— Именно, — сказал Мазур. — Особенных надежд не питаю, но все же это лучше, чем ничего, а?
…Минут через двадцать они с Лавриком убедились, что их все это время выдерживали в приемной (небольшой, не роскошной, но безусловно стильной) отнюдь не потому, что мадемуазель Валери Дюпре хотела показать характер или четко обозначить занимаемую ею на социальной лестнице ступеньку. У нее в самом деле все это время сидел клиент. Каковой наконец вышел, небрежно кивнув секретарше, притворившей за ним обитую тисненой кожей дверь. Пожилой чернокожий, одетый в мнимо скромный, но безусловно дорогущий костюм, с красивой проседью на висках, при золотых часах, алмазном перстне и кожаной папке с золотой монограммой. Руку можно дать на отсечение: «парень в старом школьном галстуке». Проходя мимо, он вежливо раскланялся с обоими офицерами, и они ответили торопливыми поклонами. Тут же из кабинета появилась секретарша, распахнула дверь. Гладко причесанная негритянка в белой старомодной блузке и строгой черной юбке до колен.
Кабинет оказался под стать приемной: небольшой, но стильный, отделанный с той самой скромной на вид, но дорогой элегантностью, свойственной старой аристократии.
— Садитесь, господа, — сказала Валери с дежурной улыбкой. — Что-нибудь выпьете?
Они отказались. Неизвестно, что чувствовал Лаврик, а вот Мазур, что греха таить, ощутил легкую оторопь: настолько эта особа не походила сейчас на раскованную шлюшку с фотографий, лежащих у Мазура в бумажнике. Волосы собраны в аккуратный старушечий узел, на носу очки в изящной золотой оправе с простыми стеклами (сразу видно), серый строгий жакет напоминает покроем мужской пиджак, белая блузка столь же старомодного фасона, как у секретарши. Одним словом, серьезная, респектабельная адвокатесса, пусть и закончившая юрфак одного из престижных французских университетов всего-то год с небольшим назад. Ну, конечно, с таким папенькой…
— Рада познакомиться, полковник, — бесстрастным светским тоном произнесла Валери. — Я о вас много слышала…
Мазура так и подмывало с улыбочкой спросить: «Надеюсь, не только скверное?» — но он промолчал. Очень уж явственным холодком веяло от красотки, очень уж строгий, деловой у нее сейчас вид…
— Неужели вам понадобилась юридическая помощь? — осведомилась Валери с хорошо скрытой, но безусловно присутствовавшей иронией.
— Пока нет, к счастью, — сказал Мазур. — Мы хотели бы с вами… побеседовать по служебной необходимости. Простите, но я вынужден, вы, как юрист, должны понимать…
Он раскрыл свою скромную папочку, положил перед девушкой стандартный бланк: подписка о неразглашении — на сей раз указано, что речь идет о государственном преступлении, — эмблемы министерства внутренних дел, печати, подписи…
Валери, чуть нахмурив красивые брови, пробежала глазами печатный текст буквально в несколько секунд. Интересно, будет протестовать, или она в самом деле хороший юрист и прекрасно понимает, что обязана подписать бумагу? Любой юрист должен это понимать, заверил их юрисконсульт из тайной полиции (как не удивительно, но в хозяйстве Мтанги имелись и юристы).
Нет, никаких протестов. С самым невозмутимым видом, взяв золотой «Паркер», она поставила подпись в нужной графе. И обозначила намек на улыбку:
— Надеюсь, я не значусь среди подозреваемых в каком-то государственном преступлении?
— Ну что вы, мадемуазель Дюпре, — светским тоном сказал Мазур. — У вас безукоризненная репутация законопослушного человека… вот только не все ваши знакомые могут похвастать тем же.
Она подняла брови:
— Я и подумать не могла, что кто-то из моих знакомых может быть замешан в государственном преступлении… Не соблаговолите ли дать конкретику?
— Бога ради, — лучезарно улыбаясь, сказал Лаврик. — Видите ли, так уж сложилось, что ваша давняя подруга Татьяна Акинфиефф разыскивается за убийство Президента…
— Шутите?
— Нисколечко, — Лаврик посмотрел на свои часы, где один из небольших циферблатиков выполнял иные, вовсе не свойственные часам функции. — Мадемуазель Валери, я бы настоятельно попросил выключить магнитофон, это в ваших же интересах…
Несколько секунд она мерила его взглядом с непонятным выражением лица, потом на миг опустила руку под крышку стола. Не спускавший взгляд со своих хитрых часов Лаврик удовлетворенно кивнул.
— Я понимаю, что люди вашего полета не станут заявляться ради глупого розыгрыша, — сказала Валери. — Но то, что вы говорите… Татьяна — убийца Президента? Абсурд… Могу я узнать подробности? Не сомневайтесь, я, как юрист, прекрасно понимаю, какие последствия влечет разглашение нашего разговора после такой подписки…
— Ничего сложного, — сказал Лаврик. — Она выстрелила в Президента отравленной иглой из какого-то хитрого приспособления. Едва ли не на наших глазах.
— Едва ли, — медленно повторила Валери. — Значит, все же не на ваших глазах? И сами вы этого не видели?
— Не видели, — неохотно сознался Лаврик.
— А кто-нибудь другой видел?
— Нет…
— Тогда на каком основании вы говорите столь уверенно? Простите, но буду откровенной: коли уж речь идет о моей давней и хорошей подруге, я возьму на себя защиту ее интересов, даже не получив пока что ее официального согласия.
— Законы-то позволяют? — спокойно осведомился Лаврик.
— Да, — она обернулась к стеллажу, уставленному солидными томами и папками в кожаных футлярах. — Желаете ознакомиться с текстом?
— Я вам поверю на слово, — сказал Лаврик.
— В таком случае считайте, что разговариваете сейчас еще и с ее адвокатом. Почему вы решили, что это сделала она?
— Мы сидели рядом с бунгало, — сказал Лаврик. — Она вошла, очень быстро вышла, через несколько минут туда зашли мы и обнаружили Президента мертвым, с той самой иглой в шее.
— Через несколько минут, — подняв палец, значительным тоном сказала Валери. — А это вовсе не означает, что это сделала она.
— Ситуация была такова, что они с президентом оставались там наедине.
— Вы осматривали домик перед убийством? — нет.
— Другими словами, вы не можете поклясться под присягой, что там все же не было кого-то третьего? Молчите… Значит, не можете. А ведь третий вполне мог быть. Я знаю то бунгало, там, кроме главного, есть еще два черных хода… один из них, уточняем, не просто черный ход, а потайной выход.
— У обоих всегда стояла охрана. И в тот вечер тоже.
— Но ведь можно допустить, что убийцей был как раз один из охранников? Чисто теоретически?
— Теоретически — да, — проворчал Лаврик.
— Вот видите. Все сомнения, как вы, быть может, слышали, должны, согласно нашим законам, толковаться в пользу обвиняемого.
— Что же у нас есть? — спокойно спросила Валери. — Проще перечислить, чего у нас нет. У нас нет свидетелей, видевших бы своими глазами, что это сделала Татьяна. У нас нет свидетелей, способных подтвердить, что в момент убийства в бунгало не было кого-то третьего.
— Но она же там была… — с слегка растерянным видом сказал Лаврик.
— Что вовсе не означает, будто убийство совершено ею. Ее могли запугать, принудить соучаствовать и молчать потом обо всем… Прямых доказательств против нее, насколько я понимаю, нет…
— Вот интересно, почему вы не спрашиваете, что говорит она сама? — вкрадчиво испросил Лаврик. — Я не юрист, но мне кажется, что любой адвокат обязательно задал бы этот вопрос…
Неплохой ударчик, подумал Мазур. Валери понадобилось какое-то время, чтобы подыскать ответ…
— Я как раз собиралась его задать, — сказала она наконец.
Ну вот как тут уличить ее во лжи, если она врет?
— Видите ли, она исчезла, словно в воздухе растворилась, — сказал Лаврик. — И ее отец тоже.
— Правда?
— Чистейшая. Вы не знали?
— Представления не имела, — сказала Валери, не моргнув глазом. — У меня несколько дней тянулся очень сложный и запутанный процесс, я была занята настолько, что не виделась и не звонила никому из близких друзей… Значит, они исчезли… А где гарантия, что они не похищены настоящими убийцами, чье существование мы можем допускать?
— Ни для чего нет никаких гарантий… — сказал Лаврик. — Давайте на минутку оставим эту тему. Поговорим о том, ради чего мы и пришли, — он усмехнулся. — Теоретически ведь можно допустить, что она не похищена, а скрывается по собственной воле?
Точно так же неохотно, как недавно Лаврик, Валери сказала:
— Теоретически — да…
— В таком случае вы, как ее лучшая подруга, можете знать, где она могла бы скрываться…
— Представления не имею, — быстро ответила Валери.
Слишком быстро, по мнению Мазура. Да и Лаврик что-то сузил глаза…
А потом чуть заметно кивнул Мазуру. Ну что же, и в самом деле не стоило устраивать долгие дипломатические беседы, у них и без того масса дел…
Он вынул бумажник и аккуратным рядком стал выкладывать на полированный стол фотографии тех самых предосудительных забав — исключительно те, на которых превосходно можно было опознать Валери. Она разглядывала их с каменным лицом, чуть поджав губы и сузив глаза.
Лаврик со своей фирменной лучезарной улыбкой сказал:
— Попади эти снимки в бульварную прессу, вашей блестящей карьере моментально придет конец. И не имеет значения, что вы обе — белые. Вы здешние уроженки и гражданки республики…
Валери подняла на нее глаза с таившейся в глубине лютой злостью:
— А вам известно, что шантаж по законам республики — уголовное преступление?
— Да, я слышал что-то такое… — безмятежно сказал Лаврик. — Но если вы и правда хороший юрист, должны знать: кроме законов есть еще некоторое количество подзаконных актов, подписанных лично Президентом… и до сих пор, ввиду известных причин, юридически не отмененных. Согласно этим актам, есть огромная разница между шантажом и оперативной деятельностью спецслужб. Мы с коллегой заняты сейчас именно вторым…
Судя по ее лицу, те подзаконные акты ей были прекрасно знакомы. Какое-то время стояло молчание — напряженное, злое, тяжелое.
— Так что же, мы сможем договориться? — спросил Лаврик.