Я определил супернормальный стимул как искусственное преувеличение естественного стимула, но это может быть применимо и к изобретенному стимулу. Позвольте в качестве примера привести два показательных случая. Вне всяких сомнений, розовые губки красивой девушки есть не что иное, как абсолютно естественный биологический стимул. Если она специально выделяет их, крася более яркой губной помадой, она, несомненно, преобразует их в супернормальный стимул. Здесь все просто, и это как раз один из тех примеров, на которых до сих пор было сконцентрировано наше внимание. А как насчет нового блестящего мотоцикла? Он может быть не менее стимулирующим фактором, хотя сам по себе является не чем иным, как искусственно изобретенным стимулом. Не существует такой естественной биологической модели, с которой его можно было бы сравнить, чтобы понять, был ли он супернормализован или нет. И все же, если мы посмотрим на различные мотоциклы, мы с легкостью выделим те, которые, на наш взгляд, обладают некоторыми супернормальными качествами: они больше по размеру и впечатляют гораздо сильнее, чем все остальные. На самом деле производители мотоциклов не менее ориентированы на создание супернормальных стимулов, чем производители губной помады. Ситуация же с мотоциклами более подвержена изменениям, так как здесь нет никакой естественной биологической основы, которую следует учитывать, но по существу процесс ничем не отличается. Как только изобретается новый стимул, он сам вырабатывает свою основу. На любой момент мотоциклетной истории можно сделать эскиз того мотоцикла, который был типичен, наиболее распространен, а следовательно, и «нормален» для того или иного периода. Вместе с тем можно сделать эскиз необычайно роскошного и дорогого мотоцикла, который в то или иное время был супернормальным транспортным средством. Единственное отличие между этим примером и примером с губной помадой заключается в том, что «нормальная основа», от которой зависит существование мотоцикла, изменяется с развитием технического прогресса, в то время как естественно розовые губы остаются все теми же естественно розовыми губами.
Итак, мы видим, что супернормальный принцип не только широко применим, но и затрагивает практически все наши стремления. Освобожденные от проблем, связанных с выживанием, мы выжимаем последнюю каплю стимулов из всего, что только попадается под руку. В результате мы иногда оказываемся неспособными переварить созданные нами же стимулы.
Загвоздка при наделении стимулов большей мощью заключается в том, что мы, будучи вынужденными реагировать на них еще сильнее, рискуем полностью израсходовать свои силы. Мы измучены и начинаем соглашаться со словами Шекспира:
…Раскрасить розу, злато позлатить,
Обрызгать ароматами фиалку…
Напрасный это и пустой излишек.
Но в то же время мы вынуждены признать и правоту Оскара Уайльда, сказавшего, что «только крайность ведет к успеху». Итак, что же мы делаем? Все очень просто – мы пускаем в ход еще один принцип борьбы за стимул. Его суть заключается в следующем: так как супернормальные стимулы настолько сильны, что, пытаясь реагировать на них, мы можем израсходовать все силы, нам следует время от времени менять элементы, выбираемые для усиления. Другими словами, мы меняем характер перемен. Обычно переключения такого рода крайне драматичны, так как происходит глобальное изменение всего ранее намеченного курса, и все же это не означает, что следование конкретному курсу в борьбе за стимул прекращается. Вовсе нет, изменяется лишь расстановка супернормальных акцентов, и, пожалуй, самый яркий пример работы этого принципа – мир модной одежды и аксессуаров.
В женской одежде, где сексуальность стоит на первом месте, этот принцип положил начало тому, что профессионалы в области моды называют «законом смены эрогенных зон». Сама по себе эрогенная зона – это область тела, наделенная нервными окончаниями, реагирующими на прикосновение сексуальным возбуждением. Основными считаются область половых органов, грудь, рот, мочки ушей, ягодицы и бедра; иногда к этому списку добавляются шея, подмышки и пупок. Женская мода направлена, разумеется, не на осязание, а на демонстрацию (или сокрытие) этих чувствительных областей. В крайних случаях все эти области могут быть либо открыты, либо, наоборот, сокрыты, как у арабских женщин в национальных одеждах. Тем не менее в большинстве суперплеменных сообществ, как правило, демонстрируются одни области, в то время как другие остаются скрытыми. В качестве альтернативы можно, будучи одетой, подчеркнуть одни зоны, оставив другие без внимания.
Закон смены эрогенных зон заключается в том, что, по мере того как проходит время и меняется мода, концентрация внимания на одной области сменяется концентрацией внимания на другой. Если современная женщина подчеркивает одну зону слишком долго, ее привлекательность теряется, а значит, для того чтобы вновь вызвать к ней интерес, необходим новый супернормальный шок.
В последнее время две основные зоны – грудь и ягодицы, – в большинстве случаев оставаясь сокрытыми, все же подчеркивались множеством различных способов. Например, для увеличения этих форм подкладывают что-либо в нужных местах; чтобы подчеркнуть формы, носят облегающую одежду. Иногда же, оставляя эти области под покровом тени, стараются обнажить другие участки плоти настолько, насколько это возможно. Когда дело касается демонстрации груди, вырезы могут начинаться от пупка, но длина платьев при этом значительно увеличивается. Когда зона интереса меняется и юбки становятся короче, поднимается линия шеи. Во времена популярности голых талий и пупков другие зоны, как правило, тщательно прикрывают, вплоть до того, что начинают носить очень длинные брюки.
Для дизайнеров модной одежды огромная проблема заключается в том, что их супернормальные стимулы связаны с основными биологическими особенностями.
Тот факт, что существует лишь несколько наиболее важных зон, создает строгие ограничения и вынуждает дизайнеров прибегать к опасно повторяющимся циклам, и только благодаря своей выдающейся изобретательности им удается справиться с этой трудной задачей.
Впрочем, всегда можно манипулировать зонами головы: мочки ушей можно подчеркнуть сережками, шею – шейным платком, лицо – косметикой. Закон смены эрогенных зон действует и здесь, так как, когда в моду входит особенно яркий макияж глаз, губы становятся бледнее и менее четко очерченными.
Циклы мужской моды следуют практически противоположным курсом. Мужчина в последнее время ориентирован скорее на демонстрацию своего положения, чем на подчеркивание сексуальности. Высокое положение означает возможность иметь досуг, а наиболее характерным костюмом для досуга является спортивная одежда. Специалисты, изучающие историю моды, обнаружили, что практически всю одежду современного мужчины можно классифицировать как «в прошлом спортивную одежду». Такое происхождение можно проследить даже у наиболее официальных костюмов.
Вот как работает эта система. В любой конкретный момент истории существовал некий многофункциональный костюм, подходящий для элитного вида спорта, считающегося популярным на тот момент.
Ношение такого костюма означало, что у вас достаточно времени и средств для занятий этим видом спорта. Такую демонстрацию статуса можно супернормализовать, если использовать этот костюм в качестве повседневной одежды, даже не имея никакого отношения к данному конкретному виду спорта.
Сигналы, испускаемые спортивной одеждой, говорят: «У меня достаточно свободного времени»; почти то же самое они могут означать и тогда, когда человек не имеет никакого отношения к спорту, так как не может позволить себе им заниматься. Через некоторое время, когда такая одежда становится общепринятым повседневным костюмом, она теряет свое воздействие. Тогда на смену этому виду спорта должен прийти новый, с его не менее необычным костюмом.
В XIX веке средством для демонстрации высокого положения английских джентльменов была охота. Специально для таких случаев была разработана практичная одежда: пальто обрезалось спереди, и таким образом сзади получалось некое подобие фрака. Джентльмены отказались от больших мягких шляп и начали носить жесткие цилиндры (послужившие прототипом защитных касок). Этот костюм получил широкое распространение, как только приобрел статус принадлежности к элитному виду досуга. Сначала в качестве повседневной одежды этот несколько модифицированный охотничий костюм стали использовать молодые люди знатного происхождения (молодые жизнелюбы того времени). Это воспринималось как верх дерзости. Мало-помалу эта тенденция получила широкое распространение (молодые жизнелюбы повзрослели), и к середине XIX века фрак и цилиндр стали обычной повседневной одеждой.
Члены общества, желающие продемонстрировать сигналы, свидетельствующие об их способности позволить себе супернормальный отдых, почувствовали необходимость заменить цилиндр и фрак, ставшие общепринятыми и традиционными, на что-то новое. Элитными видами спорта оказались стрельба, рыбная ловля и гольф. Элита стала носить котелки и пиджачные костюмы в клетку, мягкие спортивные шапочки переросли в фетровые шляпы. С наступлением XX века пиджачный костюм приобрел статус деловой одежды и стал более темных расцветок. «Привычный костюм», состоящий из цилиндра и фрака, стали использовать только для особых случаев, например для свадебных торжеств. Он мог служить и в качестве вечернего наряда, но здесь его практически уже догнал пиджачный костюм, отобрав длинные фалды для создания смокинга.
Как только пиджачный костюм утратил свою дерзость, его тоже постарались заменить чем-то, имеющим большее отношение к спорту. Охота для этого уже не годилась, а вот верховая езда все еще была в почете – и вот мы опять «на коне». Вскоре короткая куртка наездника стала известна как «спортивная куртка». Забавно, что, как только ее стали так называть, она сразу же утратила свою истинно спортивную функцию. Она превратилась в новую повседневную одежду, каковой остается и по сей день, хотя постепенно начала проникать и в мир деловых людей. В кругах наиболее дерзких модников (под видом особого рода смокинга) она проникла даже в святая святых – на официальные вечерние приемы.