Записав адрес и оставив смоченный живительным раствором бинт, врач удалился. Юрген подхватил женщину за талию, и они медленно заковыляли к краю тротуара. Келер несколько раз порывалась обернуться, посмотреть на следующих за спиной големов.
Идти и правда оказалось недалеко. В переулке было тише, чем в центре, но народу тоже хватало – в основном молодых людей и женщин с детьми. Пара соседей обернулась им вслед, кто-то даже окликнул, но спутница Юргена, похоже, недостаточно хорошо себя чувствовала для разговоров и объяснений. Стажер пожалел, что не настоял на лечебнице.
Дом номер два – единственный, в котором не горели окна. Молодой человек на всякий случай постучал, не дождался ответа.
– Ключ в правом кармане, – прошелестела келер.
Юрген на секунду замешкался.
– Простите, – решился он, радуясь, что темнота скрыла румянец.
Дверь отворилась легко: ощущалась хозяйская рука. Газовый рожок осветил прихожую. Зонты в плетеной корзине, вешалка с верхней одеждой, обувной шкафчик, полочка под шляпы, полочка для перчаток, зеркало – вещи окружали, нависали, грозились обрушиться и погрести людей под собой.
Велев големам ждать, Юрген помог женщине разуться и снять пальто, довел до низкой софы в гостиной. В темной комнате было прохладно и сыро, как и любом помещении, оставленном зимой без присмотра на половину суток, хотя, казалось бы, живущие здесь люди могли позволить себе прислугу. Юрген подумал, что надо растопить камин, отыскать кухню и вскипятить чайник, но постеснялся хозяйничать в чужом доме.
– Келер Швестер… – кажется, Луцио обращался к ней именно так, – как вы себя чувствуете?
– Уже лучше. Извините меня, керр…
– Фромингкейт, – представился Юрген.
– Прошу прощения за неудобства, – виновато улыбнулась келер. – Я сама не ожидала, что окажусь настолько… слабой.
– Вам еще чем-нибудь помочь? – больше из вежливости осведомился стажер. – Позвать кого-то? Найти вашего мужа?
– Не уходите! – испуганно вскинулась она, будто он и впрямь мог покинуть женщину в таком состоянии одну, и тут же измученно опустилась обратно на подушки. – Помочь? Пожалуй, да. Вы ведь напарник Луцио?
Юрген кивнул.
– И знаете, что случилось с его прошлым напарником?
Стажер помедлил, не желая обсуждать эту тему с посторонними.
– Я ведь не из любопытства спрашиваю, – поспешила добавить келер Швестер, заметив, как он нахмурился. – Гейст Рухенштат был моим братом.
Юрген понял, что отмолчаться не удастся, и выбрал нейтральное:
– Я читал дело триста пятьдесят два.
– Дело. Конечно, для вас это всего лишь дело!
Келер Швестер презрительно скривилась, будто ничего иного и не ожидала услышать.
– При всем уважении…
– Извините, – опомнившись, она закрыла рот ладонью. – Я не хотела грубить. Просто… я слишком хорошо помню тот день. Старшему сыну исполнялось восемь. Должны были прийти гости… Накануне я умаялась с уборкой и готовкой, с трудом доползла до кровати. Гейст явился среди ночи и заперся в прачечной: за несколько дней до этого он поссорился со своей невестой, съехал с арендованной квартиры, договорившись, что какое-то время поживет у нас. Мне показалось, он был сильно пьян. Очень долго возился с замком у входной двери, никак не мог попасть ключом. Проверять я не стала: не хотелось снова ругаться. Мы уже сцеплялись языками, когда он приполз на бровях от одной дорогой шлюшки – и это в Рождество!
Чувствовалось, женщине нужно выговориться, выплеснуть скопившуюся на душе боль, и Юрген не решился перебивать.
– С самого утра Гейст был непривычно тихий, рассеянный… подавленный какой-то. Знаете, он всегда с удовольствием возился с племянниками, хулиганил похлеще них, а тут мальчишки позвали его играть, а он вроде и согласился, а сам словно в другом месте находился. Ребята даже обиделись.
«Какие уж тут игры, с восемью-то трупами за спиной!» – подумал Юрген. Келер Швестер запнулась, продолжила:
– Гейста забрали посреди торжественного ужина. Ввалились с оружием. Перепугали детей. Знаете, как бывает? «Никому не двигаться! Вы арестованы! При сопротивлении стреляем на поражение!» Брат и не сопротивлялся, только хохотал словно безумный, когда запястья заковывали в колодки. Как его запихнули в черный экипаж, до сих пор стоит перед глазами.
Келер Швестер сцепила руки в замок, пряча дрожь в пальцах.
– Нам отказали в свидании. С Луцио тоже. Я только потом, спустя три месяца, узнала, что его тогда отстранили от расследования и держали под домашним арестом. Две недели неизвестности и мучительного ожидания, две недели слухов и догадок, после которых нам зачитали приговор. Восемь жертв, использование служебного положения во вред государству… смертная казнь.
Она всхлипнула, вытерла глаза краем платка.
– Простите. Я до сих пор не могу поверить. Гейст не стал бы… Да, он еще в интернате не отличался послушанием. Мог и к девчонкам в общежитие ночью залезть, и морду набить. Но за дело, всегда за дело. Помню, один мальчишка не давал мне проходу, так Гейст переговорил с ним по-свойски, и тот оставил меня в покое. Или случай был: старшеклассник повадился малышей трясти. Детей же из дома с вещами обычно привозят, да и потом родители передачи носят – есть на что позариться.
Келер Швестер скомкала в руках платок.
– Все знали, но боялись связываться, а брат не испугался, хоть и был ниже на полголовы и весил в два раза меньше. Месяц хромал и криво улыбался, но и тот урод малышню больше не задирал. Гейст очень близко к сердцу воспринимал любую несправедливость, – келер Швестер поняла, что увлеклась, и смутилась. – Я все к чему? У брата выпускная характеристика далеко не идеальная была. Поэтому я и удивилась, что его взяли в первый отдел. Наверное, Луцио замолвил словечко. Они в университете сдружились. Да и сам Гейст не то чтобы остепенился, но все-таки повзрослел, стал сдержаннее и прекратил доказывать правоту кулаками. Я до сих пор не верю, что он кого-то убил!
– Мы никогда не можем знать наверняка, чего ждать от другого человека.
Юрген поморщился от банальности фразы. Но келер Швестер, похоже, было неважно, что он говорит, хватало и того, что ее слушали.
– Мне не разрешили забрать тело, всучили дурацкое заключение о смерти, – келер всхлипнула. – В могилу опускали пустой гроб. Шесть месяцев я смотрела на проклятые десять строчек и убеждала себя, что это правда: Гейст мертв и мы никогда больше не увидимся. Шесть месяцев молилась Господу Богу о его душе. Почти приняла…
Женщина судорожно втянула ртом воздух.
– А недавно я снова встретила его: он шел с Луцио. Окликнула, но брат промолчал, хотя смотрел прямо на меня. Холодный, будто и не живой вовсе, – келер Швестер уставилась на Юргена с безумной надеждой. – С вами сегодня… это был Гейст, правда? С ним что-то сотворили, но это же Гейст?!
– Мне очень жаль, келер. Ваш брат мертв.
– Луцио сказал то же самое, но ведь…
– Гейст мертв, – твердо пресек Юрген. – Вы сегодня видели голема, куклу. Да, возможно, она похожа на вашего брата. Слегка, – покривил он душой. – Горе застит вам глаза, принуждает цепляться за любой шанс. Но если бы вы были внимательнее, то непременно заметили бы разницу.
– Но…
– Вы одаренная? – перебил Юрген, не позволяя собеседнице затянуть поднадоевшую песню.
– Простите? – растерянно отозвалась келер Швестер. Похоже, это было ее любимое слово.
– Вы сказали, что находились в одном интернате с братом.
– Да. В разных корпусах. Но мы общались…
– Вы чувствуете ману? Эхо артефактов? Например, это, – Юрген вытащил из кармана фонарик.
Она неуверенно кивнула.
– А людей?
– Почти нет. Я не так талантлива, как брат. Он и чужие потоки хорошо чувствовал, и свои цепи легко изменял… – Она осеклась, понимая, что снова уходит от темы. – Только одаренных и только когда они прибегают к дару.
– Как и многие. Бе… Ворон, иди ко мне! – в последний момент передумав, позвал Юнгер.
В комнату вошел темноволосый голем, замер в трех шагах, безразлично ожидая дальнейших приказов. Подавшаяся вперед женщина растерянно посмотрела на куклу.
– Вы чувствуете? Сравните меня и его.
Келер нахмурилась, между бровей появилась складка.
– Манаполе сконцентрировано в нескольких точках. Оно… отличается. Ярче. Не похоже на обычных людей и даже одаренных, – женщина растерянно подняла взгляд. – Значит, это и правда был не Гейст?
– Да, келер.
Она открыла рот, вероятно, собиралась попросить позвать и второго голема, чтобы убедиться окончательно. Юрген по себе знал, как люди неохотно расстаются с надеждой, и уже готовился выкручиваться, но тут в коридоре раздался шум и ругань.
– Что за дьявол творится у нас дома?! Ге… Ты кто вообще такой?!
Бес ожидаемо не ответил, зато встрепенулась келер Швестер.
– Исидор?!
– Дорогая! Ты дома? Все в порядке? Мне сказали…
В комнату ворвался взбудораженный мужчина в костюме банковского клерка. Увидев Юргена, он на миг растерялся, выбирая, схватиться ли за трость или напасть с голыми руками, но все же буркнул:
– Добрый вечер.
– Керр Фромингкейт, детектив первого отдела, – торопливо представился Юрген. – А вы, я полагаю, керр Швестер?
– Что-то случилось? – знакомство не успокоило хозяина дома, наоборот, еще больше насторожило. – Вы снова собираетесь допрашивать нас по поводу…
Он не договорил, опасливо оглянулся через плечо.
– Я здесь случайно.
– Мне стало плохо на улице, и керр Фромингкейт любезно согласился проводить меня до дома, – пояснила женщина.
– В таком случае примите мою благодарность, детектив, – тон не потеплел ни на градус. Керр Швестер повернулся к жене. – Я думал, ты сегодня ночуешь с детьми у родителей. Даже отпустил служанку на нынешний вечер.
– Раст забыл плюшевого медвежонка, а без него он не уснет. Я решила, будет полезно прогуляться перед сном.
Юрген понял, что он здесь лишний.
– Ворон, Бес, на выход.
На крыльце он невольно замешкался, и големы обогнали его. Лицо Беса оставалось привычно безучастным. Юрген испытал разочарование, будто втайне ожидал, что Гейст должен как-то отреагировать на знакомый дом и родных людей, и одновременно – облегчение. Кукла, она кукла и есть. Как говорил керр Фликен, оружие, инструмент без чувств и эмоций. Разговор же в манакате, скорей всего, просто померещился.