Он не умер, он дышит, мозг его работает. Просто не может проснуться. Горем помазаны…
Знаешь, как можно помочь сыну моему проснуться?
– Нет, – честно сказал я.
– Понятно. Пусть при тебе останется – от кого узнал, в нутро лезть не буду. Гэко мое имя, оно тебе известно. Если при себе будешь иметь причину, мой дом знаешь, где найти. Все мы здесь одним помазаны, Лучник. Будь здоров.
Гэко был высоким, худощавым. Когда он разговаривал, то складывал костлявые, длинные пальцы обеих рук, образовывая букву «х». Смотрел в глаза прямо, говорил спокойно, вдумчиво.
Когда наступила Ночь, пожирающая все живое, не успевшее спрятаться от нее, ответ пришел, как и говорил Постой. Явилось видение. Карты при себе не держал, чтобы пометки внести, спрятал ее по пути, когда возвращался из Ничто в поселение. Сделал пометки в блокноте, который носил всегда при себе. Питон в видении явился мне – это был не мой друг, каким я его знал, видел при жизни, скорее, его образ. Он показал мне дорогу – север Пустоши, как и в Ничто. Он шел впереди меня, я его не узнавал, не знал таким, каким встретил теперь, держал на расстоянии от себя. Это видение было похоже на сон. Только я знал, что это не сон, это нечто иное, чему я объяснения еще не нашел.
Эта Ночь была неспокойна в Пустоши. И не каждый гой из поселения ее пережил. На улице слышались крики, нехорошие крики. Слышал и громкие разговоры на языке, неизвестном мне. Не знаю, каким образом выползням Ночи удалось выманить из поселения Кара. Каждый непомнящий знает, что Ночью дверь своего дома откроет либо полнейший истукан, либо ищущий смерти. Но когда наступил Рассвет, и все жители поселения вышли из своих домов, то обнаружили останки гоя. Дверь его дома была открыта. Не взломана, будто сам Кар ее и открыл постучавшемуся. Части его тела были разбросаны по всему дому, вещи не тронуты, ничего не сломано, не разрушено. Ощущение, что все было проделано аккуратно и продуманно. Чем дольше я находился в Катарсисе, тем больше возникало вопросов. Зачем он открыл дверь?
Набрав воды из родника, я отправился на север Пустоши, на поиски той самой дороги в Забытое время. Странное происходило в пути: бесконечные монологи утихли в моей голове. Я шел и смотрел на Катарсис. Я шел и слушал Катарсис. Я шел и принюхивался к Нему. Я был близок с Ним в этом пути. Ощущение, будто всякий нелюдь, топчущий эти земли, видел, что меня ведет вперед Катарсис, и не смел пойти мне навстречу или подойти со спины.
Река Самсона, та самая река, имеющая два течения, каждое из которых будто сражалось с другим, повстречалась мне на этом пути. Я был далеко от поселения и в пути провел больше восьми часов. Всегда после Рассвета, в первые сутки она появляется, но у меня даже и мысли не возникло, что этот дар будет так близок. Со мной было две склянки. В обеих была чистая вода из источника, что на востоке Пустоши. Одну я осушил до дна, сидя у странной реки, наблюдая за каждым из течений. Набрал в нее воды до края. Склянку эту спрятал на дне рюкзака. Ценный дар, его продать можно дорого. За него можно даже получить «истому». Знал бы, что такая редкость встретится мне на пути, прикупил бы у Зака несколько склянок.
Когда я собрался уходить, увидел впереди силуэт идущего в мою сторону. Тот был похож на гоя. Я еще не знал, доставая свой лук, что эту встречу с незнакомцем не забуду, пока жив. Не стал направлять лук в сторону идущего ко мне. Понятно, что вода из реки представляет для него интерес в первую очередь. Но какой у него интерес относительно меня, я не знал, потому лук держал наготове.
Когда он подошел совсем близко, то произнес:
– Здорово, гой.
– Здорово, – ответил я.
– Какой год по времени Коробки?
Не ожидал такого вопроса, не сразу сообразил.
– Две тысячи пятьдесят второй год.
Он кивнул головой, но ничего не ответил. На этом наша с ним беседа закончилась. Он подошел к реке, набрал воды в свою склянку и выпил ее при мне. Я даже не успел ничего сказать. А что было говорить? «Не пей эту воду?» Каждый гой знает, что вода из реки Самсона – смертельный яд для набравшего ее. Он назвал меня гоем, да и на непомнящего не был похож – точно знал, что делает. Его тело упало в воду. Я присел на землю. Странный способ покончить с собой, легче было не найти? Посмотрел на время.
Ни имени его, ни места, откуда пришел этот гой, я не узнал. Пришел. Выпил. Упал. Конец. Вот и вся наша история. Задал только странный вопрос, какой год. Шел вперед. Река осталась позади, скоро исчезнет бесследно она. Не сразу понял, что местность, по которой я иду, – то самое Забытое время. Сообразил, только когда взглянул на часы. Стрелки часов остановились. А вдалеке виднелся маленький одноэтажный домишко с незаколоченными окнами. Заброшенный, похоже. Но приблизившись к нему, я понял, что ошибся – возле дома стояла деревянная лавка, стол. На столе стояла склянка с водой, лежала книжка и какое-то неизвестное мне растение. За домом виднелся родник. Когда я подошел к столу тому и лавке, глядя в сторону родника, из дома вышел гой. Пожилой, лет семидесяти. Но крепок, бодр. Глаза полны жизни и даже некоего безумства. Настороженный. Он явно был мне не рад.
– О, беда на мою голову, – сказал гой, глядя пристально мне в глаза. – Сколько здесь живу… Думал, пощадит Катарсис, ни один гой не найдет в мой мир дорогу. Какого… Как ты нашел сюда тропу?
– Шел на север. От поселения.
– Нет, – категорически сказал старик. – Нет дороги сюда по ошибке. Ты не мог заблудиться и обнаружить себя в моем мире. Исключено! Это другое место. Никто сюда не способен попасть. Ни гой, ни нелюдь.
– Не понял.
– Чего ты не понял? Сюда дороги нет, понимаешь? Да все ты понимаешь.
– Мое имя Злой. У заброшенных домов я повстречал Постоя…
– Не хочу я слышать этот вздор. Как ты сюда попал, спрашиваю? Много ли за собой привел? Кто еще? Где они?
– Я один.
– Беда. Беда. Беда.
Хозяин сел на скамью, закрыл лицо руками.
– Нет. Нет. За что? Зачем ты так со мной? Почему не дал помереть одному, в покое и счастии. Почему ты привел его сюда?
– Часы остановились.
– Это место находится за пределами времени. До твоего прихода я думал, что я один нашел дорогу. И один здесь буду жить.
– Ни одного нелюдя? Вот почему окна не заколочены.
– Я не готовился к худшему. Я и забыл о том, что худшее может наступить, живя здесь. И вот – ты. Наступило. Негаданно, нежданно.
– И Ночи нет? Почему так не рады мне?
– Если бы я хотел с гоем рядом жить, я бы с ним рядом и жил. А насчет Ночи… Есть Ночь. Да только не несет смерть она.
– Как это? – спросил я даже больше самого себя, чем своего собеседника, не понимая, как Ночь Катарсиса может не нести смерть. Она и смерть – синонимы и неразлучные друзья.
– В этом месте – нет. Мое место. Мой мир. Мало я испытаний вытерпел на своем веку? Пришел, ладно. Изменить этого не способен. Приму, куда я денусь. Садись, не стой. Если пить хочешь, набери воды в свою склянку. Вода чистая. Пью ее каждый день. Нужно при тебе ее выпить? – строго спросил старик. Седые волосы – по плечи. Лицо в морщинах, вытянутое. Глаза большие, голубые.
– Нет. Наберу.
Достал склянку, которую спрятал в рюкзаке выше, с чистой водой из источника. Выпил до дна. Какое удовольствие! Смаковал каждый глоток. Экономил. Не знал, сколько идти предстоит. Подошел к ручью за домом, набрал склянку до краев. Выпил до дна. Снова набрал и спрятал в рюкзак. Хорошо как! Прекрасен Катарсис в такие минуты отказа от лишений. Приобретения.
Вернулся к хозяину.
– Негоди мое имя.
– Злой. Очень приятно.
– С миром пришел, мир и получишь, гой. Не мог ты попасть сюда по простой причине. В это место может попасть лишь тот, кто знает о нем. Кто никогда не слышал о нем, тот никогда сюда не забредет. Кто сказал тебе?
– Постой.
– Мне встать?
– Нет. Постой – это имя. Не то гоя, не то…
– Ладно. Что нужно тебе?
– Ребенок не проснулся. Его отец…
– Зачем ребенку просыпаться?
– Не понял.
– Я спрашиваю: зачем ребенку просыпаться?
– Моя цель проста, ее тебе озвучу: нужно спасти Амена, сына лидера поселения в Пустоши, Гэко того имя.
– От кого спасти Амена нужно?
– Старик, с миром пришел. Мозг не сверли, будь добр, своего полное нутро: ни уснуть, ни проснуться.
– Как же мне хорошо было одному. Ты бы только знал – не пришел бы, благое дело сделал бы старику. Век свой помнил бы, какой величины добро сотворил, не совершая задуманного. Ладно. Чтобы проснулся, желаете – заплатите оба за это. И ты, и Гэко.
– В моем рюкзаке – полная склянка воды из реки Самсона. Я…
– Убеди меня в том, что я не прав, выбрав жить отшельником в собственном мире. Убеди меня, что жить среди гоев – это лучше, чем жить одному.
– Э, нет, старик. Камень учить разговаривать я не подписывался. Я с тобой, полностью разделяю твое сказанное, не чтобы угодить, говорю без притворства. Честен пред тобой. Давай лучше склянку отдам с водой и никому из гоев не скажу о мире твоем, на том и закончим. Сам без приглашения не приду, слово свое даю.