Экипаж въехал на территорию лабораторий и артефакторных, и с обеих сторон потянулись двухметровые ограды с колючей проволокой, нагонявшие уныние, а на некоторых и клаустрофобию.
У ворот Зайденфоллен его встретил уже знакомый охранник. Тщательно изучил документы, буркнул: «Ждите!» – и вернулся в будку. С улицы было видно, как он что-то настукивает на странном черном аппарате. Заметив взгляд стажера, сотрудник службы безопасности потянул дверь на себя, захлопывая ее.
Юрген остался перед запертыми воротами.
– Телеграфирует он, – пояснил кучер, сжалившись над растерянным молодым человеком. Возница слез с облучка и заботливо подкармливал кобыл припасенными в кармане сушеными яблоками. – Печатаешь здесь, а там читают, – он неопределенно махнул рукой в сторону далеких корпусов.
– И оно действительно работает? – заинтересовался стажер.
О телеграфе недавно писали в «Научном обозрении», называя его не иначе как важнейшим прорывом года. Автор статьи больше уделял внимание не техническим выкладкам (возможно, скрытым патентным бюро), а радужным прогнозам, как круто изменится жизнь к лучшему, когда изобретение будет доступно каждому гражданину.
Юрген к восторгу автора статьи отнесся скептически, помня, каким пшиком обернулся искусственный источник маны, а ведь возбуждения в научных кругах открытие вызвало не меньше. Первым же вопросом стояла максимальная дальность, на которую передавалась информацию. Вторым – маршрутизация: если взять несколько телеграфов, то разве не запутаешься, какое сообщение кому предназначено?
Хотя никто не мешал мечтать, как было бы удобно, если бы существовал способ мгновенно оповещать городские службы о беспорядках и пожарах. А если еще удалось бы протянуть линию до других поселений, стали бы не нужны курьеры и не приходилось бы по полмесяца ждать писем от родственников.
– Шут его знает, – оборвал все надежды на разговор возница, рассеянно погладил ближайшую лошадку по морде.
Керляйн Висеншафт появилась минут через десять. В строгом форменном сюртуке с нашивками она выглядела до того официально, что Юрген едва удержался и не откозырял.
– Первый отдел, полагаю? Керр… Фромингкейт?
Вспоминая фамилию, женщина слегка запнулась, и стажер облегченно перевел дух: похоже, его опасения были напрасными и создательница големов нуждалась в обычном сопровождении, а не мальчике для развлечений. Он даже подал ей руку, помогая забраться в экипаж.
Впрочем, то, с какой нежностью она, приветствуя, потрепала Беса и Ворона по волосам, снова всколыхнули все подозрения насчет пристрастий керляйн Висеншафт. В этот момент она выглядела точь-в-точь как капризная девчонка, дорвавшаяся до любимых кукол.
Экипаж тронулся.
– В документах пунктом назначения указано Ханехеште, – заметил Юрген, лишь бы не молчать в присутствии женщины: это считалось дурным тоном. – Сомневаюсь, что вас интересует служба социальной опеки, воскресная ярмарка или сквер Влюбленных. Мы направляемся в питомник, где разводят овчарок?
– Да. Мы едем за собакой. Вас это удивляет?
Ученая, занимающаяся созданием големов для особого отдела, лично отправляется за блоховозом? Не слишком ли много чести?! Юрген не то чтобы плохо относился к животным, просто после едва не состоявшегося в детстве знакомства с клыками бешеной дворняжки не терпел собак и старался держаться подальше. Наверное, он произнес мысль вслух, потому что спутница вдруг спросила:
– А вы не думали, что это они оказали нам честь, выбрав собственными хозяевами?
Похоже, керляйн Висеншафт, ко всему прочему, была ярой любительницей собак. Учитывая, что, согласно предписанию, в данный момент она являлась еще и непосредственным начальством, Юрген счел за лучшее промолчать и замять разговор. Но лицо его выдало.
– Я вижу, вы со мной не согласны, керр Фромингкейт.
– Нет. Просто… извините.
– Просто что? – подбодрила собеседница. – Смелее, я не обижусь.
– Так обычно говорят те, кто не любит людей.
– Вы раскусили меня.
Керляйн хмыкнула и вытащила из портсигара тонкую папиросу. Вопросительно посмотрела на Юргена, тот неохотно кивнул, и она закурила. В воздухе повис сладковато-тошнотворный аромат.
– Дурная привычка, от которой я никак не избавлюсь. Надо потом проветрить. – Она с наслаждением затянулась, стряхнула пепел прямо на пол. – Так вот насчет людей… – керляйн Висеншафт кивнула на Ворона. – За два года я создала около тридцати кукол. Каждый из одаренных, ставших для них основой, при жизни был преступником: избивал и убивал, насиловал… творил иные мерзости, о которых даже упоминать противно.
– Вы никогда не видели людей, растерзанных стаей дворняг? Собаки тоже далеко не ангелы.
– Дикие… – керляйн поморщилась, словно поражаясь, как можно быть таким бестолковым, не понимать элементарных вещей, снова затянулась. – В ответ на заботу они отплатят беззаветной преданностью и любовью. Люди же, сколько им ни делай добра, продолжают гадить исподтишка. И однажды я подумала: мир стал бы гораздо лучше, если человек обладал бы таким же душевным благородством, как собака. Вам же понравились мои песики?
Статуя перед лабораторией приобрела иной смысл.
– Получается, мы едем за… основой для управляющей руны?
– Именно. Вас опять что-то смущает?
– Удивляет. Как при всей вашей любви к собакам вы готовы использовать их для создания големов?
– У меня очень странные суждения о любви, керр Фромингкейт. Вещи, которые представляют ценность, я хочу сохранить в неизменном виде, заморозить время, словно муху в янтаре. Пусть вы назовете это цинизмом, я слишком практична, чтобы разбрасываться таким редким даром, как верность. Смысл жизни этих псов – служить Федерации, – керляйн Висеншафт потрепала Ворона по щеке, – и они счастливы служить в новом теле.
Показалось, или в ответ на ласку Ворон едва заметно улыбнулся.
Экипаж свернул с оживленной улицы в глухой тупик, остановился на крохотном пятачке перед одноэтажным бараком. Когда керляйн Висеншафт открыла дверцу, стал слышен приглушенный собачий лай.
– Сюда, керр Фромингкейт, – женщина поднялась по рассохшемуся крыльцу.
Крохотная комната за тяжелой дубовой дверью едва вмещала в себя конторку для письма, этажерку с бумагами и усыпанный шерстью продавленный диван, на котором вздыхала седая сука со слезящимися глазами. Рядом сидела миниатюрная девушка, молоденькая, почти ребенок, и наглаживала собаку. В помещении висел тяжелый дух болезни и мокрой шерсти.
– Фрея, потерпи немного, моя хорошая. Фрея… свои!
Овчарка, встопорщившая уши и заворчавшая при появлении чужаков, с облегчением улеглась обратно.
– Агнесс, рада тебя видеть. – Собачница приветствовала керляйн Висеншафт словно давнюю подругу. – Керр, доброе утро.
Улыбка, подаренная Юргену, была гораздо холоднее. Когда она повернула голову, стажер понял, что ошибся насчет возраста: незнакомка относилась к тому типу женщин, которых отлично описывает фраза «маленькая собака до пенсии щенок».
– Доброе утро, Марлен. Фрея, да? Давай знакомиться, Фрея.
Не боясь испачкаться, керляйн Висеншафт опустилась на колени перед овчаркой, дала себя обнюхать, зарылась пальцами в мех.
– Хорошая девочка. Умница. Ей десять?
– Одиннадцать, – поправила Марлен.
Убедившись, что подруга и Фрея нашли общий язык, собачница слезла с дивана, прошла за конторку. Поманила Юргена, забрала документы, принялась заполнять журнал.
– Как у вас тут дела? – керляйн Висеншафт на мгновение отвлеклась от воркования с сукой.
– Все по-старому, – отозвалась Марлен, водя пальцем по линованному листу в поисках нужной строчки. – Шум, гам, суета. Споры с бухгалтерией по поводу средств на обновление вольеров. Вчера егерь из Науталлена забрал пару кобельков. Должны были еще из коммуны Таубер подъехать, но у них возникли какие-то трудности. Динка ощенилась, замечательный помет…
Юрген почувствовал себя лишним. Краем уха прислушиваясь к трескотне, он бездумно разглядывал грамоты и вырезки из газет, которыми обклеили всю стену за конторкой. Конечно же, статьи были посвящены собакам: «Пес нашел потерявшегося в лесу ребенка», «Щенок спугнул грабителя», «…признана лучшей овчаркой». Взгляд зацепился за знакомое имя: «Благодаря Бесу полиции удалось задержать нелегальных поставщиков дурманной травы. Начальник седьмого участка полагает, что получится выйти на главарей преступного синдиката».
– …я уж опасалась, дадут рекомендацию на усыпление. Готово.
Увлекшись статьей, Юрген не сразу понял, что обращались к нему. Марлен раздраженно впихнула стажеру в руки ветеринарный паспорт и снова забыла о его существовании.
– Может, щенков-то посмотришь?
– В другой раз, – с сожалением отказалась керляйн Висеншафт.
Она сняла со стены шлейку, привычно защелкнула на ошейнике, потянула. Собака с трудом сползла с дивана, потрусила за новой хозяйкой, подволакивая заднюю ногу.
– Я загляну на неделе, – пообещала вслед Марлен.
– Буду ждать.
У экипажа возникла заминка. Фрея несколько раз пыталась забраться по крутой приступке, но лапы подгибались, и она соскальзывала. Керляйн Висеншафт неодобрительно оглянулась. Юрген преодолел себя и затолкнул овчарку в экипаж. На ладонях осталась склизкая шерсть. Он брезгливо обтер руки о снег, но полностью избавиться от запаха псины не смог.
Фрея обнюхала Беса и Ворона – без интереса, исследуя территорию. Улеглась на пол. Агнесс склонилась над ней, почесывая за ухом.
– Хорошая девочка.
Люди, големы и собака – в карете сразу стало тесно. Керляйн Висеншафт увлеклась сукой. Сожалея, что не сообразил перебраться к вознице, Юрген отгонял мысли о клыках, находящихся в полуметре от его голени. Успокаивало, что собака старая и воспитанная, зубы у нее давно сгнили и ехать до лаборатории недалеко, а там он распрощается как с сукой, так и ее хозяйкой. Стажер бы и кукол заодно оставил, да придется объясняться с керр Фликеном и шефом.
Карету тряхнуло и резко накренило в сторону. Юргена бросило вперед, на Ворона. Керляйн вцепилась в ошейник, удерживая собаку.