Петре была положена щедрая оплата в полмарки за неделю, или семь пфеннигов зараз, и Юрген подозревал, что истинной причиной ежедневных занятий стала не любовь келер Вермиттерин к прессе (хотя и она тоже), но желание откормить замухрышку: чтицу никогда не отпускали, не напоив крепким чаем со сладкими булочками.
Булочки пока томились в печи, источая запах, от которого урчало в желудке. Да и Петра должна была прийти только через час-полтора – после окончания занятий в школе.
Юрген взял со стола свежий номер «Вестника Апперфорта», раскрыл газету на первом развороте. С огромной, на полколонки, фотографии фальшиво улыбался щекастый мужчина в цилиндре и фраке.
«…бурмистр заявил, что подготовка к рождественским праздникам почти завершена. Расписание мероприятий…»
– Свадебный генерал наш бурмистр, – презрительно фыркнула келер Вермиттерин, шаловливо вырисовывая в пятне елочку, а затем стирая ее вместе с грязью. – Едва намечается гулянка, он первый, а мост через Поскакушку отремонтировать – не дождетесь, денег нет. Дальше!
«…экономический комитет в новом году планирует провести внеочередные ревизии в садах манакамней…»
«…Карл Кнаузер, владелец мануфактуры бытовых артефактов, сообщает о падении доходов за последний квартал текущего года на пятнадцать пунктов. Руководство приняло непростое решение урезать премии работникам…»
Келер Вермиттерин нахмурилась.
– Кнаузер как был дураком, так дураком и остался: никогда не умел думать наперед, а другим потом приходилось разгребать последствия. Лучше бы аппетиты свои слегка урезал.
«…на шестьдесят седьмом году жизни скончался главный врач Апперфортского госпиталя Поль Бладзауге. Редакция газеты выражает соболезнования детям и внукам умершего».
Молодой человек чертыхнулся вслух.
– Керр Юрген!..
– Простите.
В совпадения он верил мало, а значит, неизвестный стрелок добрался до сообщника раньше увязнувшего в бюрократии первого отдела. Протоколы и правила – необходимость, позволяющая государству действовать как хорошо отлаженный механизм, но в этот раз, похоже, они сыграли против детективов.
По спине пробежал неприятный холодок: возможно, Дершеф прав и теперь заговорщики попытаются избавиться и от стажера.
– Керр Юрген!..
Задумавшись, он не сразу сообразил, что его зовут.
– Керр Юрген, – старушка обтерла руки тряпкой и швырнула ее в тазик. – Если вы прекратили витать в облаках, не поможете мне спуститься?
– Да, конечно, – опомнился он, подхватил женщину за талию и аккуратно поставил на пол.
Келер Вермиттерин кокетливо, точно девчонка, хихикнула.
– Ну и охальник вы, керр Юрген. Признавайтесь, сколь многим керляйн вы успели разбить сердце? – И прежде чем растерявшийся парень начал оправдываться, добавила: – Совсем забыла, голова дырявая. Там, на буфете, письмо. От некой девицы Хаутеволле. Передали вместе с утренней почтой.
Судя по хитрому прищуру, внезапная амнезия имела вполне определенную причину – любопытство. Юрген, краснея, поспешно сунул конверт из розовой бумаги в карман.
– Это та, что подвозила вас до дома?
– Да, она, – с грубоватой резкостью отозвался он, надеясь замять смущающий разговор.
– Бойкие, однако, пошли керляйн! – Старуха мечтательно вздохнула. – Я даже завидую свободе нынешних нравов. В мое время девице из хорошей семьи считалось предосудительным первой подойти или написать молодому человеку, а уж согласиться на встречу без сопровождения отца или старшего брата!.. Эх! Знатный скандал вышел, когда Гоззо – мой покойный муж – выкрал меня из родительского дома!
Келер Вермиттерин улыбнулась нахлынувшим воспоминаниям.
– А уж какие подарки преподносил! Букетами заваливал! Однажды, как раз под Рождество, я выхожу из дома, а крыльцо все в розах! Алых! И это в январе, посреди сугробов! Можете вообразить?! Цветочницы восточного Миттельштенда на него молились.
Еще бы… Юрген представил, сколько стоят живые розы в середине зимы, и ему стало дурно.
– Умели же раньше молодые люди произвести впечатление! Размах был! Кураж! Поступок! А сейчас избаловались! Девицы сами, точно шелудивые кошки, на шее виснут, вот юноши и разленились. – Келер Вермиттерин строго посмотрела на арендатора, намекая, кому именно предназначался упрек.
– Это дружеская переписка, – оправдался тот, морщась.
– Дружеская, – язвительно передразнила собеседница. – А подарок на Рождество вы другу вашему сердечному приготовили?
– Я… думаю над этим.
– Молодежь пошла: в кармане – дыра, в голове – ветер! – проворчала домовладелица, правильно истолковав заминку. – Пока вы по-дружески малюете свои писюльки, кто-то посмелее да понаходчивее уведет вашу зазнобу. С женщинами надо как? Жестко и решительно, – она стиснула хрупкие морщинистые пальцы в кулачок, потрясла им. Смотрелось, скорее, мило, чем весомо. – Брать и привязывать к себе. А для этого, запомните, керр Юрген, есть всего две надежные вещи: признательность и любопытство. Да, любопытство и признательность – единственное, чем можно завоевать женское сердце.
Келер Вермиттерин задумалась. При этом она так смотрела на молодого человека, что он почувствовал себя свиной вырезкой в лавке мясника, причем вырезкой уже попахивающей.
– А знаете, есть у меня идея. Пожалуй, я вам подсоблю с подарком. В благодарность за помощь с уборкой.
Старушка поманила его за собой в гостиную.
Комната выглядела так, что с нее можно было писать пасторальные открытки. Невысокая ель в углу, скрыв за собой часы с кукушкой, источала запах хвои и смолы. На креслах лежали пледы крупной вязки, на столике – кружевная скатерть. Вдоль ближайшей стены высился монументальный сервант. Треть противоположной занимал камин, облицованный серым мрамором. Чудовищный зев огораживала ажурная кованая решетка. На полке выстроились фарфоровые кони – черные, белые и рыжие иноходцы с развевающимися гривами.
Устроившийся на ковре перед камином Лютик заинтересованно принюхался, но, поняв, что угощения не предвидится, снова отвернулся.
– Где же оно было-то?
Келер открыла дверцу серванта, вытащила из его бездонных недр металлический ящик. Сейф задрапировали тканью, но та давно ободралась, оставив на память о себе клочья фетра и следы клея. Замок тоже оказался сломан, или старушка не считала нужным им пользоваться.
– Как думаете, вашей керляйн понравится?
Домовладелица вытащила коробочку рдяного бархата, открыла. На светлой подложке красовалась брошь в виде пчелы. Золото было того благородного оттенка, что характеризует старый металл. Наполовину расправленные крылья украшала цветная эмаль, для груди использовали первосортную жемчужину. На брюшке и голове блестели хрусталь и агат, а вместо глаз горели два рубина.
Хоть Юрген и мало смыслил в ювелирных украшениях, но сразу признал, что вещь штучная, выполнена на заказ и давно, раритет. Каждый коготок и усик, каждую шерстинку на лапах мастер проработал с особым тщанием – если он и использовал ману, следы за много лет выветрились.
– Хороша?
Домовладелица покрутила коробочку в руках, любуясь сама и давая полюбоваться Юргену на игру света в камнях.
– Келер… – замялся молодой человек, с трудом отводя взгляд: как чудесно пчелка смотрелась бы на платье Катрин. – Это очень дорогой подарок. Я не могу его взять.
– Можете, – жестко перебила старушка и тут же смягчилась. – Вещи должны приносить пользу, керр Юрген, в крайнем случае удовольствие. Иначе это просто хлам, сколько бы они ни стоили. Мне брошь все равно не нужна, так пусть послужит на благое дело.
Глава восьмая
В субботу потеплело, и Юрген, который к выходным полностью выздоровел, рискнул пригласить керляйн Хаутеволле на прогулку. Они с Катрин договорились встретиться в четыре у входа в Кленовый парк, но молодой человек безнадежно опаздывал.
Виной тому была кошка, обычная помойная крысоловка, забравшаяся в подвал к келер Вермиттерин, а точнее, сама келер, решившая выманить приблуду разложенными у продуха рыбными потрохами, и невнимательность Юргена, который, окрыленный мыслями о предстоящем свидании, не глядел под ноги и потому, конечно, наступил на «мину». А возможно, дворник, вовремя не посыпавший подходы к дому песком…
Выяснять причины, приведшие к неприятной ситуации, Юрген мог долго, но факт оставался фактом – парадные брюки оказались безнадежно испорчены, а запасные он, как назло, накануне отдал в прачечную и еще не получил обратно. Келер Вермиттерин, проникшись сочувствием к бедственному положению молодого человека, предложила помощь, но, несмотря на все старания, избавиться от въедливого рыбного запаха до конца не удалось.
В итоге, потеряв немало времени, дом Юрген покинул в брюках ее покойного мужа – новых, ни разу не надетых, но устаревших лет на десять и от долгого нахождения в шкафу приобретших характерный дух слежавшегося белья. Тоже не самый достойный вариант, но, по крайней мере, они не воняли стухшей селедкой.
За полквартала до городского парка Юрген перешел на шаг, восстанавливая дыхание после пробежки, а заодно собираясь с мыслями. Буквально в ту же минуту из-за поворота навстречу вырулил манакат. То ли, оскорбленная опозданием, девушка решила отменить свидание, то ли, не обнаружив молодого человека в условленном месте, со свойственной ей практичностью выехала навстречу.
К облегчению Юргена, манакат сбавил скорость и остановился рядом. Дверца открылась, но, вопреки ожиданиям, внутри оказалась не Катрин, а пятидесятилетний мужчина приятной наружности. Костюм, неброский, но из хорошей шерсти, и черная лакированная трость с позолоченным набалдашником говорили о достатке, как и стильная стрижка от умелого цирюльника. С дочерью его роднил уверенный взгляд и упрямая ямочка на подбородке.
– Керр Фромингкейт, не уделите мне немного времени?
Есть приглашения, от которых не стоит отказываться без веских на то причин. Разговора же конкретно с этим человеком было и вовсе не избежать,