ли ему удовольствие, и он с энтузиазмом взялся за перо. Работа шла споро. Он уже переходил к завершающей части своей статьи об образовании и истине, когда его внимание привлек закончивший работу первым бледный долговязый паренек в плетеной ермолке с круговым рисунком.
— Мистер Эпштейн, — тихо позвал он удалявшегося на цыпочках юношу.
— Сэр?
— Какую школу вы закончили? — Они говорили полушепотом.
— Йешива Герцля[59].
— Ах, да. Я ее хорошо знаю. Это ведь в Брайтоне?
— Нет, сэр. В Бара-Парк.
— Вы когда-нибудь слышали о таком празднике — Шмини Ацерет?
— Да, сэр. Он идет сразу же за Йом Кипур[60].
Голд разочарованно прищелкнул языком.
— А как насчет Шаббос Берешит?
— На прошлой неделе. Но это не праздник, профессор Голд, это просто название одного из дней года.
— Окажите мне услугу, мистер Эпштейн. Составьте для меня список еврейских праздников и названий всяких дней на этот год. И может быть я каким-либо образом смогу вас вскоре отблагодарить.
— Хорошо, профессор Голд, буду рад. Надеюсь, не очень вас обижу, если скажу, что разочарован этим курсом.
Голд сочувственно вздохнул.
— И я тоже. Вас-то что разочаровывает?
— Он называется «Монархия и монотеизм в литературе от средневековья до новейшего времени».
— Да?
— Но это больше похоже на курс по историческим пьесам Шекспира, — сказал мистер Эпштейн.
— Скоро мы перейдем к его основным трагедиям, — беззаботно ответил Голд. — Ко всем, кроме «Отелло» и римских пьес. В «Отелло», к сожалению, нет монарха, а римляне не были монотеистами.
— Описание курса в программе не точно, — пожаловался Эпштейн.
— Я знаю, — сказал Голд. — Я сам его писал.
— Разве это честно?
— Нет. Но может быть это мудро. Мы считаем, что все интересующиеся литературой должны изучить Шекспира, но мы знаем, что на это пойдут очень немногие, если только мы не назовем курс как-нибудь иначе.
— Но меня не интересует литература. Меня интересует Бог. Я пошел на английское отделение, потому что мне показалось, там предлагают много курсов по теологии и религиозной мистике.
— Вы были введены в заблуждение, — сказал Голд. — Если бы я был вашим куратором, я бы предупредил вас об этом.
— Вы и есть мой куратор, — сказал молодой человек, — но вас никогда нет в вашем кабинете.
Голд отвел глаза.
— Зато я всегда в классе. Если хотите, я вам разрешу бросить этот курс.
— Может быть, мне стоит перейти на отделение теологии?
— Нет, не переходите туда. Там вас заставят читать Мильтона и Гомера. Если вас интересует Бог, то попробуйте психологическое. Кажется, они сейчас переключились на религию.
— А где читают курсы по психологии?
— На антропологическом. Но всё равно скоро это переведут на отделение урбанистических исследований. Так что вы вполне можете специализироваться и там. Только поторопитесь. Иначе через год-другой вы, вероятно, и там встретитесь со мной, и вам придется заново перечитывать исторические пьесы Шекспира.
Голд молил Господа, чтобы Эпштейн бросил его курс до того, как ему придется читать его эссе.
Голд молился еще и о том, чтобы получить привилегированную кафедру от программы урбанистических исследований, где его ставка удвоилась бы, а нагрузка уменьшилась наполовину. Голд почти не сомневался, что если ему представится шанс, то он добьется успеха в Вашингтоне, потому что он был весьма искушен в дипломатии и дворцовых интригах. Сейчас он демонстрировал свое искусство, проводя крупнокалиберную стратегию в ходе разыгравшейся на факультете борьбы за привлечение студентов с естествоведческих факультетов к гуманитарным наукам и за привлечение студентов с других гуманитарных факультетов на английское отделение. Голд сам придумал большинство из соблазнительных названий и аннотаций для университетской программы, а соперничать с ним в изобретении новомодных учебных курсов не мог никто. Голд был архитектором противоправной и тайной политики разрядки, которая позволяла преподавателям германского отделения в обмен на голоса по важнейшим вопросам, решаемым на факультетских собраниях, вести курсы совершенствования английского как для испаноязычных, так и для студентов из стран Востока. В результате Испания и Италия были опустошены, классическое отделение разорено, а Франция была изолирована еще раньше. Россия неуклонно клонилась к упадку вместе с историей, экономикой и философией. Китай был низведен до уровня поварешки: процветали только курсы по китайской кухне. В результате самого успешного из всех его маневров сравнительное литературоведение было глухой стеной отгорожено от переводных текстов, а Голд и его английское отделение получили в результате полную свободу и, действуя по своему усмотрению, могли разбойничать на континенте, вооруженные такими своими победоносными творениями, как «Данте, ад, огонь и Фолкнер», «Сквозь ад и потоп с Хемингуэем, Гессе, Хьюмом, Хоббсом, индуизмом и прочими: бросок в Индию», «Блейк, Спиноза и современная американская порнография в кинематографе и литературе», «Секс в мировой и американской литературах» и «Влияние женщин, чернокожих и наркотиков на секс и религию в мировом и американском кинематографах и литературах». И теперь, благодаря начинаниям Голда, студенты могли закончить колледж специалистами по английскому, потратив все четыре академических года на просмотр иностранных фильмов в затемненной аудитории, не ведая никакого иного светоча знаний, кроме луча кинопроектора. В результате всех этих прогрессивных нововведений процветало главным образом английское отделение, куда не иссякал поток желающих, что свидетельствовало о необходимости увеличения штатного расписания, частично заполнявшегося профессорами-германистами, преподававшими на курсах совершенствования английского приезжим из Гонконга и Пуэрто-Рико. Голд заключил с Гансами мирный договор и пользовался уважением своего начальства.
Получая мизантропическое удовольствие от этих своих достижений, Голд пребывал в мрачном и подавленном настроении. О потере места он мог не волноваться. Коллеги его ценили, и это ему не нравилось. Скоро он должен был получить должность, которой не хотел. Он бы с большим удовольствием оставался свободной птицей. В колледже у Голда было то же преимущество, что и в семье: если он молчал, его родня считала, что он думает; если он не ходил на факультетские собрания, то само собой разумелось, что он занят более важными делами. Как непрерывно и подсознательно поглощающая пищу инфузория, английское отделение по инициативе и под руководством Голда с помощью изобретенного им цикла лекций под названием «Американская реалистическая проблемная литература современного города» незаметно поглощало все новые и новые пространства программы урбанистических исследований.
Голд не имел четкого представления о том, что такое урбанистические исследования. Но знал, что может копаться в этом дерьме не хуже других.
ГОЛД, в самолетах категорически отклонявший любые разговорные увертюры, если они не исходили от привлекательных женщин, в то утро, усевшись на свое место в «шаттле» на Нью-Йорк, сразу же, словно коршун на жертву, спикировал на номер Нью-Йорк Таймс. Он позвонил Андреа из аэропорта в Вашингтоне и знал, что позвонит еще раз из Лагуардия[61], чтобы сказать, что скучает без нее. Он сразу же увлекся одним из важных разделов, который интересовал его больше других: светская хроника.
Жизнь в городе продолжала бурлить и в его отсутствие. Он прочитал:
«Сдохнуть можно, — кипела от ярости Йан Чипман, прижатая в угол своей сестрой Баффи Кафриц и супругами Варни и Рид. — Ни за что бы не поверила, что мой муж может усесться на пол, чтобы смотреть демонстрацию мод».
Голд, в отличие от нее, поверить в это мог. Искривленными, как когти стервятника, ногтями он выдрал этот кусочек текста и с аккуратностью отсчитывающего сдачу автобусного кондуктора-европейца, положил рваный клочок в свой блокнот для записей. Может быть, он использует это в своей книге о евреях. Пропущенные им было на первой странице строки политических новостей всплыли в его памяти, и он вернулся к началу:
Сегодня утром в Индианаполисе президент отверг обвинение в мягкотелости, в том, что он позволяет «помыкать собой». «Тот, кто живет в стеклянном доме, не должен бросаться камнями», — возразил он во время пресс-конференции.
Голд выдрал и это. Президент явно нуждается в нем. Судя по финансовому разделу, условия для ведения бизнеса не изменились, азбучные истины свободного предпринимательства оставались вечно неколебимыми, хотя для вящей уверенности ключевое предложение ему пришлось прочитать дважды:
В настоящий момент, однако, некоторые аналитики считают, что Федеральный Резервный Банк ужесточает кредитную политику из-за растущей опасности экономического оздоровления.
В разделе «Образование» газета зарегистрировала 55-процентное увеличение преступности в школах:
Число зарегистрированных преступлений и актов насилия в городских школах, включая и нападения на учителей, этой осенью резко возросло. Указанный рост последовал за резким скачком преступности, отмеченным в учебном году, завершившимся в этом июне.
Внезапно Голд ощутил порыв вдохновения, ему пришли в голову блестящие слова, которыми он может начать свое «Образование и истина, или Истина в образовании». Он записал:
Образование является третьей главнейшей причиной человеческих несчастий. Первая, конечно, это сама жизнь.
Здесь ему пришлось остановиться. Он понятия не имел, где ему взять вторую. Смерть была соблазнительна. Смерть после жизни — это или очень хорошо или очень плохо. В этом была хлесткость, которую можно было ошибочно принять за мудрость. Он решил попробовать. У него рождался замысел еще одной сильной вещи, которая могла привлечь к нему внимание восторженной толпы, гораздо большей, чем до сих пор. Он закрыл глаза и улыбнулся. Голда никогда не приглашали на демонстрации мод. Скоро будут. Интересно, получил ли вчера мистер Чипман удовольствие от сидения на полу и горит ли он желанием повторить сделанное. Жаль, что ответ Баффи Кафриц сестре остался незамеченным репортером и теперь потерян, вероятно, навсегда. Голд любил помечтать и сейчас предался размышлениям о том, как будет вместе с Ральфом работать на президента, как женится на Андреа, будет жить в ее квартире в Вашингтоне, трахать ее более богатых и даже более привлекательных подружек, работать в Президентской комиссии по образованию и состоять профессором с двойным окладом при программе урбанистических исследований. Сдохнуть можно.