их не слушала.
— То есть ты завела второго? И к шести часам уже с ним закончила? Скоростные скачки? — В трубке раздался восторженный смех, вызванный собственной шуткой.
— Что-то теряешь, что-то находишь.
— То есть в этот раз ты потеряла? — Жадное ожидание подтверждения.
Да, хотелось сказать Энни, именно об этом я и говорю, тупица ты этакая. С чемпионского пьедестала с олимпийской медалью на шее не спрыгивают с присказкой «что-то теряешь, что-то находишь».
— Боюсь, что так.
— Через полчаса буду. Все обсудим подробненько.
Дезертировать из системы среднего образования Линде удалось после прозябания в одной из средних школ на севере Лондона. С тех пор она подбирала колоски на сжатых полях светской хроники, воспевала успехи липосакции, рассыпала проклятия целлюлиту, восхищалась декором дамских сапог, расписывала кошачьи бантики, малокалорийные пирожные, эротическое белье и иные прелести жизни, преподносимые женскими журналами своим читательницам. Когда они общались в последний раз, Энни показалось, что подруга едва сводит концы с концами, тем более что Интернет откачивал работу все успешнее. Линда красила волосы хной, разговаривала чересчур громко и всегда стремилась выяснить «позицию» Энни по целому ряду вопросов: ток-шоу, которого Энни никогда не видела; группа, о которой Энни в жизни не слышала; президентские выборы в Штатах и лично Обама, с которым Энни, признаться, знакомства не водила. Энни же о «позиции» обычно не заботилась, хотя иной раз могла высказать свое мнение. Но ей казалось, что Линду интересует не мнение, а нечто более агрессивное, категоричное, по возможности парадоксальное. Энни же, обладай она агрессивностью, категоричностью и способностью к парадоксальным побуждениям и поступкам, не стала бы тратить их на «позицию», а нашла им более практическое применение. Жила Линда с партнером, скучным вежливым господином, столь же безнадежным, как и Дункан. Все общие знакомые, однако, вежливо соглашались, что партнер ее отмечен божественною искрой, что эпохальный литературный опус его скоро созреет для миллионных тиражей и осчастливит человечество, а сам он сможет прекратить преподавание скучного вежливого английского скучным вежливым японским технократам.
— Ну?! Давай выкладывай!
Энни еще не успела снять пальто, а Линда уже плюхнулась на стул, уперлась локтями в столешницу и приготовилась впитывать новости.
Свести бы их с Дунканом, подумала Энни. Чтобы они вволю смогли «выкладывать» друг другу свои эмоции.
— Я оставила Майка дома, чтобы он не мешал нашему девичнику.
Девичник! Энни чуть зубами не скрипнула. Ну и лексикон!
— Так что там у вас? Где вы были, что делали?
Энни подивилась интенсивности интереса подруги.
Может, притворяется? Неужели можно всерьез интересоваться нелепым интернет-свиданием?
— Ну… — Чем там они должны были заниматься? — Выпили кофе, сходили в кино на Рассел-сквер на французский фильм и… вот, собственно, и все.
— И чем все кончилось?
— Фильм? Жена героя обнаружила, что он спит с поэтессой, и ушла от него.
— Балда, при чем тут фильм, я спрашиваю, чем свидание кончилось!
В этом вся Линда: никакого чувства юмора. Но Энни и сама идиотка, нашла с кем шутить.
— Ну, я…
Ох, ну какая разница? Все это просто курам на смех. Изобрела свидание, чтобы замаскировать другую встречу, тоже наполовину выдуманную. Фантазия на тему фантазии. Ладно, придется врать дальше, Линда ждет.
— Мы просто распрощались. Неловко получилось. Он пришел не один, с девицей. Похоже, что он хотел…
— Бог мой!
— Ну да.
Если история, которую она сейчас рассказывает Линде, когда нибудь будет опубликована, надо выразить благодарность Роз, а то и взять ее в соавторы. Ведь именно Роз ей объяснила, что в интернет-знакомствах такое сплошь и рядом.
— Подобные вещи случаются чаще, чем ожидаешь, — сказала Энни. — Я могла бы кое-что порассказать…
Она вдруг почувствовала себя заправским сочинителем. Первое «творение» отличалось некой полуавтобиографичностью, теперь же она вступила на территорию чистого воображения.
— Значит, ты уже ветеран в интернет-контактах? Шаришь по сайтам знакомств?
— Нет-нет. Не совсем. — Сочинительство оказалось несколько более сложным занятием, чем Энни себе представляла. Истину предстояло выкинуть полностью, а к этому она оказалась не готова. — Но то, с чем я уже столкнулась, выглядит достаточно нетривиально. И о каждом случае можно рассказать не одну и не две истории.
Линда сочувственно покачала головой:
— Слава богу, что мне это ни к чему.
— Да, тебе повезло.
На самом деле Энни так не думала. Она достаточно успела узнать Майка, чтобы считать Линду одним из несчастнейших существ на планете.
— А как же Дункан?
— Он ушел к другой.
— Смеешься? Не верю.
— Что, он так плох?
— Энни! Он ужасен!
— Ну конечно, до Майка ему далеко, но…
Может, она перегнула палку? Даже Линда поймет, что она издевается. Но Линда лишь слегка улыбнулась, причем несколько самодовольно.
— В общем, так или иначе, но Дункан нашел другую.
— Да кого он мой найти! Разве что какую-нибудь нашу читательницу.
— Ее зовут Джина, она преподает в том же колледже.
— Отчаявшаяся особа.
— Одиноких часто можно назвать отчаявшимися.
Отпор мягкий, почти незаметный, но Линда его ощутила. Возможно, она видела одиночество прямо перед собой — вот оно, сидит, потягивает лагер и старается сохранять полное спокойствие. Одиночество… Болезнь, высасывающая силы, ослабляющая разум. Разве торчала бы Энни в течение часа перед музеем Диккенса, если бы не эта болезнь?
Официант подал рулетики, и тут же заверещал мобильник Энни. Номер неизвестен — тем больше оснований ответить.
— Алло!
Голос в трубке солиднее, чем она ожидала, ниже тембром, однако слаб, чуть ли не дрожит.
— Энни?
— Да.
— Привет. Такер Кроу.
— Привет. — На этот раз первое слово, которое он от нее услышал, покрыла ледяная корка. — Надеюсь, у вас имеется какое-нибудь удовлетворительное объяснение.
— Надеюсь, мое объяснение вас удовлетворит. Хотя бы слегка. Сердечный приступ, сразу с трапа самолета. Хотелось бы оправдаться чем-нибудь посерьезнее, но, надеюсь, вы и это объяснение примете.
— О боже мой! Как вы себя чувствуете?
— Уже неплохо. Физически лучше, чем морально. Оказалось, что я не столь вечен, как раньше воображал.
— Я могу что-то для вас сделать?
— Было бы приятно видеть посетителя, не принадлежащего к моему семейству.
— Обязательно приду. Вам что-нибудь принести?
— Может… книжку-другую. Что-нибудь английское и туманное. Но не такое туманное, как «Барнаби Радж».
Энни несколько неестественно рассмеялась, записала адрес больницы, распрощалась и покраснела. Что-то слишком часто ей приходится краснеть в последние дни. Может быть, она действительно помолодела? Еще пубертатных эмоций не хватало.
— Это, похоже, одна из твоих историй? — спросила Линда. — Судя по цвету твоего лица, во всяком случае.
— Да. Да-да. Одна из историй.
Такер в любом случае история, даже если ничем другим ему стать не доведется.
На следующее утро она в одиночестве топталась у входа в книжную лавку, дожидаясь открытия. Других потенциальных покупателей не нашлось. Она мерзла, но не уходила. На Черинг-Кросс-роуд Энни прибыла без десяти девять и обнаружила, что книжные магазины открываются не раньше половины десятого. Она сбегала выпить кофе, вернулась на пост. В 9.31 он заметила сквозь витринное стекло какое-то шевеление. Чего они там копошатся, какого черта тянут? Не видят, что ли, что тут прыгает покупатель? Небось думают, что никто еще от жажды чтения не умирает, так и бросят ее подыхать на тротуаре. Наконец молодой человек с прикрытыми недельной щетиной прыщами и длинными, давно не мытыми волосами отпер и распахнул перед нею дверь. Энни ворвалась в лавку. За ночь она немало передумала. Такер об этом, конечно, никогда не узнает, но заснуть в эту ночь ей не удалось. Она интенсивно размышляла, какой литературой следует обзавестись. К двум ночи она остановилась на десятке книг — достаточно, чтобы удовлетворить его читательский аппетит и утолить ее жажду действия. С утра она, однако, сообразила, что, появившись перед Такером с горою книг, со всей очевидностью продемонстрирует свою неуравновешенность и одержимость. Двух вполне достаточно, в крайнем случае трех, чтобы расширить выбор. В конце концов она купила четыре, решив выбрать из них две по дороге. Откуда ей знать, понравятся ли ему эти книги, если она о нем ничего не знает кроме того, что он любит Диккенса. Лечебница находилась в районе Марбл-Арк, поэтому Энни села на Оксфорд-стрит на автобус, направлявшийся, как ей казалось, в западном направлении.
Только вот… Конечно же, каждый, кому нравится литература XIX века, читал «Ярмарку тщеславия». А книга с названием «Площадь Похмелья»?.. Хорош подарочек для завязавшего алкоголика. А в «Бархатных пальчиках» столько секса — не воспримет ли он это как намек? К тому же секс там преимущественно лесбийский — еще подумает, что она его отталкивает таким образом, в то время как дело обстоит ровным счетом наоборот. А вдруг после сердечного приступа о сексе вообще вредно думать? Ох черт. Она выглянула в окно, увидела еще одну книжную лавку и вышла на ближайшей остановке.
У входа в клинику Энни судорожно рванулась к урне и, одолеваемая чувством вины, принялась запихивать в нее четыре новенькие, только что купленные книжки в мягких обложках. Что поделаешь, купила слишком много, а куда их девать? Да и вкус ее мог его шокировать — еще подумал бы, что с намеком выбирала. К тому же одну или две она и сама не читала — а вдруг он спросит, о чем они, и придется опять заикаться и краснеть. Ладно, хватит паниковать. Она просто нервничает и от нервов только еще сильнее себя накручивает. Уже поднимаясь к палате, Энни глянула в зеркало лифта — на нее смотрела изможденная старуха. Вместо того чтобы о книжках переживать, лучше б накрасилась как следует. Да и выспаться не мешало бы — трудно хорошо выглядеть, если не проспишь хотя бы семь часов. Одно сомнительное утешение: он тоже вряд ли в лучшей форме. Может, у нее планида такая: она привлекает только таких задохликов, которых ни на что другое уже не хватает. Она безрезультатно попыталась поправить прическу и наконец ступила из лифта в коридор.