— Ваш гость, месье Юбер, — поклонился официант и выжидательно остановился у стола.
Незнакомец с дружелюбным видом протянул руку. Пришлось ее пожать — и усесться после радушного жеста. Мазур разглядывал незнакомца в открытую: лет на несколько старше его самого, с наметившейся лысиной, лицо волевое, неглупое… Что-то во всем его облике вещует: привык командовать, если военный, и распоряжаться, если штатский. Рано строить догадки, но не исключено, что из тумана наконец вынырнула не очередная пешка, а фигура…
— Я не стал делать заказ в ожидании вас, — светским тоном сказал месье Юбер. — Хотя знаю ваши вкусы. Вы часто заказываете ризотто с морепродуктами и петуха в белом вине. Однако я подумал, что на сей раз вы пожелаете что-то другое…
Пусть Мазур и не был разведчиком, но кое-чего нахватался: конечно же, старается с самого начала легонько морально надавить, стервец, показать осведомленность: дескать, много я о вас знаю, сударь мой. Что подразумевает длительную слежку, конечно же. Нет уж, такими дешевыми приемчиками нас не смутить…
— Пожалуй, ризотто, — кивнул Мазур официанту. — И только. Я уже пообедал. Ризотто, рюмку «Мартеля» и «Эвиан».
И легким мановением головы отослал официанта. Ну, что же, это не ящериц жрать и не припахивающую уже малость жесткую верблюжатину, нужно пользоваться маленькими радостями жизни, коли дело позволяет…
— Вы не возражаете, если мы, прежде всего, обговорим парочку чисто технических вопросов? — все так же светски осведомился месье Юбер. — Вы, конечно же, пишете наш разговор?
Мазур (включивший крохотный магнитофончик в кармане, едва вошел в этот зал), неопределенно поиграл бровями.
— Не подумайте, что меня это удручает или противоречит моим замыслам, — непринужденно заверил месье Юбер. — Наоборот, не имею ничего против. Быть может, после нашей беседы вы сами сотрете запись, кто знает… В этом зальчике, я догадываюсь, уже присутствуют агенты тайной полиции? — он быстрым, цепким взглядом окинул невеликий зал. — Три столика были заняты уже после моего звонка к вам. Я не могу определить, кто именно за вами сейчас следит, да и не пытаюсь — все посетители выглядят безукоризненно. Хорошего агента вычислить трудно. Но они наверняка неподалеку от нас, не так ли? А ресторан, конечно же, под наблюдением? Я неплохо знаю полковника Мтангу — о, заочно — и прекрасно могу порой предвидеть его действия…
Мазур налил себе французской минералки и вновь неопределенно поиграл бровями, предпочитая больше слушать, чем говорить, благо времени у него имелось в избытке.
— Ну что же, я вполне допускаю, что вы можете и не знать агентов в лицо, — продолжал месье Юбер. — Сплошь и рядом так бывает. Но они, конечно, моментально вступят в игру, едва вы подадите какой-то совершенно невинный с виду знак… К чему я клоню? К тому, чтобы с самого начала отговорить вас от попыток схватить меня, надеть наручники, отвезти туда, где Мтанга столь искусно умеет убеждать… Вполне возможно, у вас, у него, либо у вас обоих такие замыслы были. Житейское дело, я понимаю. Однако в моем случае вы, сразу предупреждаю, столкнетесь с некоторыми трудностями. Не угодно ли ознакомиться?
Он подал Мазуру темно-бордовую книжечку размером побольше обычных удостоверений, с тисненым золотом замысловатым гербом, ему смутно вроде бы знакомым. Мазур ее раскрыл. Фотография, солидные печати, разборчивые подписи… По документу выходило, что никакой этот тип не Юбер, а Иоахим Ван Гут, второй секретарь здешнего посольства средних размеров африканской страны, расположенной через три державы отсюда к востоку. Дипломат, то бишь лицо неприкосновенное. Правда, по всему свету вторые секретари сплошь и рядом выполняют особые функции, мало общего имеющие с чистой дипломатией, но сути дела это не меняет…
— Я всего-навсего хочу вам мягко и ненавязчиво пояснить, что акция с арестом, будь она кем-то запланирована, не даст никаких результатов, — спокойно продолжал Юбер или кто он там. — Последуют дипломатические трения, пусть и слабые.
Возвращая солидную ксиву, Мазур легонько усмехнулся:
— Вообще-то я не эксперт по документам…
— Документ настоящий, — кивнул Юбер. — Нет, конечно, вы можете все равно меня задержать, под тем именно предлогом, что мои документы могут оказаться фальшивыми. Авантюристов везде хватает, а уж в Африке… Но, заверяю вас, это ни к чему не приведет: посольство моментально удостоверит мою личность и должность, вы совершенно ничего не добьетесь, только зря потратите время…
— Допустим, вы меня убедили, — кивнул Мазур. — Но вы, я так подозреваю, хотите ко мне обратиться вовсе не от имени посольства и той страны, которую имеете честь здесь представлять?
И подумал: людям знающим давно известно, что в той стране, чьим дипломатом этот белый господин выступает, сильные позиции держит именно что «Гэмблер даймонд» — в точности как здесь французы. Там «Даймонд» хапанула даже больше, чем французы здесь: процентов восемьдесят экономики, рудников и предприятий либо прямо принадлежит «Даймонд», либо управляется посредством контрольных пакетов. Откуда этот тип, догадаться нетрудно: десять против одного, что из «Даймонд». Значительно труднее понять, кто он. Иоахим Ван Гут — имечко, безусловно, голландское. Однако познания Мазура не простирались настолько далеко, чтобы уловить в безупречном английском собеседника акцент малых стран: Голландии, Дании, Бельгии. Зато ясно уже, что его английский полон американизмов — но и это может оказаться маской, как не раз бывало с самим Мазуром…
В общем, как выражаются поляки, субъект из-под темной звезды. Ну что же, в задачу Мазура вовсе и не входило со стопроцентной точностью определить происхождение собеседника — эти детали, в принципе, и ни к чему, в любой крупной транснациональной компании работают люди из самых разных стран…
— Убедили, — сказал Мазур. — Вы держитесь с уверенностью человека, у которого документы настоящие. — Так что нет смысла вас арестовывать. Но, кроме дипломатических, вы наверняка и какие-то другие обязанности выполняете?
— Естественно, — сказал Ван Гут. — Это у вас в коммунистическом блоке дипломаты только и занимаются дипломатией… ну, некоторые еще и разведкой, дело житейское. В нашем мире… я буду говорить в «свободном», чтобы не вызывать у вас, человека с той стороны, идеологически выдержанную усмешку. Скажем просто: западный мир, точное определение, и идеологически нейтральное. Так вот, в западном мире — и особенно в местах вроде Африки — нет ничего удивительного или позорного в том, что дипломат занимается еще и коммерцией. Так случилось, что я еще и служу юридическим консультантом в одной серьезной фирме.
— Великолепное название должности, — сказал Мазур. — За этим столько можно спрятать…
— Вот то-то и оно, — кивнул Ван Гут, не поведя бровью. — Я полагаю, вы прекрасно понимаете, какую именно компанию я представляю?
— Прекрасно, — сказал Мазур.
— И вы верите мне на слово? Я не уполномочен предъявлять какие бы то ни было официальные бумаги, удостоверяющие, что я действительно работаю на эту компанию…
— Верю, — сказал Мазур. — Косвенных данных достаточно. А теперь, может быть, без всякой дипломатии перейдем к конкретике?
— Охотно, — кивнул Ван Гут. — Конкретика несложная: вы нам чертовски мешаете. Я подразумеваю не только вас, но и вас лично не в последнюю очередь. Вы нам очень мешаете, полковник. Еще и тем, что вы, как совершенно ясно, не разведчик, а представляете какой-то из спецназов. Несколько мероприятий вы уже успешно сорвали, и не намерены останавливаться…
— Приказ, — весело улыбнулся Мазур.
— Сложность в том, что у нас тоже есть приказ. Вы, может быть, не знаете, но крупные корпорации кое в чем ничуть не отличаются от армии. Есть приказы, которые не обсуждаются и подлежат неукоснительному исполнению. И наказания суровее, чем в армии. Вы в случае неудачи не дождетесь повышения, или потеряете погоны, или, в крайнем случае, будете отправлены в отставку. Люди вроде меня жизнь, конечно, сохранят, но потеряют множество земных благ и никогда уже не достигнут прежнего уровня. Я это так подробно объясняю для того, чтобы вы поняли: сплошь и рядом мы, как и военные, обязаны выиграть любой ценой, а это сплошь и рядом нас заставляет быть циничными и жестокими, как цинична и жестока сама жизнь. Ничего личного, просто бизнес…
— Я понимаю, — спокойно сказал Мазур, отведав немного ризотто (не стоило обращать на себя внимание сторонних посетителей, сидя в роскошном ресторане над нетронутой тарелкой).
— Так вот, вы — я в первую очередь о вас лично — давно доставляете нам нешуточное беспокойство. И дело осложняется тем фактом, что убивать вас нельзя. Это просто бессмысленно. Вы не агент-одиночка, а офицер сверхдержавы. В случае вашей гибели вас моментально заменит дублер, даже если что-то случится со всей вашей группой, на смену моментально объявится новая, и мы это прекрасно понимаем. Компромат… Компромата тоже нет. Конечно, приложив нешуточные усилия, можно заснять вас в постели с Натали, но такие снимки или записи могли бы заинтересовать только эротоманов. Вы не будете скомпрометированы перед вашим начальством — потому что оно наверняка вам именно такой линии поведения и велело держаться. Равным образом и известную особу нельзя скомпрометировать: здесь незамужние девушки пользуются большой свободой. Тем более что вы — не лакей какой-нибудь, а бравый полковник… Вот и остается надеяться на… печальные инциденты.
— Сталкивался я с вашими печальными инцидентами, — усмехнулся Мазур.
— О, только не с нашими! — энергично поднял ладонь Ван Гут. — У вас есть четкие, неопровержимые улики и свидетели, доказывающие, что во всем виноваты мы? Конечно же, нет, верно? Говоря языком шахматистов, наблюдается то ли пат, то ли цейтнот: вы нам ничего не в состоянии сделать, а мы не имеем твердой уверенности, что последующие… печальные инциденты закончатся успешно.
— Вот именно, — улыбнулся Мазур вовсе уж широко.
— Быть может, поискать какие-то иные пути? Я вас прошу выслушать до конца мои предложения, а не обрывать на половине. Хорошо?