– Я тоже люблю чай с лимоном. И с шоколадным печеньем… У нас с вами схожие вкусы.
– Да что вы? – удивился Алекс. Хорошо удивился, естественно. – Какая редкость! Должно быть, мы с вами родственные души! – А вот это редкостная банальность. Но не страшно, пусть и банальность, главное – разогнать подозрения.
Все обошлось. Они закончили чаепитие, убрали со стола, уселись – Лина в кресле, ноги под себя, Алекс на диване.
– Ну, рассказывайте вашу историю, – сказал Алекс.
– Какую историю? – насторожилась Лина.
– Почему вы сбежали из больницы. Вы ведь сбежали из больницы или мне показалось?
Лина нахмурилась.
– Ничего подобного. Вам показалось.
– Я набросаю ваш портрет, пока мы говорим, ладно?
– Мне все равно, – пожала она плечами.
Алекс взял карандаши и бумагу, прикрепил лист к планшетке и устроился на диване, планшетка на коленях.
– Я вообще не была в больнице. То есть я там была, но не как пациент. Я приходила навестить подругу.
– И сбежали от подруги?
– Я не сбегала… – попыталась настоять Лина.
– Неужели? – с рассеянной иронией сказал Алекс, нанося первые линии на бумагу и переводя все время глаза с ее лица на лист.
– Я приходила навестить подругу, а там… А туда пришел один человек… Которого я не хотела видеть. Я его не люблю, этого человека… Я просто не хотела с ним встречаться…
«Уж не меня ли она имеет в виду?» – грустно подумал Алекс.
– …Вот и сбежала. Вернее, не сбежала, а попросила вас меня вывести, чтобы он на меня не обратил внимания…
– А, понятно. – Алекс бросал на нее короткие, не к ней обращенные взгляды и переносил ее черты на бумагу, иногда стирая ластиком тонкие штрихи.
– Не верите, – не столько спросила, сколько констатировала Лина.
Алекс не стал ей отвечать. Пусть ведет разговор сама.
Помолчав некоторое время, Лина действительно заговорила с неожиданным напором:
– А откуда вы знаете, что я сбежала из больницы? Вы что, меня знаете? Что вы там делали, в больнице?
Ого! Какая атака! Но у него готов ответ.
– У меня там родственница, двоюродная тетя. Я ее навещал. А догадаться, что вы сбежали из больницы, совсем не сложно: если бы вы были посетительницей, то у вас была бы с собой сумочка. И вы бы после посещения спокойно бы отправились домой. Вы же, однако, сидите тут, и я рисую ваш портрет: домой вы не хотите, и сбежали вы от кого-то из домашних. Может, от папы с мамой, может… И кроме того, вы, видимо, забыли, что в парке больницы вы мне сказали, что уходите из больницы, чтобы навестить подругу. Не пришли навестить, а уходите, чтобы навестить, припоминаете теперь?
Кис был бы доволен мной, хороший я ученик, правда, Леша?
– Я тогда неправду сказала…
– Я догадался. И теперь вы тоже неправду говорите.
– Превосходно! Вы все обо мне знаете! И где я правду сказала и где неправду! – зазвенел ее напряженный и возмущенный голос. – И что вам обо мне еще известно?!
Алекс вскинул удивленные глаза:
– Почему вы думаете, что я о вас вообще что-то знаю? Я не знаю, я догадался. Это разные вещи. А если вы наконец перестанете мне морочить голову и расскажете вашу историю, то тогда я буду о вас что-то знать. А пока это так, логические выводы, и все.
Лина недоверчиво смотрела на него. Но у него был безмятежно-непроницаемый вид, и она постепенно успокоилась. Алекс рисовал, она молчала.
– Нет у меня никакой истории, – вдруг сказала она. – У меня амнезия.
– Да что вы? Вы правду говорите? Или это так, чтобы я отвязался от вас?
– Правду.
– Скажите-ка, как интересно! И вы ничего не помните?
– Ничего. Абсолютно ничего, только раннее детство. Маму. У меня мама красивая была…
– Охотно верю.
– И веселая… Папу тоже помню. У него усы были, и он пел под гитару… Они на самолете разбились, когда я маленькая была. И больше ничего не помню.
– Знаете, Лина, мне иногда тоже хочется все забыть, все свое прошлое, и начать свою жизнь сначала… Только у меня не получается. А у вас как получилось?
– Автокатастрофа… Я на машине в дерево врезалась, у меня был сильный удар в голову. Еще ключица сломалась и ребра… Но они уже срослись. А голова – вот, амнезия.
– Вам повезло, легко отделались. А что амнезия – не переживайте. Может, это и к лучшему. Может, там, в вашей прошлой жизни, нет ничего такого, что стоило бы вспоминать…
Ошибка! Нельзя было это говорить! Он-то сказал это просто так, для поддержания разговора, чтобы ее успокоить, но Лина, напротив, смотрела на него с ужасом. Что же ее так мучает, откуда этот страх?
– Поверните, пожалуйста, голову немножко. Нет, чуть правее. Еще чуть-чуть. Подбородок выше… Вот так хорошо, да, хорошо. Вы можете не шевелиться? – разряжал обстановку Алекс. – Так о чем это я? Да, вот, я вас хотел спросить: вы замужем?
– Да, насколько мне известно.
Холодно произнесла, неприязненно. Что же это она своего мужа так не любит, жена моя?
– Надо понимать, мужа своего вы не помните?
– Нет… – неуверенно ответила Алина, вспомнив, как Муж подходил к ней во дворе больницы.
Откуда неуверенность? Что бы она могла означать? Она ведь меня не помнит, это очевидно! Или это так выдает себя желание со мной – с мужем, то есть – не встречаться?
– Ну и как, он вам понравился теперь?
– Кто?
– Ваш муж.
Снова страх, аж глаза распахнулись. Что ж такое, откуда?
– Почему вы меня так спрашиваете… Так странно, будто вы знаете, что я… Что вы обо мне знаете?!
Лина вскочила с кресла и смотрела на него в упор. Алекс опешил.
– Что с вами? Чего вы испугались? Я не хотел вас так волновать… Вы не совсем здоровы еще, может быть?
– Здорова! Совсем здорова! Что вы обо мне знаете, откуда?
– Бог мой, ничего! Я ни-че-го о вас не знаю! Я просто задал вопрос, потому что, по логике, муж должен был вас навещать в больнице! Это же нормально, когда муж навещает свою жену в больнице, нет? И мне стало интересно, как вы к нему отнеслись после потери памяти… Вот и все. Вы чего-то боитесь? Вам неприятно о вашем муже говорить? Ну не будем, только успокойтесь! Все, я больше ни слова не скажу. Сядьте, пожалуйста, я ваш портрет не закончил.
Лина села.
– А дети? Дети у вас есть?
– Нет… К счастью.
– Почему – к счастью?
– Потому что я бы их тоже забыла. И это было бы ужасно.
– Действительно, – согласился Алекс.
Лицо ее было задумчиво и грустно.
– Вам трудно себе представить, – начала она через некоторое время, – как это странно, когда у вас амнезия… Вам о себе ничего не известно. Вам никто не известен. У вас нет прошлого и мир для вас нов, словно вы только родились… Но вокруг вас существуют какие-то люди, которые знают вас! Знают о вас то, чего вы сами не знаете о себе… Будто Голый Король, есть такая сказка, мне мама в детстве читала. Он думал, что он одет, а он был на самом деле голый. И все это видели. Вот и я, как Голый Король… Вернее, «голая королева». И все меня насквозь видят… А я ни о чем не догадываюсь. Понимаете?
Алекс кивнул, не отрывая глаз от листа.
– Поэтому мне иногда кажется, что вы меня знаете. А я вас – нет. И во всем этом есть какая-то зловещая таинственность, потому что вы не признаетесь, что вы меня знаете…
– Я вас не знаю.
– Я понимаю. Это я просто вам объясняю…
– Но почему бы вам не встретиться с этими людьми, не поговорить, не познакомиться заново, не узнать о себе все, чтобы перестать наконец гадать и бояться своего прошлого?
– Вот опять! – нервно передернулась Лина. – Опять вы говорите со мной так, будто обо мне все знаете!
– И что, например? – спокойно сказал Алекс.
– Что я отказалась встречаться!
– Но ведь, Лина, вы только что сказали – о себе ничего не знаете и не знаете людей, которые вас знают. Не так ли? Следовательно, вы с ними не встречались.
– Правда… Действительно. Как глупо.
– А теперь вы мне сообщили – прошу заметить, сами! – что вы отказались встречаться. Так что не удивляйтесь, откуда я это знаю, ладно?
– Ладно, – улыбнулась Лина.
– Я хочу вас спросить: почему вы отказались встречаться? С кем, собственно? С вашим мужем, да? С друзьями?
– Со всеми…
– И почему, могу я спросить? – Рисование очень выручало Алекса, позволяя ему избегать взгляда Лины, лишь изредка с легкой улыбкой встречаясь с ней глазами.
– Я сама точно не знаю… Можно, я портрет посмотрю?
– Еще через пять минут… Так все-таки?
– А вы почему меня расспрашиваете?
– Из любопытства. Не каждый день в жизни случаются такие встречи… С девушками, которые сбегают из больницы, к тому же обращаются к вам за помощью… – Алекс переводил глаза с портрета на лицо Лины. – Потом заявляют, что ничего не помнят… Это необычно, согласитесь.
– Я сама плохо понимаю… Мне почему-то кажется, что я еще не готова узнать правду о себе. Что эта правда должна быть какой-то… нехорошей, ужасной даже… Мне просто страшно узнать свое прошлое.
– Вам сколько лет? Лет двадцать?
– Двадцать пять… Двадцать шесть скоро.
– И откуда у вас такие мысли? Что в вашей жизни – короткой жизни – могло быть страшного?
– Черный ящик.
– В смысле?
– Когда я думаю о прошлом, мне видится черный ящик. Страшный, черный, тяжелый, а в нем – духи. Злые духи.
– Вы, должно быть, фильмов ужасов насмотрелись. Только и всего. Признайтесь, в больнице время у телевизора проводили?
– Вы не понимаете! Смотрите: я вот нахожу себя вполне милой и приятной, я сама себе нравлюсь…
– Мне тоже.
Лина улыбнулась.
– …И вроде бы я хороший человек. А вдруг в прошлом я была какой-нибудь преступницей? Я не хочу об этом знать!
– Откуда же у вас такие мысли? Идите сюда, портрет почти готов.
Лина приблизилась и заглянула. Ох, какая она красивая! Красивей даже, чем в жизни.
– Посмотрите на себя! Разве вы похожи на преступницу? Скорее на ангела… Немножко потрепанного, правда.
Он ей улыбнулся и взял ее за руку.