– Если бы даже и нашел я этот плод, я бы посмотрел на него, изучил со всех сторон ради любопытства и попробовал бы его ликвидировать. Ничего не вернуть, никого не вернуть. Нечего других в заблуждение вводить, давать им надежду. Есть здесь и сейчас. И надо жить, а не плакать по тому, как жил.
– Вот и град виднеется, пойдем, порадуем Мирона дурой, – только и сказал я.
– Сначала пригуби сам из бутыля, Злой. А затем Данила.
– Да не хочу я, Мирон. Завязал. Но знаю, что таковы правила. Вот. Доволен?
Землекоп усмехнулся, он был доволен.
За два бутыля дуры Мирон неплохо заплатил. Я рассчитался на месте с барышником за револьвер и другие вещи. Деньги разделили пополам с Данилой.
Ближе к вечеру в дверь моей комнатушки постучался Коля, сказал, что Землекоп просил зайти к нему. Ну и лентяй Мирон. Подняться наверх каких усилий стоит!
– Разговор есть, Злой.
Обеспокоен был чем-то Мирон. По глазам увидел.
– Не томи, Землекоп.
– Слух по Катарсису прошел, что известный изгой вернулся. Отсиживается пока в граде Покоя, непомнящих молоком из груди кормит, да дуру барышнику таскает, чтобы две копейки на жизнь заработать. Ты понял, о ком речь.
– Ближе к сути, Мирон.
– Хочет видеть тебя Начальник и поговорить.
Мое дело передать, а решать тебе, Злой. Ты знаешь сам, какие у нас отношения с ним.
– Значит, это тебя беспокоит, барышник? – улыбнулся я.
– Не то чтобы беспокоит, в общем, безопаснее себя чувствуешь, когда вокруг непонятно что творится, а рядом знакомый, проверенный временем и делами человек.
– Не боись, Мирон, а Начальнику пусть передадут, что наведаюсь к нему, когда в граде Покоя свои дела закончу. Ты меня знаешь, Землекоп, не первый день, не стану я бросать начатое, хоть бубликом помани, хоть горы намалюй с дарами необъятными.
– Это лучшая новость сегодня, Злой.
Барышник прямо расцвел на глазах. Довольно потрогал свою пышную бороду и усмехнулся.
– Как там Захар?
– Жив, бродяга. Крепкий прут. Привет не передавал, Мирон.
– Ну и ладно, тоже тогда обойдется. Сдался мне его привет. А Данила как тебе? Годится в напарники?
– Время покажет. Рано что-то говорить, не было ситуаций, чтобы себя на деле проявил.
– Катарсис подкинет, Злой.
– Обязательно подкинет, Землекоп. Пойду я отдыхать. Хочу подумать.
– Ну, бывай, Злой. Много думать вредно.
Мы распрощались.
Третья не ночь в Катарсисе. Спал крепче и дольше, чем в предыдущую. Начинаю снова корнями прорастать в Катарсис. Такое чувство, что никогда его и не покидал, а лишь ставил на паузу жизнь без него. Живой. Ощущаю себя живым. Нужно завтра снова прогуляться с Данилой. И Третьяк прав, и Захар. Неспокойно стало в граде Покоя.
После пробуждения, после всех рыльно-мыльных процедур, экономя оставшуюся воду, я пожаловал к Даниле с деловым предложением.
Он в это время брился у разбитого зеркала, на полу стоял железный таз с остатками дождевой воды. И полотенцем.
– Дело есть, Данила. Прогуляться нужно.
– Не вопрос, прогуляемся.
Уже спустя час мы вышли. Свой путь держали в местность, что западнее хранителей. Мой напарник лишних вопросов не задавал. Остановились, решили присесть да несколько глотков целебной сделать. Присели. Я отошел по нужде.
Данила и не заметил, как я подкрался к нему сзади и дуло своего револьвера направил ему в затылок.
– Назовись, – только и сказал напарник. В его голосе звучало спокойствие. Ему не было страшно.
– Злой.
– Что происходит, Злой?
– Может, ты мне объяснишь, Данила, что происходит?
– Не понимаю, о чем вы?
– Долго еще будешь играть в непомнящего? Кто ты такой, настоящее имя свое назови.
– Данила я.
– Это я уже слышал.
– Вы же не станете меня убивать?
– Не выкай. Прямо говори. Замешан в убийствах молодняка?
– Нет.
– Кто-то заслал?
– Нет.
– Настоящая цель твоего прибытия в град Покоя? Херово ты играешь в непомнящего. Таких, как ты, я вижу среди массы, как ни маскируйся. Не только по глазам, даже не по тому, как разговариваешь – нутро у тебя другое. Этого не скроешь. Из чьей бригады ты?
– Нет, Злой. Все не то. Дай мне объяснение, почему у меня на затылке находится твое железо? Почему спокойно поговорить в комнате со мной ты не счел нужным?
– Я следил за тобой вчера, когда ушел к себе. Ты тихо выбрался из своей норы. И пока все отдыхали, проскользнул мимо Мирона. А на улице в обход града мимо постового проскользнул. Не увидеть змею в кроличьей норе… меня ты явно здесь не ждал.
– И что же ты выследил? Как я гулял по Катарсису не ночью? Чего ты, в самом деле? Не сделал я ничего дурного. Исследовал местность – и только.
– Достаточно увидел. Еще раз – кто ты и какова твоя цель в граде Покоя? Я с тебя теперь глаз не спущу, и Землекопа…
– Гет я. В Катарсисе около двух лет. Из семьи егерей я. В далекой Пустоши корни пустил. Сына моего убила какая-то мразь, еще до истории с этими тремя пацанами, вокруг которых ты сейчас роешь. Сын в Катарсис непомнящим пришел, думаю, меня найти хотел. В граде у Мирона остановился. Однажды не стало его. Пропал. Захар рассказывал, что его парни нашли голову сына неподалеку от их дома, ванак грыз. Ванака отогнали. Голову притащили в дом.
– Значит, Захар все знал о тебе.
– Да, Злой. Я его попросил никому про меня: ни мертвому, ни живому. Однажды я выручил его, он передо мной в долгу.
– Это мы проверим.
– Хоть прямо сейчас к Захару.
– Успеем. Почему решил, что убили твоего сына, а не нелюдь разорвала?
– Был кто-то. Посторонний. Не из местных. Кто-то, с кем его видела бригада Захара за день до исчезновения. Никто ни сном ни духом, кто это был. Вдалеке видели. Не подошли. В граде сын особняком держался, ни с кем дружбу не водил и в напарники не набивался.
– Понятно. Плохо у тебя получается, егерь, непомнящего играть. Никакой из тебя актер. Любой изгой, если проведет время в граде, расколет тебя в две секунды. На тебе клеймо головореза. Нутро у тебя другое, Гет. Слышал я о тебе. И о семье твоей. Не доводилось бывать в ваших краях. Пустошь – земля дальняя.
– Мало кому доводилось. У единиц карты имеются. Главное, что непомнящие поверили. А твоего возвращения в Катарсис никто не ждал.
– Что делать будем, егерь? Как дальше будем землю делить?
Я спрятал револьвер от греха подальше.
– Присаживайся, Злой. Будем говорить.
Я присел рядом с изгоем. Достал из рюкзака пожитки, кусок еды, протянул ему.
– Благодарю. Жить будем, как раньше. Непомнящий я сопливый. Стремящийся изо всех сил себя показать. Угрюмый, мутный, смелый.
– Ага, план на миллион.
– У тебя лучше есть, Злой? Или я тебе чем-то мешаю?
– Не сказал бы. Хочу понять для себя. Не люблю, когда дурят голову.
– Про Ваара думал. И знаю, что ты можешь подумать. Не Ваар по кусочкам пацанов всех раскрошил. Здесь что-то другое. Я не до конца понимаю, что именно. Как будто кто-то постоянно впереди меня на один шаг.
– Я ничего и не говорил про Ваара. Опасаться нужно живых. Что думаешь про Третьяка и его бригаду?
– Не они. Но кто-то постарался сделать так, чтобы со стороны казалось, что Третьяк к этому причастен. Да и с Мироном у них свои траблы. Думаю, уже и сам знаешь, старые счеты.
– Да, Катарсис не открыл сейчас. Ты мне вот что скажи: кроме Захара, кто еще в этих краях в курсе про тебя?
– Никто. Только Захар и Землекоп, другие меня никогда в глаза не видели.
– Понятно, намекал, хитрец, чтобы я присмотрелся к тебе, да к себе поближе подтянул. Чем его подкупил? Или тоже должок у него перед тобой?
– Нет. Мирона просто подкупил, чтобы язык за зубами держал. Сам знаешь, Злой, язык-то и укоротить можно, когда человеку заплатили, а он ему всячески мешает жить. И комнатуху у него снял за кровные.
– Значит, прибыль получает с тебя, предприниматель. А я-то думал, по щедрости душевной к себе в дом пустил, дела вас связывают, дары ему таскаешь.
– Да какая там щедрость. Дары – только ширма. Приходится платить.
– Как складно все выходит. Говорил мне Степан про какого-то типа. Чужак бродил по округе, внимания к себе не привлекал. Не из местного контингента.
– Что конкретного он говорил про чужака? И кто такой Степан?
– Ничего конкретного. Степан – это хранитель, мой товарищ. Может, про тебя и говорил.
– Не густо. Про Лотерею, еще одно порождение Катарсиса, слыхал?
– Мирон говорил. Еще одна басня, как думаешь?
– А думаю я так, Злой. Прямым текстом тебе не скажу, если сам до этого не дошел, мои слова не поймешь. А если дошел, то будут они тебе подтверждением. Диавол выбирает места, где ему положено их выбирать. На этом все. Понимай, как хочешь, большего не скажу.
– Как же я люблю загадки, Данила, ты бы только знал.
– Катарсис создает новые капканы. Не один Захар ощущает приближение чего-то грядущего. Что-то наступает. Нутром чувствую. Не думаю, что отель в станице Покинутых – это выход из положения.
– Вот так я Захару и сказал, когда отправил тебя за дурой.
– Захара подорвала немного та встреча с Вааром и труп того мальчугана, шедшего со станицы.
– Ничего. Залатает себя – и снова в бой. Он – крепкая натура. Еще повоюем, – сказал я.
– Знаю Захара давно и ничуть не сомневаюсь.
– Как там, в Пустоши? Говорят, нелюдей тьма, ни пройти, ни пролезть. И Ночь там страшная, без убежища не протянуть и десяти минут.
– Говорят, костребы ванаков рожают. А где протянешь больше, расскажешь? Может, здесь, Злой? Убежище надежное есть. И нелюди есть, и изгои. Повсюду смерть идет по пятам: и в граде Покоя от нее не спрятаться, и в Пустоши. Заблуждение у изгоев относительно града Покоя. Здесь я не ощущаю себя в безопасности, как в детстве у бабуси в селе. Да, не встречал в этой глуши костребов, арагоров, бхутов и призраков. Но здесь другая нелюдь обитает. И мне не нравится, что эта нелюдь себя не показывает. Хотел бы я, Злой, как можно скорее закончить начатое и убраться отсюда подальше. В Пустоши все понятнее. Пока.